— А помнишь, как мы раз подрались, — из-за чего это вышло?
— А-а, знаю. Я купил перочинный нож, а ты сказал, что он не стальной, а железный.
— И мы попали в карцер.
Один доктор и один адвокат так увлекались этими разговорами, что совсем забыли, что они уже не маленькие, и начали толкать друг друга в канаву и гоняться друг за другом так, что проходившая мимо учительница должна была сделать им замечание, что на улице надо вести себя прилично, потому что прохожие смотрят.
Но некоторые были недовольны. Одна очень толстая дама, хозяйка ресторана, шла с книжками в школу, но такая сердитая, что просто ужас. И тут ее узнал один механик.
— Смотри, идет эта наседка. Помнишь, как она нас всегда обманывала: доливала в водку воды, а за кусочек селедки брала как за целую селедку. Давай-ка, подставим ей ножку. Уж если дети, так дети. Верно?
Он подставил ей ножку, и она чуть не упала. Тетради ее рассыпались…
— Хулиганы! — закричала толстая дама.
— Я нечаянно.
— Погодите, скажу учительнице, что не даете спокойно пройти по улице.
Зато дети шли очень спокойно и серьезно, и в девять часов уже все конторы и все магазины были открыты.
А в школах сидели взрослые. Старички сели на последние парты, поближе к печке. Надеялись, что во время уроков можно будет немного вздремнуть.
Ну, читают, пишут, считают. Все хорошо. Учительницы экзаменуют — много ли забыли. Только несколько раз учительница сердилась, что они невнимательны. И, действительно, трудно было быть внимательным, ведь каждый думал о том, что делается дома, на фабрике, в магазине, как там хозяйничают дети.
Девочки хотели показать, что хорошо хозяйничают, решили, что первый обед должен быть особенно вкусный. Но это было не так легко, потому что они не все умели готовить.
— Знаешь, может быть, вместо супа дать варенье? Пошли в магазин за продуктами!
— Ах, как дорого! Ни в одном магазине нет таких цен.
— Пойду, куплю где-нибудь в другом месте.
Одни торговались, чтобы показать, что дешево покупают. А те, которые продавали, хотели похвалиться, что много наторговали. Так что торговля шла на славу.
— Пожалуйста, еще десять апельсинов.
— И фунт изюму.
— И швейцарского сыра. Только, чтобы был хороший, а то верну.
— Мой сыр самого лучшего качества, а у апельсинов тонкая корка.
— Это хорошо. Сколько с меня?
Продавец как будто считает, но у него не очень-то получается.
— А сколько у тебя денег?
— Сто.
— Это слишком мало. Столько разных вещей стоит больше.
— Так я потом принесу.
— Ну, хорошо.
— Но, пожалуйста, дай мне сдачи.
— Глупая! Даешь меньше, чем надо, а еще хочешь сдачи.
Нужно признать, что в магазинах и в учреждениях обходились не очень-то вежливо, и частенько слышались такие выражения, как, например: «Дурак. Врешь. Убирайся. Говорят тебе, нет. Не важничай. Смотрите, чего захотела. Отвяжись» и так далее.
И часто слышалось:
— Погоди, вот мама вернется из школы…
Или:
— Погоди, все скажу папе, уроки скоро кончатся.
Больше всего мешали беспризорные, потому что вбегали в магазины, ели и не желали платить.
Полиция как будто бы и была. На перекрестках стояли мальчики, но они не знали, что им делать.
— Ну, что ты за полицейский? Воры вбежали в магазин, схватили горсть чернослива и убежали.
— Куда убежали?
— А я почем знаю?
— Ну, если ты не знаешь, так чем я тебе могу помочь?
— Если ты полицейский, ты должен смотреть.
— Интересно! У тебя один магазин, и то не можешь доглядеть, а у меня десять магазинов, и за всеми надо смотреть.
— Дурак.
— Ну и пусть дурак. Тогда не зови меня.
Полицейский выходит, и сабля у него болтается.
— Тоже претензии: хочет, чтобы арестовали вора, а не знает, куда он убежал. Собачья служба. Стой, как столб, и смотри за всем. И хоть бы яблоко дали, так нет. Заявлю, что больше не хочу быть полицейским, и точка. Пусть делают, что хотят. Могу вернуться в школу, если им не нравится.
Возвращаются родители из школы, дети открывают им двери и спрашивают:
— Ну, что, мамочка, тебя вызывали?
— Папа, ты написал контрольную?
— А с кем ты, бабушка, сидишь на парте?
— А на какой парте?
Некоторые дети, возвращаясь из контор, заходили в школу, чтобы проводить отца или маму домой.
— Ну, что ты делал в конторе? — спрашивал отец.
— А ничего. Сидел за столом, потом немножко посмотрел в окно, потому что кого-то хоронили, потом начал курить папиросу, но она была очень горькая. Потом, там лежали какие-то бумаги, так на всех подписал свою фамилию. Потом пришли какие-то три господина, но говорили не то по-французски, не то по-английски, так я им сказал, что не понимаю. Потом должен был быть чай, но его не было, так что я только съел сахар. А потом звонил по телефону разным товарищам узнать, что они делают, но телефоны перепутал, что ли, — только один мне ответил, что работает на почте, и там очень много писем с заграничными марками.
Обеды в некоторых домах были хорошие, но в некоторых все подгорело или вообще не могли разжечь огонь. Так что пришлось наскоро готовить.
— Надо спешить — говорила мама, — нам на завтра задали много уроков. Учительница сказала, что взрослым надо больше задавать. Это несправедливо. В других школах задают меньше.
— А кого-нибудь ставили в угол?
Мама немножко смутилась, но сказала, что ставили.
— А за что?
— На четвертой парте сидели две дамы, говорят, они когда-то были знакомы, жили вместе на даче или что-то вроде этого, и весь урок они разговаривали. Учительница им дважды сделала замечание, а они — опять за свое, продолжают болтать. Вот учительница и поставила их в угол.
— Они плакали?
— Одна смеялась, а у другой были на глазах слезы.
— А мальчики вас не задирают?
— Так, немного.
— Совсем как у нас, — радовались дети.
Сидит Матиуш в кабинете и читает газету, в которой подробно описано, как прошел этот первый день. Газета сообщала, что порядок еще не установлен, что телефонная связь не налажена, что письма на почте еще не рассортированы, что вчера один поезд сошел с рельс, а сколько раненых — неизвестно, потому что телеграф не работает. Что поделаешь, дети еще не привыкли. Каждая реформа требует времени. Ни одна реформа не была проведена без значительных потрясений в хозяйственной жизни страны.
А комиссия все работает над составлением закона о школах, чтобы учителя, дети и родители были довольны.
Однажды вбегает к Матиушу радостная Клю-Клю и, хлопая в ладоши, объявляет:
— Новость! Угадай, какая?
— Что такое? — спрашивает Матиуш.
— Приехало пятьсот черных детей.
Матиуш даже забыл, что в свое время послал по телеграфу королю Бум-Друму приглашение для пятидесяти детей. Но случилось так, что в дороге попугай или какая-то другая птица стукнула клювом и дописала еще один нуль. Вышло, что Матиуш приглашает не пятьдесят детей, а пятьсот. Матиуш оторопел, но Клю-Клю была счастлива.
— Это еще лучше! Если больше детей сразу обучится, можно будет навести порядок во всей Африке.
И Клю-Клю не на шутку взялась за работу. Она выстроила всех детей в парке. Тех, которых знала и в которых была уверена, сделала сотниками — то есть каждый из них брал под свою ответственность сто детей. А те, в свою очередь, выбрали по десять десятников. Каждый десятник получил комнату в летнем дворце, а сотники жили в зимнем дворце Матиуша. Клю-Клю рассказала сотникам подробно, что в Европе можно делать, а чего нельзя. Сотники тут же повторили это десятникам, а десятники — своим десяткам.
— Вот так они и будут учиться.
— А где будут спать?
— Пока могут спать на полу.
— А что будут есть? — спрашивает Матиуш. — Ведь повара ходят в школу.
— Пока могут есть сырое мясо. Ведь им все равно.
Клю-Клю не любила терять время и сейчас же после обеда дала первый урок. Она так понятно объясняла, что после четырех уроков сотники уже кое-то знали и начали учить десятников.
И все было бы хорошо. Но однажды к королю примчался верховой гонец с известием, что дети по неосторожности открыли в зоологическом саду клетку с волками и волки убежали. В городе все так напуганы, что никто не выходит на улицу.
— Даже моя лошадь не хотела идти, я должен был бить ее хлыстом, — сказал гонец.
— А зачем понадобилось выпускать волков?
— Дети не виноваты, — сказал гонец. — Сторожа пошли в школу и не предупредили детей, которые должны были их заменить, что клетки открываются механически. Они по ошибке и открыли.
— А сколько было волков?
— Двенадцать. Один очень опасный. Совершенно не знаю, как его теперь поймать?
— А где эти волки?
— Неизвестно. Они убежали. Люди говорят, что видели их в городе, что они бегают по улицам. Но этому нельзя верить, все так перепуганы, что каждую собаку принимают за волка. Уже пустили слух, что все звери убежали из клеток. Одна женщина клялась, что за ней гнался тигр, гиппопотам и две очковые змеи.
