— Но притворялся-то он зачем? Он же притворялся, что это — новинка! Результат многолетней работы!..
— Господи, да, может, и не притворялся! Может, забыл, как и вы забываете! Сперва-то выдумал, а потом взял да и забыл совсем, а теперь опять выдумал!
Кирилл Осипович вздернул голову, как конь:
— Я могу забыть про библиотечную книгу! Но все, что касается работы, я забыть не могу! Даже если захочу! Существует понятие: профессиональная память. Левушка все пятнадцать лет помнил об этой машине! Во сне и то помнил! Но зачем-то притворялся и обманывал всех! Зачем, я спрашиваю?
— Вот придет к ужину и объяснит. Чего расстраиваться-то?
— Опомнитесь, Марковна, тут караул надо кричать! Если это правда… это же страшно.
Кирилл Осипович стоял и машинально отмахивался рукой, отгоняя надоедливые световые пятна. Потом он все-таки догадался об их природе — рывком выключил телевизор.
— Чего… страшного-то? — спросила Марковна.
В коридоре опять взвилась телефонная трель — истошная, непрерывная. И опять никто не двинулся с места.
— Есть только одно объяснение, — сказал Кирилл Осипович. — Других нету.
— Почему это?..
— Если бы он не скрывал, не притворялся, нашлись бы другие, я знаю… Мало ли что мешает работе… Я-то уж знаю. Но он притворялся! Даже передо мной! Перед отцом! И этому есть только одно объяснение… — Кирилл Осипович обернулся к Жеке. — Иди сюда, мальчик.
Жека поднялся с дивана. Ему неловко было при этом разговоре, он сидел затаясь. Он тоже не понимал всего случившегося до конца, но чувствовал, что надвигается скандал. А ему скандалы уже надоели. Лучше бы Кирилл Осипович не впутывал его. Никакой пользы от расспросов не будет.
Но Кирилл Осипович вдруг спросил совершенно о другом:
— Ты спортом занимаешься?
— Так, немного.
— Предположим, ты прыгаешь в высоту. Можешь прыгнуть на два метра, а рекорд — полтора.
— Рекорд выше, — неохотно сказал Жека.
— Наплевать! Ты можешь прыгнуть на два, а рекорд — полтора. Что ты сделаешь, мальчик?
— Ну, и прыгну.
— На сколько?
— На два.
— Зачем? — резко спросил Кирилл Осипович.
— Побью рекорд.
— Но если ты прыгнешь чуть выше полутора, тоже побьешь!
— Я же могу — на два.
— Но этого никто не знает! — сказал Кирилл Осипович. — И ты можешь это скрыть! Поднимай планку по сантиметру — и побьешь дюжину рекордов. Очень выгодно!
— Не надо мне этого, — сказал Жека, глядя в пол.
— Потому что — обман? Так ведь? Все правильно, мальчик. Вот вам ответ, Марковна. Он понятен даже школьнику.
— Не верю я этому, — с внезапной упрямой злостью сказала Марковна.
— Других объяснений нету.
— С какой стати Левушке обманывать?
— А вот здесь — самое-то страшное. Он придумал отличную машину. Но ведь потом надо придумывать следующую! Прыгать не на два метра, а выше! Это трудно! И он повернул назад и все эти годы поднимал планочку по сантиметру: так легче и выгодней.
— Я не верю, — сказала Марковна.
— Иначе нет смысла обманывать! Нет смысла!.. Вы подумайте — я поздравлял его с этой машиной, и он смотрел мне в глаза… Сейчас он приедет с испытаний и тоже будет смотреть в глаза, будто ничего не произошло… Разве это не страшно?
— Но ведь не украл же он! Своим распоряжался!
— Он украл, и немало: пятнадцать лет жизни!
— Ну, выдумали!.. Жизни!..
— Он работает не один. У него конструкторское бюро, помощники, исполнители. Пятнадцать лет они были вместе. Он глядел им в глаза, притворялся, и они не знали, кто он такой…
— Ну, а вдруг неправда это? Вдруг он объяснит?!
— Я спрошу, почему он не пришел ко мне пятнадцать лет назад и не принес эти расчеты! Я бы помог, если что-то мешало! Я поднял бы всех на ноги. Я не позволил бы терять время! Но он не пришел, и оправданий этому нет… Никаких оправданий нет, понимаете?!
Телефонная трель прогремела в коридоре и оборвалась. Стало тихо. Часы тикали на своей деревянной башенке.
Кирилл Осипович неожиданно повел носом:
— Чем это пахнет?
— Пирог, — сказала Марковна, сморкаясь в передник. — Чего уж теперь… Пускай.
— Немедленно потушите! Праздник не отменяется: пусть приходят все гости, все до единого!
— Это как?.. Вы… не скажете ничего?
— Я спрошу его при всех. При его жене, при друзьях, при начальстве.
— Сердца у вас нету. Эко понадобилось — при всех!
— А он обманывал всех. Тушите свой пирог и принесите еще бечевку — упаковать это.
Марковна закричала так отчаянно, будто защищала себя:
— А вот он позвонится в дверь, и я скажу, чтоб не заходил! Не могу я видеть!.. При всех!! Преступник он, чтобы так допрашивать?!
— Дайте бечевку.
— И сама я уйду!!
— Дайте бечевку и потушите пирог. А то гости не усидят без противогазов.
Марковна выбежала и через минуту, просунув в дверную щель одну только руку, швырнула к ногам Кирилла Осиповича веревку.
Он присел на корточки и стал аккуратно увязывать книги. Он выстраивал их, подравнивал — точно так же, как подравнивал страницы учебника.
Вряд ли он сознавал, что делает.
— Мы можем в другой раз прийти, — сказал Жека. — Ну, за этой книжкой-то.
— А?..
— За библиотечной-то книгой.
— Я прошу извинения, что так получилось, — сказал Кирилл Осипович. — Сейчас упакуем, и все… А книгу не ищи больше, не надо.
Распахнулась дверь, ударившись о косяк. Срывая с себя передник, появилась Марковна и вновь закричала тем же отчаянным, прерывающимся голосом:
— Его хвалили все!.. Он ласковый, он душевный!.. От вас-то доброго слова не дождешься! Может, вы и правильно все делаете, да правда-то ваша — как хлеб черствый! В горле застревает!.. А он и спроказничает, бывало, да ему простишь, потому что душевный!.. Сами бы тогда воспитывали! Я как за своим ходила всю жизнь, как за родным!.. Да и своему-то бы так не радовалась!
— Не надо, Марковна, — сказал Кирилл Осипович, не оборачиваясь.
— А при всех его срамить — надобно?! Ну, провинился, ну, ошибку сделал, но чего издеваться-то над ним? Велика вина!.. Другие-то дети все с родителей тянут, на горбе отцовском сидят, а он — и квартиру сам, и обстановку сам! Ушел, чтобы вас не стеснять!
— Я б ему все это отдал, — сказал Кирилл Осипович.
— А он не хотел просить! Сам добился!
— Сколько у нас людей ждут квартиру? — сказал Кирилл Осипович. — Долго ждут. И еще будут ждать. Мы могли бы строить быстрей и лучше. Но вот сделает подлость один, рядом обманет кто-то другой, потом украдет третий… Посмотрите в окошко.
— Все я там видела!
— Это вон памятники Левушкиной доброте.
— Чего же никто другой не выдумал? — крикнула Марковна. — Раньше его?!
— Не знаю, — сказал Кирилл Осипович. — Теперь не знаю. Теперь я думаю, что Левушка мог и мешать другим. Выгодно было мешать.
— Господи! Про сына так говорите!
— Я это узнаю. Я должен точно узнать. Потому и буду спрашивать при всех.
В глубине коридора заиграли, запели какие-то серебряные колокольчики. Жека поначалу не сообразил, что это — дверной звонок. Когда они с Генкой стояли перед дверью и нажимали на кнопку, то снаружи его не было слышно.
Марковна спросила почти безголосо:
— Левушка?..
— Откройте, — сказал Кирилл Осипович.
— Может… и с гостями сразу? Не один?
— Откройте.
— Кирилл Осипыч, не надо им говорить, не надо!!. Потом спросите, чего уж, не надо при всех!.. Вот останется один — и спросите!..
— Чтоб никто ничего не узнал?
— Да ведь он молодой, ему работать с ними! Зачем наотмашь? Разве он и так не поймет, если ошибку сделал? Ну, провинился, был грех, а кто у нас без греха?! Вы сами-то — без греха?..
— Идите откройте, — сказал Кирилл Осипович.
Шаркая стоптанными туфлями, будто сразу отяжелев, Марковна двинулась в коридор. Передник она уронила на пороге.
А колокольчики заиграли во второй раз. Уж нетерпеливей.
Кирилл Осипович, сидя на корточках и затягивая на книгах бечевку, посмотрел на Жеку.
— Не могу… — сказал он бессильно.
— Завязать вам?.. Давайте!..
— Видеть его не могу. Не знаю, как буду разговаривать. Если это правда, я ведь не переживу. Честное слово.
Он отпихнул недовязанные книги, встал. Открыл ящик письменного стола. Взял какой-то пузырек с лекарством и, сжав его в маленьком, мальчишеском своем кулаке, быстро вышел из кабинета.
В коридоре хлопнула входная дверь. Голоса приближались. Марковна заглянула на миг, увидела, что хозяина нет, и скрылась. А в кабинет вошел Генка.
— Чего это у вас тут?.. — спросил он, перешагивая через валяющийся передник. — Историческое событие в разгаре? Звоню, а старуха глаза вытаращила. Будто я привидение.
