— Начнем с пятой главы.
— Нет, на второй! — крикнул еще кто-то.
— Отлично, можно начать и со второй.
— А у нас книг нет, мы не знали.
— Нам книги не потребуются, — спокойно сказала Евгения Андреевна.
В это время громко скрипнула парта, и Новиков с сонным лицом и наглыми глазами неторопливо побрел к двери.
Учительница не проводила его даже взглядом.
Отодвинув журнал и книгу в сторону, она подошла к окну, где все та же старая береза махала ей ветками со двора, и обернулась к детям.
Они с любопытством следили за ней. Как она будет читать? Неужели без книжки, по памяти?
— Итак, начнем, — сказала она.
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок;
Там друг невинных наслаждений
Благословить бы небо мог…
Она читала негромко, сочным и ясным голосом, расходившимся широко, и при одном звуке его невольно вспомнилась детям их спокойная, текущая по полям река, сверкающий воздух и журавли, неторопливо плывущие в небе. И по мере того как лилась с ее губ родная речь, сложенная в дивные стихи, все нежней и милей становилось ее лицо, все привлекательней казалась ребятам ее тонкая, одетая в черное платье фигурка с толстой косой. И сердца их, бывшие до этого далеко от нее, словно на другом конце света, теперь становились рядом, приникали к ней.
Она читала уже полчаса.
Ленивый Новиков заглянул в класс и, удивленный необыкновенной тишиной, вошел и тоже сел на парту. С минуту он вертелся, потом, как все, положил свое большое, уже недетское лицо на ладонь и затих.
Никто не пошевелился даже тогда, когда Евгения Андреевна кончила.
— До свидания, — сказала она. — Уже был звонок.
Она быстро шла по длинному коридору сквозь толпу шумевших ей навстречу детей, и никогда еще будущее так широко не раскрывалось перед ней, никогда еще жизнь не казалась ей такой прочной и ясной, бегущей по одному глубокому руслу.
1939
Школа, где училась Аня Мамедова, стояла на самом краю города, расположенного у подножья высоких гор.
Аня Мамедова была маленькая, очень маленькая даже для своих восьми лет казахская девочка, с черными глазами, черными косичками, в которых красная ленточка казалась очень яркой.
Ане трудно было учиться, труднее, чем другим детям, так как она плохо говорила по-русски.
Но ей хотелось говорить по-русски хорошо и учиться лучше других. Поэтому никто раньше ее не приходил на уроки.
Едва только часы, висевшие на стене в учительской, били восемь, как на пороге школы раздавался звонкий голосок:
— Здравствуй, Марья Ивановна! Вот и я пришел!
Так говорила Аня учительнице.
И какова бы ни была на дворе погода: шел ли дождь, который часто спускался в долину с гор по каменистой дороге, выпадал ли на короткое время рыхлый снег по колено, стояла ли такая жара, что даже птицы раскрывали клювы, — голос девочки всегда звенел на пороге школы в свое время:
— Здравствуй, Марья Ивановна! Вот и он — я, Аня Мамедова.
Но однажды утром в долину, по той же дороге, по которой приходили с гор дожди, опустилась на город огромная туча, вся в черных клочьях, страшных завитках, и налетел ураган. Как на цепях, заскрипел и закачался над улицей воздух. Сначала испугались птицы и улетели в гнезда. Потом забились под дома собаки. Согнулись до земли молодые деревья, и посыпались с них зеленые, еще пахучие листья.
Такой жестокий был ветер.
Марья Ивановна поспешила запереть все двери в школе и захлопнуть окна на крючки.
Она с тревогой смотрела на свое любимое дерево, росшее неподалеку у крыльца. Это был горный дуб, уже старый, с крупными листьями, крепко сидевшими на своих длинных черенках. Он один не сгибался под бурей. Но и он весь звенел и ронял на землю сучья. А шум его листвы проникал даже сквозь стены в школу, где сейчас, кроме учительницы, не было никого.
Учеников Марья Ивановна в тот день не ждала. Улица была пустынна. Лишь какой-то дерзкий мальчик пытался перебежать через нее. Но ветер сбил его с ног и унес неизвестно куда его шапку.
Вдруг Марья Ивановна услышала под окном чей-то голос. Она поспешила выйти на крыльцо. Ветер тотчас же обнял ее за плечи и с силой повернул к стене. Но когда она обернулась, то увидела у крыльца маленькую девочку.
Она держала в руках огромный камень.
— Вот и я пришел! — сказала девочка.
Это была Аня Мамедова.
Лицо ее было бледно, ветер рвал ее черные косички с яркими ленточками, но маленькая фигурка стояла прямо и почти не качалась под бурей.
— Зачем ты принесла этот тяжелый камень? Брось его скорей! — крикнула учительница.
— Я нарочно взяла его, чтобы ветер меня не унес. Я боялась опоздать в школу, а ветер не пускал, и я долго несла этот камень. И вот я пришла — Аня Мамедова. Дай скорей руку, — повторила девочка, напрягаясь изо всех сил, чтобы не выпустить своей ноши.
Тогда учительница, борясь с ветром, подбежала к Ане Мамедовой и крепко обняла ее.
И так, обнявшись, они вдвоем вошли в школу, а камень бережно положили на крыльцо.
Ураган еще шумел.
Но дуб, мимо которого они проходили, заслонил их от ветра, широко раскачивая над ними свои могучие ветви. Ему тоже понравилась эта девочка, которая принесла с собой тяжелый камень, чтобы, не сгибаясь, крепко стоять под бурей.
Он и сам был такой.
1943
Жил Ваня со своим дедом и матерью в колхозе «Верный путь», и захотелось ему сделать в своём саду скворешню. Сад у Вани был большой, росли там две груши, две вишни, даже берёза росла и ель. И стояли они все рядом.
Перед весной, когда тёплый ветер посещал обыкновенно двор, где жил Ваня, все деревья в саду молчали, так как у них ещё не было листьев. Шумела только ель. Она одна никогда не роняла своей хвои и была выше других.
И Ваня решил, что это будет самое подходящее дерево для скворешни.
А чтобы убедиться в этом самому как можно лучше, Ваня полез на ель.
Но когда он был уже на самой вершине, то увидел внизу мать.
Она стояла под елью и кричала на Ваню, чтобы он скорее слез, так как может упасть с такого высокого дерева и разбиться.
Ваня посмотрел на мать сверху и подумал:
«Почему она всего боится? Какая она маленькая!»
Но всё же он слез с дерева на землю, так как надо было ещё прежде всего строить скворешню.
Целый день потратил Ваня на то, чтобы сколотить для скворцов дом.
Стенки дома он сделал из гладких дощечек, крышу — из тонкой крашеной фанеры, а пол выстлал паклей.
Всё было хорошо. Одно только не понравилось Ване: дырка, которую просверлил в скворешне дедушка, показалась ему очень маленькой.
«Трудно будет скворцам в такую дырку лазить, — подумал Ваня. — А если я сделаю её побольше, то, наверное, входить и выходить им будет куда лучше».
И Ваня, взяв у дедушки сверло, просверлил дырку побольше. Ему очень хотелось, чтобы скворцам было легко и удобно жить на свете.
Но когда пришла весна, в скворешне поселились галки. А скворцы выбрали себе другое место для жилья.
— Почему это? — спросил у дедушки Ваня.
— Потому, — ответил Ване дед, — что скворцы умные птицы. Ты сделал в скворешне слишком большую дыру. В неё могут влезть не только скворцы, но и галки. И даже кошка может влезть. А это очень опасно для птенцов.
Как это было жалко! Ведь в саду сейчас как раз зацвели обе груши и вишни, а на берёзе распустились листья. И теперь они шумели точно так же, как ель.
Скворцы же выбрали себе место на дворе, где трава росла только под самым забором, у погреба, над которым поднималась высокая деревянная труба.
В этой трубе под крышкой скворцы устроили себе гнездо и вывели птенцов.
Это было самое неудобное место, какое Ваня мог себе только представить.
Труба стояла посредине дороги, между рекой и полем. Все птицы, которые летали из-за реки в это поле к одинокой липе, росшей там на меже, садились отдыхать на крышке. И старые скворцы очень беспокоились.
Беспокоился за скворцов и Ваня.
Однажды он увидел, как на трубу села огромная чёрная птица с большим клювом. Это была ворона.
Птенцы в трубе затихли. Матери их не было в гнезде. Она улетела к той же самой липе, куда летали за кормом и другие птицы.
«Что будет, когда она вернётся к своему гнезду и птенцы закричат, требуя червячков? — подумал Ваня. — Ведь ворона их съест!»
Страшно стало Ване и за мать их — старую скворчиху. По сравнению с вороной она всё же была такой маленькой.
Ваня взял уже было палку в руки, чтобы прогнать ворону, но в это время скворцы закричали — вернулась их мать.
Ваня замер от страха.
Но старая скворчиха подлетела к гнезду и закричала на ворону таким страшным голосом, что большая хищная птица стремглав взмыла кверху и полетела прочь, в ужасе оглядываясь назад.
