Вся эта публика вертелась вокруг нас, кричала, жестикулировала, трещали вспышки; потом подошел мужчина с телевизионной камерой и какой-то парень с наушниками и телеустановкой, а другой с микрофоном на длинной палке, и меня засыпали вопросами. При этом все они спорили, велели мне стать туда, стать сюда. И всё так громко, так шумно, так нереально, словно я попала в какой-то комикс. Я прижалась к Нэн, единственному здесь реальному существу.
Она наклонила ко мне голову:
— Куда ты сама хочешь идти, Дарлинг?
— Домой, к тебе! — сказала я громко и отчетливо.
— Ну и отлично, родная. Скажи им.
Журналисты все еще орали вокруг меня, полиция старалась увести меня с собой, телевизионщики тыкали мне чуть ли не в лицо своими журавлями-микрофонами. Мне никогда больше не представится такого замечательного случая высказать все.
— Я хочу жить с моей бабушкой, — сказала я. — Я видела по телевизору, что допрашивали Майкла, он живет в соседней квартире. Все, что про него говорили, чепуха. Он никуда не уводил меня. И никто не уводил. Я убежала сама. Я пряталась несколько дней, потому что не хочу жить с мамой. Не хочу — из-за отчима. Мне говорят, что я должна вернуться, но я не хочу. Я жила с бабушкой с самого Рождества и хочу с ней остаться. Пожалуйста… пожалуйста… я прошу вас… ведь мне можно остаться с моей бабушкой?!
На следующий день это было во всех газетах — кроме той, что договорилась с Терри об эксклюзиве. «Маленькая Дарлинг рассказывает свою историю!» Мне без конца приходилось говорить и говорить. В полиции. У социальных работников. И опять журналистам.
Одна газета затеяла специальную рубрику: Право ребенка на выбор. Специальный журнал для старшего поколения сделал интервью с Нэн «Права бабушки». О нас говорили в передаче «Звоните нам» по местному радио и немножко — в передаче «Час женщины». Потом мы с Нэн побывали на шоу «Эстер», и нас интервьюировали в «Сегодня утром». По телевизору я не слишком распространялась про Терри. Просто дала понять, что не выношу его. Я люблю мою маму, но бабушку люблю больше. И просто хочу жить с ней. Я повторяла это снова и снова, тысячу раз.
И ЭТО СРАБОТАЛО!
Нам с Нэн пришлось пойти на очень страшное собрание, где было много важных шишек из Социальной службы. Мама тоже была там. Терри не явился. Его, конечно, пригласили, но он сказал, что не намерен торчать там и, как тупой школьник, выслушивать поучения от безмозглых социальных работников. В общем, я передаю не слова, а смысл того, что он наговорил. Он был вне себя от ярости, потому что потерял «свои» пятьдесят тысяч фунтов за несостоявшееся эксклюзивное интервью; кроме того, одна газета провела собственное расследование и опубликовала беседу с одной из его бывших подружек, которая сказала, что он часто бил ее и держал в страхе ее детей.
Я так обрадовалась, когда узнала, что мне не придется его увидеть. Хотя видеть маму было тоже очень тяжело. Мне стало по-настоящему дурно. Она здорово обозлилась на меня.
— Как ты могла так поступить с нами, Дарлинг? Говорить всем, что тебе плевать на нас. Извалять наше имя в грязи, так что нам нос нельзя высунуть на улицу — все на нас смотрят и шушукаются. Один парень даже плюнул в моего Терри и назвал его подонком. Мне все равно, что бы ты ни говорила, я считаю, что он был тебе хорошим отцом, с какой стороны ни посмотри, и я тоже изо всех моих сил старалась быть тебе хорошей матерью, хотя ты никогда не была покладистым ребенком, с тобой было нелегко ладить. Ты всегда смотрела на нас исподлобья, паршивая девчонка. Что ж, живи со своей бабушкой, если тебе так хочется. А нам будет лучше без тебя, и мне, и Терри, и детям. Мы тебя больше не любим. Мы не хотим знать тебя, ясно?
Как только собрание закончилось, мама поспешила к выходу, всем своим видом показывая, что не собирается даже проститься со мной. Я бросилась за ней.
— Мама, прошу тебя! Тебя ведь я все-таки люблю, — сказала я.
— Что ж, ты выбрала странный способ показать это, сделала все, чтобы я выглядела совершенной дрянью, — сказала мама злобно… и вдруг крепко обняла меня. — Будь хорошей девочкой, Дарлинг. Как бы там ни было, ты все еще моя девочка, — прошептала она мне в самое ухо.
Несмотря ни на что, мне так хотелось прижаться к ней. Можно было подумать, я готова вернуться к ней, даже после всего, через что я прошла. Хотя знала: она не способна заботиться обо мне. И понимала, что на самом деле это я бы заботилась о ней.
— Мне так плохо, Нэн. Ведь она моя мама.
— Знаю, лапонька. Она моя дочь. Но сейчас я не могу думать о том, что лучше для нее. Сейчас я должна думать о том, что лучше для тебя.
Итак, я опять живу с Нэн. В первую неделю все немного напоминало сумасшедший дом, репортеры продолжали крутиться вокруг, не давали прохода. И миссис Уоткинс выскакивала на галерею и осыпала меня ужасной бранью, как будто это я обвиняла Майкла. Но сам он, как видно, на меня не сердился. Он всякий раз махал мне рукой и улыбался из-за спины своей матери, несмотря на то, что она запретила ему разговаривать со мной.
Социальные работники согласились с таким решением неохотно. Они намеревались каждые полгода заново оценивать ситуацию. Я знаю, все может измениться, когда Пит выйдет из тюрьмы. Не уверена, что Нэн на самом деле выберет меня, а не его. Он отец Пэтси. Но какое-то время я могу жить с моей Нэн спокойно. Может, это и неправильно — требовать от человека клятву навечно.
Индия уверена, что всегда сумеет где-нибудь меня спрятать. Не в том секретном убежище. Их дом выставлен на продажу. Но Мойя говорит, они найдут жилье неподалеку. Ей необходимо жить поближе к студии. И мы с Индией не можем потерять связь друг с другом — к тому же я работаю теперь на ее маму.
Я — новая модель Мойи Аптон!
Индия не возражает, хотя сама она просто терпеть не может вещи от Мойи. Но признает, что на мне они все-таки выглядят классно. Я-то считаю, что они выглядят просто фан-тас-ти-чес-ки! Мы сделали несколько фотографий для журналов «Вог» и «Татлер». Мойя не имеет ничего против, что я бледная и худая. Для нее не помеха мои немного косящие глаза и даже шрам на лбу. Я очень волновалась, когда газета «Гардиан» напечатала статью о том, как вредно использовать истощенных уличных беспризорных, заставляя их работать моделями для модных журналов. Я думала, Мойя откажется от меня и снова вернется к Фебе, как к своей главной модели, но она сказала, что это как раз хорошая реклама.
Индия вздохнула и закатила глаза — но меня не терзала.
Мы все еще лучшие подруги навсегда. И такими навсегда останемся. Ведь это так, Индия?
Да да да да да да да да да да да да да да да да да да!
Дорогая Китти…
Нет, это же глупо. Зачем мне теперь выдуманная подруга? Моя подруга — Дарлинг. И так будет всегда. Это так, Дарлинг?
Да да да да да да да да да да да да да да да да да да да!
Сейчас я пишу свой дневник дома у Дарлинг. Как чудесно, что его можно так называть — домом Дарлинг! Немного позднее мы с ней пойдем в танцкласс Нэн, по пятницам у нее вечера народных танцев. Пэтси тоже идет. Она просто великолепно танцует, куда лучше нас. У Дарлинг тоже хорошо получается, хотя иногда она путает, где лево, где право. Себя я считала совсем безнадежной. На дискотеке мне никогда не удавалось уловить ритм. На школьной дискотеке я двигалась неуклюже, нескладно покачивала руками (к сожалению, и задницей тоже и выглядела невозможной дурой. Я просто не понимала, как и что нужно делать. Но народные танцы — это совсем другое. Тут вам не приходится что-то выдумывать во время танца. Вы разучиваете каждое отдельное па, каждое движение руки, и притопы, и прихлопы, и толчок ногой. И все это вы заучиваете до тех пор, пока последовательность движений не запечатлевается у вас в голове и ноги подчиняются вам автоматически.
Кроме того, я легка на ногу, хотя сама такая тяжелая. А вообще толщина не имеет никакого значения. В классе у Нэн есть несколько дам просто огромных, но тем не менее они прекрасно танцуют. Там есть и старые леди, но посмотрели бы вы, как они покачиваются, с каким важным видом двигаются под одобрительный свист мужчин. Некоторые мужчины тоже вполне старые, но Джеф и Стив молодые, они носят клетчатые ковбойские рубашки удачной расцветки и настоящие ковбойские сапоги со стальными носками, и танцуют они в бешеном темпе. Это особенно здорово в общих народных танцах. Тут совершенно не важно, что ты и кто ты, молодой или старый, парень или девушка, просто все пляшут и веселятся. Это в самом деле фантастическое чувство, когда мы все вместе, притопывая, кружимся под очередной сонг.
Раньше я никогда не попадала в ногу, решительно ни с кем. А Нэн говорит, что у меня получается очень мило для начинающей. Иногда она ставит меня впереди, и остальные могут копировать мои движения. Но тут приходится постоянно быть начеку. Стоит подумать о чем-то другом, как ты теряешь последовательность движений и сбиваешься. И это еще одна хорошая сторона общих танцев. Тебе просто не до того, чтобы думать о своих бедах.
