— Так ведь время какое было! — запричитал Силыч. — Щелоком все больше мылись, золой, стал-быть. При карасинке, бывало… Да исчо царские сатрапы, они ведь за малейшее проявление…
— Не надо, не гони картину. Сам же говорил, что батя у тебя служил каптенармусом и мыла у вас было навалом, на барахолке торговали…
— Не надо, Силыч, тут все свои.
— Прикидывается образованным, а выражение не знает. Оно у каждого школьника на языке. Слушай, дракоша, я тебе поясню, откуда оно взялось… Стою я однажды в подворотне и пускаю пузыри. Не мыльные, заметь, мыльные — любой дурак может. Меня еще дедушка Гоп научил другому, очень хитрому способу. Отпилишь кругляш от катушки, сунешь его в рот и дуешь потихоньку. Так вот, пускаю я пузыри — и тут идет Слон из музыкалки. Когда он был школьником, он всю дорогу таскался с трубой в черном футляре. Остановился, интересуется, как это у меня получается. Я ему говорю, дело нехитрое, надо только съесть кусок хозяйственного мыла. Спрашивает: а можно земляничного? Нет, отвечаю, только хозяйственного по 19 коп. И съел ведь. Намазывал на хлеб и ел, ел… ел. Он ведь настырный… Уж чего захочет, того добьется… С тех пор и повелось: сделает кто-нибудь каку-нибудь глупость, ему говорят: ты что — мыла наелся? — Гопкомпания засмеялась, а Большой Гоп заключил: — Не уважают, Силыч прав, потому что не боятся.
— Вопче, при его способностях он мог быть замминистром всех банно-прачечных дел, — посыпал немного соли на рану Большому Гопу Силыч.
— А министром кто? Уж не ты ли, плесень?
— Не расстраивайся, — попробовал успокоить Большого Гопа Тюлень, — ты все-таки личность известная… В милиции, по крайней мере.
— Но там меня не боятся и не уважают.
— Надо что-нибудь придумать. Может, ты, Загнилеша, порекомендуешь что?.. Послушай, что ты все время молчишь да молчишь?..
— Дремлет. Утомил ты его своим рассказом.
— Придумай, Загниленчик, шевельни извилиной.
— Я придумал, — сказал Силыч, — перекрою вентиль — пущай померзнут. Сегодня минус пять — холодно. — И он наглухо завернул вентиль системы отопления.
— Силыч молодец.
— Сообразительный, — Тюлень принялся надувать матрас, чтобы прилечь немного отдохнуть.
— Голова!
— Другой раз сидишь в кабинетике, как назло, система в порядке, краны и канализация не текут. Никто не приходит, поругаться не с кем, чаю с лимоном уже попил. Так и саднит чегой-то на сердце… Стал-быть, и перекроешь вентилечек какой-нито… Эхе-хе!
— Что-то холодно больно, уснуть не могу, — пожаловался Тюлень.
— Терпи, Тюля, им наверху исчо холоднее.
И гопкомпания снова принялась вспоминать свое счастливое детство.
— А однажды, Загнилеша, слушай, ну умора, — заговорил после небольшой паузы Большой Гоп. — Однажды я натер доску подсолнечным маслом, и Генаша, физик наш, никак не мог записать условия задач для контролки. Перепробовал все мелки — толку никакого! Потом догадался, почему доска скользкая, спрашивает, кто сделал? Все молчат… Тюлень уже тогда отличался. Умел спать сидя и с открытыми глазами. Так вот, сидит он, как чучело, глаза выпучил. Я толкаю его в бок, он просыпается. Я ему на ухо: тебя к доске. Он встал, дурак, и вышел к доске. Ну умора!..
Все засмеялись, Тюлень тоже. Он не был злопамятным, этот Тюлень.
Потом гопкомпания начала мечтать о том, как она весело заживет вчетвером, с Загниленом. У Феди и Грини создавалось впечатление, будто Загнилен не возражает, во всем с ними соглашается.
Хлопнула подвальная дверь. Послышался чей-то ворчливый голос… шаги по лестнице, тяжелые, скрипучие.
— Эт-то он! — проблеял Тюлень.
— Кто?
— Хозяин зверюги.
— Шухер! — шепотом закричал Большой Гоп и первым ринулся вон из Маленькой подвальной комнаты. Федя Елкин с Гриней едва успели нырнуть в узенький подвальный коридорчик. Быстро-быстро перебирая руками и коленками, поползли по трубам, туда, где светила в темноте дырка. За ними, чуть ли не наступая руками на их пятки, ползли Большой Гоп, Силыч и самым последним — Тюлень. Кто-то сказал довольно грубо:
— Интересное дело, вентиль системы отопления закрыт и причем наглухо, а подвальная дверь открыта и причем настежь.
— Сантехник это, — сдавленным шепотом сказал Силыч.
Федя и Гриня тоже узнали голос сантехника Бори.
— Скажи ему пару ласковых, — посоветовал Большой Гоп Силычу. — Управдом ты или нет?
— Не ровен час, науськает свою бутафорию! Да и не мой он, этот сантехник, не подведомственный.
Зажурчала в трубах вода, они быстро стали нагреваться.
— Ты, Силыч, виноват, — сказал Тюлень, — не надо было вентиль трогать.
— Голова! Мало тебя царские сатрапы розгами пороли. Старый гриб!
— Я, конечно, извиняюсь, — начал оправдываться Силыч, — но кто втравил нас в эту историю? Кто обещал склад или — на худой конец — клад?.. Сидел бы я сейчас в своем уютном кабинетике и пил чай с лимоном.
— Не надо, Силыч.
— Он хочет, чтобы мы его скормили Загнилену. Ишь, долгожитель нашелся!..
Так они бессовестно ругались, а Феде и Грине ничего не оставалось делать, как только слушать. Но вот наконец ребята подползли к дырке… В дырке стояли ноги. В древних, забрызганных грязью ботах и клетчатых брюках. Они постукивали друг о дружку, как будто стояли давно и порядком успели замерзнуть. Федя и Гриня погнали дальше, до самой стенки коридорного тупичка.
— Там кто-то ходит, — подползая к дырке, сказал Большой Гоп.
— Милиция?
— Не похоже.
— Следователь?
— Тсс.
— Переждем на всякий случай.
— Трубы жгутся!
— Ты, Силыч, сам напросился на прогревание, но мы-то за что страдаем?
— Ой, братцы, беда, — простонал Тюлень.
— Что такое?
— Горох кончился.
— С вами не соскучишься.
— Кажется, ног уже нет, — сказал Тюлень. И сунулся было в дырку. — Ой, мама! — заорал он.
«МЕУУУ!!!»
«Блюмп-блямп-блюмп», — забулькало под трубами.
Вцепившись когтями в ногу Тюленя, вылезала из воды кошка. В дырку заглядывала любопытно забиячливая морда собаки Муськи. Тюлень схватил кошку за загривок, вышвырнул вон из подвала. Некоторое время слышался еще скандальный Муськин лай и азартное кошачье шипенье. Потом прямо у Феди над ухом во всю мочь подвального нутра раздалось:
«Ы-ООО-УМРРР-ТЫХ-ТЫХ!!!»
Федя чуть с трубы не свалился. Большой Гоп метнулся в дырку, в одно мгновение он уже был под лестницей. Следом, ловко оттолкнув Тюленя, полез Силыч.
Большой Гоп, пробежав школьный двор, стриганул ножницами над забором и исчез в ближайшей подворотне.
Силыч бежал уже не так быстро, он вообще замедлил бег до делового шага, когда увидел идущего навстречу Петра Никаноровича.
— Кх-м, — интеллигентно покашлял Силыч и любезно приподнял резиновую шляпку, с полей которой пролилась рыжеватая вода. — Проверяя отопительную систему, и некоторые вентили в частности, я, кх-м, я пришел к выводу, что шляпу все-тки надобно отдать в чистку… Извиняюсь, спешу, мож-скать, на совещание по вопросам пользования патрубков.
«Какой странный и на редкость рыжий гражданин», — подумал про него Петр Никанорович.
Вслед за Силычем в дырку сунулся Тюлень. Конечно, он поступил опрометчиво. Дело в том, что Тюлень проходил далеко не во всякую дверь, а если и проходил, то с небольшого разбега и бочком. Бедный Тюлень, он застрял в дырке еще надежнее, чем Винни Пух, побывавший в гостях у Кролика. Он даже не мог набрать в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь. Раздавался только сдавленный стон. Федя колотил Тюленя по спине, по ногам, по чему попало. Ему казалось, что Загнилен ползет по трубам, вот-вот схватит его и проглотит. Тюлень же, чувствуя Федины удары и не видя его, полагал, что чудовище уже пробует его на зуб. Только Гриня не очень поддавался панике, может, потому, что страшным голосом на этот раз кричал он сам.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы мимо дырки не проходила школьная баскетбольная команда во главе с физруком Владимиром Константиновичем. Сдавленный стон Тюленя был услышан.
Владимир Константинович ухватил Тюленя за руки, уперся ногами в стену. Самый высокий из баскетболистов капитан команды Фитилев обхватил его за пояс, уперся ногами в землю. За Фитилева взялся Драник. И так далее. Последним был Петька Коротких — самый низенький из команды. Его рост едва дотягивал до метра девяносто.
— Раз-два-взяли! Еще-взяли! — командовал Владимир Константинович, и команда тянула Тюленя что есть силы.
Случившийся тут Подготовительный Сева уцепился за Петьку. Толку, конечно, от него было мало, только резинку у Петькиного спортивного трико растягивал.
— Раз-два-взяли! Раз-два-взяли!
Мало-помалу Тюлень вылезал из дырки.
— Раз-два-взяли! Раз-два-взя… — Тюлень щучкой вынырнул на поверхность. Команда сделала дружный кувырок назад и встала на ноги. Поднялся, встал на ноги, хотя и очень медленно, Тюлень. Посмотрел сверху вниз на Фитилева. Пройдя сквозь дырку, Тюлень здорово видоизменился. Он стал нисколько не ниже телеграфного столба, но зато таким же и тонким, как телеграфный столб.
