Король даже не предполагал, что кино может ему понравиться. Показывали войну. Одни солдаты стреляли к других. Одни наступали, другие отступали. Потом наоборот. Убивали и расстреливали. Он посмотрел фильмы «Мы из Кронштадта», «Чапаев» и другие. Самая большая трудность для Его Величества заключалась в том, что он никак не мог сразу решить, на чьей быть стороне: и те и другие были для него, в сущности, одинаковые, одинаково одеты, одинаково вооружены и говорили на одном языке. Карп, сидевший рядом, то и дело ему объяснял: «Это наши». И тогда Король переживал за успехи и неудачи тех, за кого был Карп. Очень скоро все опять спуталось. Когда же Карп громко смеялся вместе с другими солдатами в зале, то и Король давал волю своему колокольчику.
Однако и в «Скалу» они с Карпом, бывало, ходили, когда Карп находил время, а что у Карпа имелись деньги на кино, это Королю казалось само собой разумеющимся. Здесь они смотрели тоже малопонятные фильмы, порою на удивление дурацкие, по их мнению, вещи. Однажды, например, в киножурнале показывали соревнования по сидению на столбе. Женщины в шляпах, с зонтами, в длинных платьях, с журналами в руках, модно одетые мужчины сидели на высоких столбах, иногда их кормили друзья и родственники, подавая еду на длинных палках. Люди на столбах читали книги, играли на гитарах, пели, и так по нескольку суток. Кто победил, Король и Карп так и не узнали. Ну, разве не глупое это дело?
Король теперь говорил Карпу «товарищ», и Карп к нему обращался так же. Это потому, что в газете напечатали объявление: «“Господин” и “госпожа”, как обращения буржуазные, заменяются обращением “товарищ” независимо от пола человека, к которому обращаются».
Газетные новости Король узнавал теперь в торжественной комнате, где по вечерам собирались Алфред, Хелли, Тайдеман, доктор Килк или кто-нибудь еще. Не все было доступно пониманию Короля. Например, когда говорили, что где-то в Нарвской волости создан первый колхоз, который назван «Навстречу счастливой жизни». Здесь Королю все было непонятно: что такое колхоз? и почему «Навстречу счастливой жизни»? Наверно, это было смешно? Потому что все над этим сильно смеялись.
Смеялись и над тем, когда читали вслух о том, что в человеческом организме уже с рождения заложено свойство — приспособляемость, от которого трудно избавиться; что в городе Журавлей уже давно распорядились завести в учреждениях и магазинах книги жалоб, что решение вступило в силу полтора месяца назад, правда, книгами жалоб не спешат обзаводиться; что из склада Э. Т. К. магазинам отпускаются товары для распродажи, но они частично в магазины не поступают, вместо товара в магазины поступают деньги за них — с такой вот приспособляемостью, превратившейся в привычку, человеческому организму трудно бороться.
В торжественной комнате обсуждался закон по борьбе с экономическим саботажем — Королю опять непонятно, — за который виновных наказывают конфискацией имущества и заключением в тюрьму. Его воображение поразило сообщение, вычитанное взрослыми в газете «Наша Земля», которая стала называться «Голос Острова», про говорящие часы в Ленинграде: человек может позвонить по какому-то номеру по телефону и часы человеческим голосом сообщат, сколько времени. Особенно же много «Наша Земля», она же «Голос Острова», стала перепечатывать материалов из российских газет. В «Известиях» писали, что эстонский народ может теперь выпрямить спину. Международных событий, правда, уже почти не освещали, иногда лишь давали короткие, скупые сообщения. Да и где поместить просторные, если в каждой газете много места занимали портреты вождей и картинки под заголовком «Победоносная дорога социализма», изображавшие счастливую жизнь в Советах.
Людям в торжественной комнате было смешно. У Короля то, что им было смешно, вызывало грусть.
Они говорили, будто у русских все ненастоящее: спортсменки толкают ядро на рекордные расстояния, потому что оно… внутри полое. В магазинах у них нет продуктов, а богатство на витринах… деревянное. Офицеры велосипед называют… машиной; их жены ходят по городу в ночных сорочках, принимая их за бальные платья; солдаты знают только три песни: «Широка страна моя родная», «Кипучая, могучая» и «Катюша». Еще много всякого говорили: как они хвастливы, эти русские, как любят, чтобы их считали умными. Все, что бы они ни делали, — делали плохо: все у них разваливается или совсем не получается, почти как в кино «Волга-Волга», которое они с Карпом смотрели. И выходило, что русские совсем ненастоящие люди. Королю же было обидно, потому что у него был настоящий друг — Карп, но защитить друга он не мог, и от этого становилось грустно.
Когда он валялся на своей кушетке на веранде и любовался солнечными лучами на стеклах, ему приходила в голову тревожная мысль: когда я буду большим, кто меня тогда будет защищать? Сейчас он себя чувствовал в безопасности, потому что знал: Алфред его защитит. Он не мог себе представить, что жизнь может стать совсем другой, хотя инстинктивно ощущал, что когда-нибудь не будет ни Алфреда, ни Хелли, еще раньше не станет Ангелочка и Юхана. Он думал о смерти. Он видел однажды похоронную процессию, даже заходил в церковь и смотрел на покойника в гробу и на людей, стоящих вокруг со скорбными лицами. Людям, по-видимому, было жаль покойника, но Король ничего не чувствовал. Что такое смерть?
Да, трудностей в настоящей зависимости от многих и многого в жизни хоть отбавляй, но все-таки теперь она надежнее, чем когда ты один и кругом полная неизвестность.
В середине июня соседний мальчик Алберт позвал Короля поехать с ним на Абрука, на свою родину. Король согласился, он еще не бывал на Абрука. С Алфредом они ходили мимо на парусах брать угря, и Алфред говорил, что на Абрука ореховые леса, в них ходят, совершенно никого не боясь, лани и козы, лисы и зайцы; что Абрука всего километра три вширь, а длиною немногим больше, что там целая деревня.
Из этой деревни и был родом Алберт, а также его строгие отец и мать. Родители Алберта были рыжие. Кто-то сказал, что красноголовые — очень вредные люди. Алберт и Анна не были вредными, а были очень даже скромными и доброжелательными.
Поехали на Абрука с Яанусом — молодым рыбаком, который ухаживал за сестрой Алберта Кларой уже седьмой год, а Клара его за нос водила, хотя Яанус, по мнению Алберта, неплохой парень. Алберт помогал ему возиться с мотором — что-то прикрутил, что-то отпустил, и, скорее всего, никакой помощи Яанусу не нужно было: надо же было Альберту показать свою осведомленность в «корабельных» моторах.
Король же валялся на маленькой палубке на носу моторки и смотрел в воду, на то, как менялся ее цвет в зависимости от глубины и водорослей. Море в то утро было тихое, почти без волны, утреннее солнце приятно грело голые пятки Его Величества, настроение создалось романтическое.
Издали остров казался сказочной страной восходящего солнца. Король разглядел зеленые ковры лугов и лесов, среди которых виднелись выкрашенные в яркие краски дома, красные, белые и голубые. Прибрежная полоса моря и суши была усеяна маленькими и большущими, величиной с дом, валунами. Король с лодки глазел на приближающийся остров, который на утреннем солнце выглядел как-то по-особенному свежим, и ему казалось, будто он действительно видит кроны высоких пальм, под которыми расхаживают жирафы, антилопы бегают стайками и леопарды лениво позевывают, возлежа на толстых ветках хлебного дерева; тут же бегают страусы и обезьяны свисают с пальм, зацепившись длинными хвостами.
Потом оказалось, что дома в деревне не были особенно яркими, это Королю так только показалось. Дома как дома, такие же, как везде в деревнях на Островной земле, как и в Звенинога, то есть обыкновенные хуторские дома. Так же и отчий дом Алберта ничем особенным не отличался. Клара, конечно, не была американской кинозвездой, похожей на ту, в которую Король не так давно был влюблен, — высокая, худенькая, рыженькая, веснушчатая, быстрая в движениях, сероглазая, приветливая, она в конце концов Королю понравилась.
Конечно же их напоили молоком, накормили черным хлебом собственной выпечки. Иначе и быть не могло: абрукским жителям не с руки мотаться морем за каждой мелочью в город. На Абрука магазин был, но здесь рыбакам продавали главным образом керосин, рыболовную и хозяйственную утварь.
Король и Алберт бегали в тени высоких деревьев, которые не были пальмами, и хлебные деревья здесь не росли, кипарисы тоже. Что это за деревья, Король не знал даже, они были высоки, перекидывали через дорожки длинные мощные ветви, похожие на огромных змей, сплетающихся в заколдованное, согнувшееся и застывшее тысячелетнее зелено-серебристое чудовище. Когда вдруг через все это переплетение над ними прорвалось солнце — что это была за красотища! И выяснилось, что по обе стороны дороги возвышались огромные древние дубы, а под ними густо рос папоротник и темно-зеленый, иглистый вездесущий можжевельник.
