Это надо же, под самый финал! Алеша чуть не заревел с испуга и досады. Это надо же!..
Он прикручивал проволокой соединительный ящик электропроводки, а ключ положил за собой на настил. Он попятился, протаскивая длинный конец… Короче говоря, карандаш внезапно ухнул в воду. Что было делать? Нырять за ним вслед? Алеша, пожалуй, так и поступил бы, хоть это бессмысленно. Он только присел перед тем на трубу: чтобы все продумать, подготовиться, рассчитать. Но, слава богу, на сей раз купаться ему не досталось. Он уже окончательно решился, но вдруг заметил своих напарников за спиною. Они прыгали с понтона на понтон совсем близко. Старик заорал, подходя:
— Опять на железке сидишь! И вообще, чего ты сидишь?
Потом он увидел удрученно-испуганную физиономию новичка и тотчас понял причину. Галай тоже понял, поскольку карандаша на месте действия не оказалось. И тогда зловредный толстяк воскликнул:
— Я же говорил! Я знал! Они всегда с этого начинают.
— Прекрати! — оборвал его Старик. — Не дело! Сами виноваты.
— Еще чего! Он утопил, а я виноват? Эге!.. Вот багер скажет.
— Может, я попробую нырнуть? — предложил Алексей.
На это Галай засмеялся, а Старик махнул рукой:
— Сиди уж! Салага — салага и есть. Тут глубина знаешь какая!..
Когда вернулись на земснаряд, Алеша по наущению механиков сразу пошел с повинной к багермейстеру. Ничуть не зная этого человека, он почему-то трепетал перед входом в рубку, ожидал жестокий разнос. Багермейстер! Одно слово чего стоит. Уже на практике им пугали молодых. И Галай вот упомянул багера с подхалимским опасением. Оно понятно: ведь багер — главный труженик, высшая власть! Он за пультом двенадцать часов, тогда как остальные просто дежурят, порой похрапывая в укромном уголочке. От него зависит выработка, получка, вообще — все. Вероятно, эти обстоятельства да еще помноженные на уникальность профессии, на права законного начальника смены превращают багермейстера в совесть и страх для рядовых машинистов, вроде Галая. Ну а для новичка — тем более…
С таким настроением толкнулся Алеша в застекленную дверь, встал на пороге земснарядовского святилища. Его интерьер: пульт, рация, измерительная аппаратура, всевозможные тумблеры, кнопки, рычаги — был достаточно знаком по визуальному наблюдению снаружи, через стекла.
В работе же все это младший электрик видел впервые и потому, невзирая на трепет, невольно забегал глазами, не с ходу начал виниться перед грозным властелином машин и людей. И тогда он заговорил сам:
— А, Губарев! Посмотри, посмотри, если интересно. Может, лет через десять тоже багером станешь, — улыбнулся приветливо.
— Да нет, — вздохнул Алеша, оживая. — Утопил. Я ключ утопил.
— Какой ключ?
— Карандаш.
— Ну так что?
— Вот… к вам послали на расправу.
Говоря это, кающийся малый по школьной привычке обозревал потолок, переминался с ноги на ногу угнетенно. Багермейстер, заметив такую маяту, готов был рассмеяться, но сдержался для престижа. Он хмыкнул, насупился, и Алеша подумал: вот сейчас грянет! Однако не грянуло. Не отрываясь от кнопок, багер спросил:
— Кто тебя послал?
— Галай.
— Зови его сюда. Его пошли, а сам не приходи. Не надо.
— Ладно, — не веря счастью, промямлил Алексей. — Спасибо. Я сейчас.
Он вылетел из рубки, прогремел по трапу вниз, разыскал механиков и объявил приказ начальства с явным удовольствием. Галай пожал плечами, пошел на командирский суд. Вернулся сосредоточенный, сердитый. Окинув новичка мстительным взглядом, сказал сквозь зубы:
— Ну, салага!..
Позже Алеша узнал, что решение багера было таково: с новичка спросу нет, недосмотрели — пеняйте на себя. А поскольку карандаш на все смены в одном экземпляре, то пусть Галай завтра же, в свой выходной, приходит на участок и делает аналогичный инструмент хоть собственными руками. Когда Алеша явился работать во второй раз, ключ уже был — новенький, усовершенствованный, но не менее скользкий и тяжелый. Однако это — в следующее дежурство. А пока шел третий час пополудни первого трудового захода, немного больше полсмены, только и всего.
Да, всего половину смены покрутился Алексей Губарев на земснаряде, тем не менее гнет медленно текущего времени уже давал себя знать. Было скучно, неопределенно как-то. Никто не звал его к делу, которого, кстати, и не виделось вовсе, никому он не требовался ни для чего другого — обучить, например, объяснить, показать. Сами-то ветераны, конечно, не маялись досугом. Дворянинов развлекался в машине какой-то железкой: два часа шкрябал по ней напильником. Старик и Галай, пообедав, беспечно играли в домино. Алеша посидел возле них в «кубрике» — так называли помещение для отдыха, обогрева и трапезы, — посидел, посидел и вышел, окончательно сбитый с толку. Еще бы: механики его игнорировали. Ведь он не обедал, а они даже не спросили: почему? И в домино его не пригласили. Как будто он — пустое место. Ничего себе работку подобрал!..
Долго слонялся Алексей из конца в конец по земснаряду, и горевал, и выискивал всякие причины для поддержки нелепой горести. Между тем настоящих, объективных причин не было и в заводе. Про обед — что ж он, ребенок, что ли? Домино — Галай со Стариком давние дуэлянты, они иначе и не играют, как один на один. Относительно безделья — так ведь редкое, даже случайное явление. Просто вчера земснаряд занял новую позицию и пока молотил, не перекладывая якорей. Но Алеша этого не знал. Он не знал также, что при желании можно найти себе уйму занятий на пользу производству, только вызовись, намекни. А он не вызывался и не догадывался, что это нужно. А ветераны не догадывались о его настроении и думали просто: обыкновенный салага, неприспособленный мальчишка, к тому же и лентяй…
Так взаимное непонимание, предвзятость, оплошки положили начало унылому прозябанию Губарева на земснаряде, на том самом «броненосце», который он с восторгом облюбовал. Даже багермейстер, человек проницательный и по долгу службы таким быть обязанный, не сумел разглядеть Алешу в правильном смысле и вовремя обнадежить, поддержать. Правда, он пробовал побеседовать с новичком, но ничего хорошего почему-то не получилось. И выходило так: от парня ждали работы, сам он жаждал работать, а толку во всем этом — что с козла молока.
Минувший месяц порадовал Алексея всего лишь получкой. В день выдачи зарплаты он, разумеется, ничуть не каялся, что гидромеханизатором стал. Когда выложил дома свою солидную сумму, то мама только руками всплеснула. Ну как же, ее мальчик, ее Алешенька, вчерашний школьник, давно ли в детсад водила, и вдруг — деньжищи! Что интересно, взволнованная мама даже слезу обронила. Алеша смеялся, подшучивая над нею. И папа смеялся. Но между тем по ходу дела он говорил вполне серьезно и ошеломленно:
— Если даже меня повысят, я и то не буду получать столько. Восемнадцатилетнему мальчишке? С ума сойти!
Затем были разные покупки, затем Алеша дважды ходил с Мариной в шикарное кафе. Шутка ли — на собственные деньги! Они сидели там, наслаждаясь самостоятельной жизнью обеспеченных граждан. Они брали шоколад, мороженое в любом количестве и говорили, говорили, говорили… Однако о земснаряде, источнике дохода, на сей раз Алеша речи не заводил.
Встретив однажды на участке Колю Савельева, он спросил его без задней мысли:
— Ну как пашешь, механик?
— Во! — показал Коля большой палец. — А у тебя как?
И вот тут, с мыслью совсем иного рода, Алексей ответил фальшиво:
— Да ничего. Все в норме. Доволен пока.
На самом деле он был очень многим недоволен по работе. Шел второй месяц трудового стажа, а напарники до сих пор обзывали его по-всякому, как и в первый день. Старик пробовал оправдаться, если замечал мальчишескую обиду. Он говорил примирительно:
— Брось ты, сынок. Чего злишься? Не дело. У нас привычка такая, все так зовут молодых. Унижать тебя никто не собирается. И плохого никто не желает. Ну разве я плохо отношусь, скажи? И Галай… Он только на язык вредный. Дворянинов — вообще душа нараспашку, мухи не тронет. О багере я уж не говорю…
Однако, по мнению Алеши, это были одни слова. В действительности механики не только шпыняли дурацкими прозвищами, но даже придирались без всякого повода и гнали от работы: мол, руки-крюки, лучше уйди. Галай так совсем распоясался однажды. Тогда понадобилось завести дизель на плавучем кране, и вот Алеша взялся за это дело. Он уже видел не раз, как его заводят, дизель. Ну и попробовал — чего такого? Правда, пускач не застрекотал мгновенно, только ведь у других тоже не всегда с пол-оборота выходит. В конце концов завел бы и Алеша — подумаешь, хитрость! Но тут подлетел Галай.
— Да скройся ты с глаз моих, бес гривастый! Не можешь — не лезь! — заорал.
