всё время в горку. Но девочка дошла, несмотря на размытую частыми дождями дорогу, невзирая на страх, который все жители деревни испытывали перед хромым колдуном-мельником. Элмерик самолично слышал, как в Чернолесье перешёптывались, мол, встретить мастера Патрика на закате — непременно к беде.
Бард поспешил успокоить взволнованного Орсона дружеским хлопком по плечу.
— Ха! Для бешеной собаки семь вёрст не крюк, как говорится. Ну, пойдём спросим, что её сюда привело.
— Я уже с-спросил…
— Только не говори, что Линии снова оказалась подменышем, — Элмерик усмехнулся, но Орсон почему-то не засмеялся вместе с ним. Чувство юмора ему отказало, что ли?
Через мгновение до Элмерика дошло.
— Погоди, я угадал? В третий раз одно и то же? И ты опять купился на эту чушь? — вопрос не требовал ответа, он уже по глазам увидел: купился и ещё как!
— П-посмотри, п-пожалуйста. Вдруг ты в п-прошлый раз н-недоглядел?
Вообще, такое могло случиться. Элмерик не так давно обучился искусству Истинного зрения и у него ещё не всякий раз получалось, как надо. Но признавать возможность ошибки не хотелось.
А ещё и дождь зарядил. Наверное, впервые в жизни Элмерик пожалел, что обладает уникальной способностью, недоступной другим чародеям с мельницы.
— Охота была грязь месить! — фыркнул он. — Слушай, я знаю, что сам советовал тебе поближе сойтись с этой семейкой, но теперь готов взять свои слова назад. Они чокнутые. Одна ведьма липовая, у второй — воображаемые друзья…
— Не такая уж липовая, если ей б-брауни служат, — возразил Орсон. — Я думаю, Тимми Колючка существует. Наверняка он один из брауни.
— Ты сам прекрасно знаешь, что брауни не называют свои имена. И вообще не любят общаться с людьми.
Элмерик старался говорить мягко, потому что очень сочувствовал Орсону. Увы, бывает неприятная правда, с которой нелегко смириться. Всех обманывают, надо просто это пережить.
Но тот упёрся.
— Т-ты всё-таки п-посмотри, п-прошу. Хочешь, ещё серебряк дам? Или два?
— Да убери ты свои гроши, — Элмерик отмахнулся. — Ещё не хватало у друзей деньги за услугу брать! В споре — совсем другое дело. Ладно, я схожу, но это в последний раз!
Нарочито кряхтя, он сунул руки в рукава куртки, натянул плащ и поплёлся на конюшню. Не топать же пешком, когда проклятый дождь разошёлся не на шутку?
Энджи всю дорогу хлюпала носом, кутаясь в меховой жилет Орсона, как в плед.
— Если ты опять сказки сочиняешь, я тебе уши надеру! — пообещал ей Элмерик.
Он вряд ли смог бы претворить эту угрозу в жизнь, но припугнуть неугомонную девчонку стоило.
— Я не сочиняю!
— А знаешь историю про мальчика, который кричал «волки»? Ему в первый раз поверили, во второй раз поверили, только никаких волков не было. А когда на третий раз действительно пришли волки и мальчик стал звать на помощь, его уже никто не побежал спасать. И всё! Даже косточек не нашли.
Энджи заревела — наверное, представила себя на месте этого мальчика. А Орсон только головой покачал и буркнул что-то про образность и силу слова барда…
Пока они доехали, уже совсем стемнело. Улицы Чернолесья опустели, а в окнах зажглись тусклые огоньки свечей.
Дом, в котором жили сёстры, остался тёмным, но тут сквозь разрывы туч проглянула похожая на старый сыр луна, и Элмерик увидел Линетту. От дурного предчувствия по спине пробежал холодок: на этот раз она выглядела как-то неестественно. Линетта повторяла одни и те же движения: резко, рвано, словно кто-то дёргал её тело за ниточки. А в её руках была веревка, которой она зачем-то пытаясь обвязать перекладины уже починенной изгороди.
— Т-тише, — Орсон приложил палец к губам. Энджи перестала плакать. В её расширившихся глазах плескался страх.
— И давно она такая? — Элмерик придержал лошадь, чтобы скрип телеги не выдал их. Ему совсем не хотелось, чтобы та, кто притворялась Линеттой, заметила их раньше времени. Похоже, на этот раз всё было серьёзно. Сердце стучало часто-часто и он никак не мог сосредоточиться, чтобы взглянуть на происходящее Истинным зрением. Орсон его не торопил, только с каждым мгновением мрачнел всё больше.
— Ды-ды-дык с утра, — у Энджи зуб на зуб не попадал. Её всю трясло. От холода ли? От страха? Наверное, от всего вместе. — Линии ка-ка-как будто неживая.
— Ну да! Так и есть! — у Элмерика наконец-то получилось прищуриться нужным образом и он выпалил первое, что увидел.
Энджи ахнула, закрыв рот обеими руками. Элмерик понял, что девочка подумала худшее и поспешил исправиться.
— Я хотел сказать, оно никогда не было живым. Это не Линетта. Слышишь меня, Энджи? Ты оказалась права! Это оживлённая магией деревяшка, а вовсе не твоя сестра. Тот, кто наводил чары, даже не озаботился создать правдоподобную замену. Думаю, уже на рассвете колдовство спадёт, и вы, как и я, увидите берёзовую корягу с сучками-глазками…
Энджи вытерла кулаком глаза, перевела взгляд с Элмерика на Орсона и выпалила:
— Ага! Значит, вы её спасёте, дяденьки-колдуны. Спасёте же?
— Попробуем, — протянул Элмерик, а Орсон в тот же момент кивнул:
— Непременно спасём! — даже заикаться перестал, надо же!
Элмерик поёжился. Он не любил давать опрометчивые обещания. А вдруг у них не получится? Они же не настоящие чародеи, а ещё только ученики…
Но слово было дано и услышано. Клёны, что росли вдоль изгороди, зашелестели листьями — а ведь ветра почти не было.
— И как ты собираешься это сделать? — зашипел Элмерик на ухо Орсону.
Он был уверен, что тот отговорится, мол, как-нибудь, но оказалось, что у Орсона уже созрел план.
— Ты сумеешь сыграть на флейте мелодию, способную удержать п-подменыша?
— Ну, допустим. А потом что?
— Дальше дело за мной. Знавал я одну ведьму, которая умела задавать вопросы деревьям: п-подвешивала на нитку щепку. Коли та п-поворачивалась влево — это означало «нет», а вправо — «да».
— Небось, для этого слово колдовское нужно знать.
— Конечно. И я его запомнил.
Элмерик недоверчиво фыркнул. Он привык считать Орсона добродушным недотёпой. Наверняка здоровяк что-нибудь напутал.
— А ничего, что такие чары простым людям не даются? Для этого посвящение леса нужно пройти. А до прибытия на мельницу ты жил в замке у своего папаши, и…
— П-получил посвящение, — Орсон закатал рукав. — Знаешь, что означают эти шрамы?
Его запястья были испещрены фэдами огама, когда-то вырезанными прямо на коже. Элмерик, конечно, видел шрамы прежде, но особо не задумывался, для чего они. Понятно, что заклятие, но какое? Орсон сам ответил на его незаданный вопрос.
— Это чары от наведённого страха. Я был п-проклят во младенчестве. В общем, не суть, главное, что я имею п-право спрашивать.
Элмерик
