— Это правда, Элси, но ведь это такое ничтожное дело, и я не думаю, что от этого будет какой-то вред или что Бог сильно рассердится на тебя за это.
— Ах, мистер Травилла! — воскликнула она с неподдельным удивлением в глазах, — конечно же вы знаете о том, что нет маленького греха, и разве вы не помните о человеке, который в субботу собирал дрова?
— Нет, а что это за история?
— Бог повелел, чтобы его побили камнями, и так и было. Разве вы не посчитали бы это за очень маленькое дело?
— Да, я думаю, что это так. — И он отошел с печальным выражением лица.
— Динсмор, — обратился он, подходя к своему другу. — Я уверен, что этот ребенок очень добросовестный, может быть, лучше оставишь ее в покое в этом вопросе?
— Ни за что, Травилла! — резко ответил он. — Это впервые она восстала против моего авторитета, и если я ей уступлю сейчас, она подумает, что теперь всегда будет по ее. Нет, чего бы это ни стоило, я должен ее сломить, она должна понять, что моя воля является для нее законом.
— Правильно, Хорас, — подхватил старший мистер Динсмор, — дай ей понять с самого начала, что ты являешься господином, тогда все станет на свои места.
— Извини меня, Динсмор, — возразил Травилла, — но я должен сказать, что родитель не имеет права заставлять ребенка поступать против своей совести.
— Вздор, — ответил его друг с легкой злобой, — Элси еще слишком мала иметь свое мнение вразрез с моим, она должна мне предоставить решать эти вопросы до тех пор, пока подрастет.
Эвершам, который то и дело поглядывал на Элси, подвинул свой стул к Аделаиде и тихонько спросил:
— Мисс Аделаида, я глубоко сожалею о проблеме, которую я нечаянно создал, и если только вы подскажете мне, как я могу это исправить, я буду вам бесконечно обязан.
Аделаида покачала головой:
— Ничто не сдвинет Хораса, когда он что-то надумал, а что касается Элси, то никакая сила на земле не заставит ее сделать то, что она считает неправильным.
— Бедный ребенок! — вздохнул Эвершам. — Откуда она набралась таких идей?
— Частично от одной набожной шотландки, которая много времени провела с ней с самого ее рождения, а частично, я думаю, из Библии. Она никогда с ней не расстается.
— Вот как? — И он замолчал, задумавшись. Медленно прошел еще один час, и прозвучал звонок к чаю.
— Элси, — сказал, подойдя, отец, — ты уже готова подчиниться мне? Если да, то мы немножко задержимся, чтобы услышать песню, а потом ты можешь пойти имеете с нами в столовую.
— Дорогой мой папа, я не могу нарушить день Гос-подень, — ответила она тихим, нежным голосом, не поднимая головы.
— Прекрасно, а я не могу нарушить свое слово, ты должна сидеть здесь до тех пор, пока подчинишься, и останешься голодной. Ты не только себе испортила все своим непослушанием и упрямством, Элси, но оскорбляешь и расстраиваешь меня очень сильно, — добавил он приглушенным тоном. Эти слова больно кольнули маленькое любящее сердечко. Он отошел, а горячие горькие слезы покатились по ее щекам.
Для маленькой девочки вечер тянулся очень долго, гостиная была освещена тускло: все разошлись группами по саду или сидели на крылечке, наслаждаясь лунным сиянием и приятным свежим ветерком. Воздух внутри дома стал еще тише и тяжелее. Иногда Элси не хватало воздуха, она задыхалась, и ей ужасно хотелось выйти на свежий воздух. С каждой минутой стульчик ее становился все более неудобным, а головная боль усиливалась. Мысли начали путаться, и она забыла, где она есть, все перепуталось, и в конце концов она потеряла сознание.
Несколько джентльменов, между которыми был и мистер Хорас Динсмор и мистер Травилла, стояли на крылечке, разговаривая, как внезапно насторожились от странного звука, донесшегося из комнаты.
Травилла, который ближе стоял к двери, бросился в гостиную, за ним последовали все остальные.
— Свет! Быстрее, быстрее, свет! — закричал он, поднимая безжизненное тельце Элси с пола. — Ребенок потерял сознание!
Один из них схватил со стола лампу, поднес ее поближе, и при свете они увидели мертвенно бледное личико Элси, а из ранки на виске бежала тонкая струйка крови. При падении она ударилась об острый угол. Вид конечно же был жалкий, бледное личико, темные кудряшки и белое, запятнанное кровью платье.
— Динсмор, ты настоящая скотина! — возмущенно воскликнул Травилла, осторожно положив ее на диван.
Хорас ничего не ответил, но лицо его было почти такое же бледное, как и у дочери. Он тревожно склонился над своей маленькой девочкой. Один из гостей, который оказался доктором, быстро наложил повязку на ранку и дал успокоительные капли.
Прошло немало времени, пока она пришла в себя, а отец дрожал от невыразимого страха, что он навсегда потерял свою любимицу.
Но наконец ее глаза открылись, и, смотря тревожно ему в лицо, озабоченно склоненное над ней, она спросила:
— Папочка, ты на меня сердишься?
— Нет, милая, — ответил он, и в голосе послышалась дрожь, — нисколько
— Что случилось? — удивленно спросила она. — Что я сделала? Что произошло?
— Ничего особенного, просто ты заболела, но тебе уже лучше, поэтому не думай об этом.
— Ее лучше положить сразу спать, — посоветовал доктор.
— На моем платье кровь?! — воскликнула Элси испуганно. — Откуда она?
— Ты упала и ударилась головкой, — ответил отец, беря ее на руки, — но больше не разговаривай.
— Ох! Я вспомнила! — простонала она, и выражение острой боли отразилось на ее личике. — Папа...
— Все, все, больше ни слова. Все уже прошло, — и он поцеловал ее. — Я отнесу тебя сейчас в твою комнату, и ты должна уснуть.
Он посадил ее себе на колени, придерживая головку у себя на плече, пока тетушка Хлоя переодевала ее.
— Ты голодная, доченька? — спросил он.
— Нет, папа, я только хочу спать.
— Тетушка Хлоя сейчас все приготовит, — проговорил он, в то время как няня одевала ей ночной чепчик. Затем, опять взяв ее на руки, он поднес ее к кровати и только хотел положить, как она попросила:
— Папа, я должна сначала помолиться.
— Ничего, сегодня не обязательно, ты не в состоянии.
— Пожалуйста, папа, позволь мне, — взмолилась она,— я не могу так идти спать.
Уступая ее мольбам, он поставил ее на колени, а сам стоял рядом, прислушиваясь к ее тихим мольбам, в которых несколько раз слышал свое собственное имя, связанное с просьбой, чтобы Господь научил его любить Иисуса.
Когда же она закончила, он опять поднял ее на руки, несколько раз нежно поцеловал и осторожно положил и кровать, говоря:
— Почему, Элси, ты просила, чтоб я любил Иисуса?
— Потому что я очень хочу, чтобы ты любил Его, папа, ты будешь очень счастливым, да и ты не сможешь пойти на небо без этого, так в Библии написано.
— Вот как? А почему же ты думаешь, что я не люблю Его?
— Папа, только не сердись, пожалуйста, — со слезами попросила она, — ты знаешь, Иисус сказал: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Иоан. 14:21).
Он наклонился над ней и тихо сказал:
— Спокойной ночи, доченька.
— Дорогой мой, милый папочка, — заплакала она, обнимая его за шею, и прижимая его лицо к себе, — я люблю тебя очень, очень сильно.
— Больше чем кого бы то ни было еще?
— Нет, папа, Иисуса я люблю больше, а потом тебя. Он опять поцеловал ее и, подавив вздох, вышел из
комнаты. Ему не совсем было приятно и не хотелось, чтобы она любила своего Спасителя больше, чем его.
Элси была изнемогшая и вскоре уснула. Но на следующее утро она проснулась совершенно свежей, как и обычно. После принятия душа тетушка Хлоя одела ее, своими проворными руками уложила ее кудряшки, чтобы скрыть пластырь на ее головке, и ничего не было заметно, кроме едва заметной бледности, напоминавшей ее друзьям о вчерашнем происшествии.
Элси сидела и читала одну из глав, когда вошел ее отец. Он сел рядом с ней, посадил ее себе на колени и, лаская, сказал:
— Моя маленькая крошка выглядит очень хорошо сегодня, а как она себя чувствует?
