оказался рядом, схватил зубами за штаны, придержал — да только поздно: рука уже коснулась блестящей шляпки. Хозяйка ойкнула — хитрый пенёк рванул вперёд, таща её за собой по траве. Ткань штанов затрещала, и Снежку пришлось разжать зубы. Но Алёнка тоже оказалась не промах — петельку на пень всё-таки накинула и крикнула:
— Снежочек, фас!
Симаргл в два прыжка настиг убегающий пенёк и — клац — ухватил свободный конец верёвки. Шустрый пень дёрнулся и остановился. Алёнка села, отряхиваясь от жёлтых листьев, её ладошка по-прежнему лежала на шляпке гриба.
— Ну что, — прищурилась она. — Так и будем держать друг дружку или, может, поговорим?
— Твоя взяла, ведьма, — послышался дребезжащий голос, и пенёк, со скрипом разогнувшись, обратился в сухонького старичка с улиткой на шапке. Вместо носа у него рос сучок с листком на самом кончике, пальцы были длинными, как ветки, а волосы напоминали сухую траву. — Убери своего пса, и я тебя отпущу. Так и быть, не стану наказывать за то, что к лесным дарам руки в неурочный сезон тянешь. Ишь, жадина!
— Неправда, — Алёнка надула губы. — Во-первых, я не жадина. Мы тут вообще-то по делу. А во-вторых, сперва ты убери свои липкие грибы, а там посмотрим.
— Что значит, «посмотрим»? Нет уж, всё должно быть по-честному. Я обещаю, значит, и ты слово давай, — дедок сплёл на груди свои руки-веточки.
— Я тебе не верю! Ты ведь аука, — Алёнка погрозила ему пальцем свободной руки. — Меня предупреждали о твоей вредной натуре. Кто Катерину и Тайку чуть в омута не завёл? Не ты ли?
Старичок в ответ скрипуче рассмеялся:
— Ну ты даёшь, ведьма! Глаза-то протри! Уже честного моховика от ауки отличить не можешь, пф! — он осуждающе поцокал языком, а потом набрал в грудь воздуха и сдул всю липкую росу со шляпки гриба. Алёнка, почувствовав, что её больше ничего не держит, поспешно отдёрнула руку.
— Моховичок, говоришь? А не врёшь?
— Обижаешь! Я ж эта, добрый дух. Пошалить могу, да. Особливо над тем, кто жадный и лесные дары в неурочный час собирает. Но я ж не злодей какой… Не злись, ведьма. Ну что ты шуток не понимаешь? Отзови пса, по-хорошему прошу.
— А если не отзову, что тогда? — насупилась Алёнка.
— Не хочу я тебе угрожать, — вздохнул дедок, шмыгнув носом. Глаза у него были зеленющие, а густые брови, похоже, и впрямь мшистые, с лихими завитками на кончиках. — Давай так: коли сумела меня поймать, значит, неспроста так вышло. Научу тебя, как найти ауку, только отпусти.
— Снежок, фу! — решилась Алёнка.
Симаргл послушался её с явной неохотой.
— Врёт! Врёт! — он пытался докричаться до хозяйки, но та не слушала.
— Теперь расскажешь? — она сняла петлю с дедовой щиколотки и смотала верёвку (ещё пригодится).
— Ищи ветра в поле, — хохотнул моховик, скрипнув суставами. — Думаешь, я не знаю, что наш леший со своим дивьим приятелем по лесу рыскали, да так и ушли ни с чем? А знаешь почему? Не показывается аука тем, кто его ищет. Чай, не дурачок. Только тот его может встретить, кто этого совсем не ждёт. Только страхом его приманить можно али горем горьким затаённым, растерянностью, отчаянием — почувствует он добычу беззащитную, вкусную, тогда вылезет. Вот тебе тайное знаньице, маленькая ведьма. Делай теперь с ним что хочешь.
Молвил так — и исчез.
— Ну и дела… — Алёнка вытерла ладонь о траву, избавляясь от остатков липкой слизи. — Как же нам теперь быть, Снежочек?
Симаргл заскулил и принялся вылизывать ей лицо, чтобы утешить. Знал бы — подсказал, конечно. Эх, видать, эта охота с самого начала была глупой затеей… уж лучше бы они, как обычно, ворон гоняли!
Хозяйка не улыбалась, хмурилась, и Снежку это совсем не нравилось.
— Не мешай мне думать, — она отмахнулась от мокрого носа, уткнувшегося ей в щёку.
Люди всегда слишком много размышляли… симарглу это казалось очень скучным, но спорить он не стал: только вздохнул и притих.
— Придумала! — Алёнка вдруг вскочила с места и принялась решительно отряхивать колготы от налипшей сухой листвы. — Ты должен меня напугать. Аука почует мой страх, появится, тут-то мы его и схватим.
Снежок в ответ заворчал. Нет, она в своём уме? Где это вообще видано: взять и напугать родную хозяйку?
— Ну, давай, залай на меня. Но грозно, так, чтобы я поверила. Или… я не знаю, — Алёнка снова задумалась. — Думаешь, не поможет, да? Я всё равно буду знать, что ты не причинишь мне вреда…
Снежок сел, почесал лапой за ухом — теперь он тоже задумался, почти как человек — помочь-то ему очень хотелось.
— Послушай, а если… — Алёнка не успела договорить, потому что симаргл вдруг заскулил, бешено закружился, как будто бы ему в хвост впилась по меньшей мере оса, — и исчез.
— Снежочек? — неуверенно позвала она. — Эй, Снежок? Что случилось, малыш? Где ты? Ну отзовись! Эй!
Ответом ей была тишина.
— Это шутка такая? — Голос Алёнки дрогнул.
Ещё четверть часа она ходила кругами по поляне, выкликая своего симаргла, заглядывала под кустики и коряги, а спустя полчаса уже чуть не плакала — Снежок пропал.
А вдруг с ним и правда беда случилась? Скулил-то вон как жалобно…
Через час поисков Алёнка, не выдержав, разревелась. Определённо, это были уже не шутки.
— Снежо-о-ок! — она дошла до оврага, на дне которого тёк небольшой ручеёк, заглянула вниз — опять никого.
Алёнка собралась было присесть на бревно, но не успела — из-под её сапожек опять выскочил старичок-моховичок и недовольно пробурчал:
— Да что ж ты за человек такой! Нигде от тебя покоя нет.
— Прости, дедушка, — всхлипнула Алёнка, размазывая слёзы по лицу. — У меня собачка потерялась.
— Да сбежал он от тебя, наверное, — дедок показал ей язык. — Посмотрел, какая ты недотёпа, и разочаровался. Из людей ведь только самые достойные могли симарглов приручить. А ты — кулёма, просьбами глупыми его мучаешь. Устал он от тебя.
Рассмеялся — и пропал. От этих слов Алёнка зарыдала ещё пуще. И тут до её слуха донеслось жалобное поскуливание. Она подняла глаза и ахнула: Снежок был на той стороне оврага, за ручьём. Старая трухлявая сосна придавила ему лапу, и маленький симаргл не мог выбраться. Похоже, он был ранен: на белой шерсти виднелись алые пятна.
— Снежок! Держись! Я иду!
Алёнка торопливо начала спускаться по крутому склону, хватаясь за кусты. Ноги разъезжались в глине — того и гляди, полетишь кувырком вниз. Так и шею свернуть недолго. Но отступить она тоже не могла — ведь её верный друг попал в беду, ему нужна была
