год, тому не наверстать все в один день. Ах, Гапур…
Я молчал, не перебивал учителя. Что я мог ответить? Действительно, в годовом табеле у меня две тройки — по русскому и по рисованию. Действительно, я люблю футбол и готов все ради него отдать. А насчет Зары тоже правда — за то время, что мы вместе учимся, я ей, наверно, половину волос выдрал.
— Кстати, чем ты занимался на сегодняшнем уроке? — спросил Гамид Баширович.
Я чуть было не признался, что рисовал человечков. Но потом подумал, что это может обидеть учителя, и сказал:
— Писал.
Гамид Баширович снова улыбнулся, только не всем лицом, а одними глазами.
— Интересно было бы почитать эти мысли, — сказал он и, кивнув мне на прощание, скрылся в учительской.
«ПРИНЯТО ЕДИНОГЛАСНО!»
«Амбарную книгу», в которой я все это пишу, принес мне дядя Абу.
Дядя работает в правлении колхоза главным бухгалтером. Он брат мамы, и поскольку папа у меня умер, считается в нашем доме главным.
А раз он главный — его надо слушаться!
За три дня до начала каникул дядя пришел к нам, чтобы серьезно поговорить со мной. Мама как раз была дома. Дядя показал ей взглядом, чтобы она оставила нас одних, и мама, нисколько не обидевшись, вышла.
— Ну, кянк [2], слушай меня внимательно, — заговорил дядя, насупив брови и сделав серьезное лицо. — Тебе недаром дали имя Гапур — ты должен стать большим человеком. А пускать это дело на самотек никак нельзя! Нужно уже сейчас рассчитать все по крайней мере на десять лет вперед… Улавливаешь мою мысль?
— Не улавливаю, — признался я.
Одной рукой дядя раздраженно потянул себя за ус, а другой — сделал в воздухе такое движение, будто крутил арифмометр. Он обычно делает это движение, когда его возмущает чья-нибудь непонятливость.
— Ой, — воскликнул дядя, — и чему вас только в школе учат! — Он наклонился ко мне: — Прежде всего надо подобрать хорошую, уважаемую профессию… У тебя есть что-нибудь на примете?
Я начал:
— Бабушка говорит, что мне нужно стать судьей…
— Это мне известно, — сказал дядя Абу. — Но я спрашиваю тебя, а не бабушку…
— Я хочу быть трактористом! — вырвалось у меня.
— Трактористом? — Дядя пожевал губами. — Тут есть свои плюсы. — Он задумался. Голос его понизился. Казалось, он спорит сам с собой. — Натуроплата? Это хорошо… Премии за экономию горючего? Тоже неплохо… С другой стороны — есть серьезные минусы…
Видно, минусов было больше, потому что дядя вдруг решительно хлопнул ладонью по столу:
— Нет!
— Значит, нельзя мне стать трактористом? — спросил я.
— Если б тебя звали Ахме́т, или Джамалди́н, или даже Магоме́т, ты мог бы стать кем угодно, хоть пастухом. — Дядя поднял вверх большой палец и погрозил мне: — Но тебя зовут Гапур! И имя это ты получил в честь славного революционера, председателя ингушского ревкома Гапура Ахриева! Твой знаменитый тезка дружил с Серго Орджоникидзе и Сергеем Мироновичем Кировым! — Дядя многозначительно посмотрел на меня и вдруг осуждающе качнул головой. — А с кем хочет дружить мой племянник? С трактористом Хола́ком, который еле-еле выполняет норму?..
Слова дяди показались мне убедительными. Не думайте, я так быстро не собирался отказываться от намерения стать трактористом. Но сейчас, когда дядя Абу вспомнил о Гапуре Ахриеве, я вдруг почувствовал в себе гордость, которая звала меня к большим и славным делам. В конце концов, почему бы мне не стать летчиком?
Да, наверное, я поспешил с выбором. Нужно искать для себя профессию, достойную имени Гапура.
— По первому вопросу все ясно, — сказал дядя. — Дополнений нет?
— Нет.
— Тогда приступим к голосованию. Кто за то, чтобы подобрать моему племяннику Гапуру самую достойную профессию? — Дядя поднял руку и взглядом пригласил присоединиться к нему. — А ты?
Я тоже поднял руку.
— Принято единогласно, — улыбаясь от удовольствия, сказал дядя. — Теперь второй вопрос… Слушай меня внимательно, кянк! Твое будущее начинается сегодня. Значит, уже сейчас ты должен наметить план своих действий и оценивать каждый свой шаг с точки зрения практической…
Тут я вспомнил слова, сказанные мне Гамидом Башировичем: «Прощайся с детством, начинай спрашивать с себя за каждое словечко, за каждый поступок…» Кажется, так говорил учитель. Вот удивительно, дядя будто подслушал его!..
— Улавливаешь мою мысль? — спросил между тем дядя Абу.
— Не совсем, — с тоской в голосе сказал я.
— Сейчас я все тебе объясню, — заговорил он, волнуясь и забыв на этот раз крутануть рукой воображаемый арифмометр. — Дай мне клочок бумаги…
Я вырвал лист из альбома для рисования и подал дяде. Он пощупал бумагу и досадливо поцокал языком.
— Видишь, какой ты непрактичный! Мне нужен клочок бумаги, а ты вырываешь целый лист из альбома… Сколько стоит альбом?
— Не помню. Там сзади написано. Я сейчас погляжу…
— Не надо, — остановил меня дядя. — Я знаю: тридцать девять копеек в новом исчислении. А сколько листов в альбоме?
— Посчитать? — встрепенулся я.
— Не надо, — снова остановил меня дядя. — Там сорок листов. В среднем выходит: лист — копейка, или, в старом исчислении, — десять копеек! И что же получается?
— Плохо получается, — попробовал угадать я.
— Правильно! — Взгляд у дяди Абу смягчился. — Отрицательный баланс получается! Лишний расход! Улавливаешь мою мысль?
«А все-таки дядя Абу жадина», — подумал я и сказал:
— Улавливаю.
— Сейчас я исчеркаю этот лист, и его придется выбросить, — продолжал дядя. — Разве это практично? Не спеши делать выводы: дядя Абу никогда не был скупым! Ну-ка, скажи, кянк, кто привез вам новую черепицу? Кто помог купить корову? Кто достал для тебя в Грозном эту красивую школьную форму? — Дядя ткнул жестким пальцем меня в грудь, а потом ударил себя в грудь. — Я! Но пойми меня правильно, кянк, я не о копейке болею — аллах с ней, с этой копейкой! Мне хочется, чтобы ты с малолетства обрел практичность, стал расчетливым. А для этого нужна
