— Что ты ревешь, Валя? Мало ли какие казусы в жизни бывают! Она, конечно, неправа и должна извиниться… Я уверена, что она извинится и возьмет назад… это… в общем, извинится! А реветь не стоит. Ты только свою слабость показываешь.
— Зачем она пожаловалась… Разве это по-товарищески?
— Это другой вопрос… Не путай две разные вещи! В первом вопросе она права, а во втором нет!
Валя резко выпрямилась и с удивлением взглянула на старосту:
— Как права? Значит, ты с ней согласна?
— Подожди, не кипятись! Я не собираюсь с тобой спорить! — уклонилась от прямого ответа Женя. — Ты сначала успокойся… Какой сегодня день сумасшедший!
— Нет, ты скажи… Правильно, что донесла? — Фу! Какое слово неподходящее…
— Причем тут слово! Ты скажи… — настаивала Белова. — Скажи честно!
— Да. В первом вопросе она сделала правильно, но драться не имела права.
— Ну и уходи от меня! — И Валя снова уткнулась лицом в ладони.
О пощечине говорили мало. Всех волновал вопрос о разоблачении выходки Беловой. Правильно ли поступила Алексеева? Мнения раскололись.
Когда шум начал затихать, Тамара Кравченко попыталась перевести разговор на другую тему.
— Знаете, что я вам скажу, девочки, — авторитетно заявила она: — Из нашего воспитателя выйдет толк! Надо быть справедливыми. Преподавать он будет хорошо. Вот увидите!
Валя услышала эту реплику и не выдержала.
— Ты уже очарована! — сквозь слезы крикнула она.
— А ты бы помолчала! Разбухла так, что свет заслоняешь! — сердито отозвалась Тамара.
— Что это такое! Сейчас же перестаньте ругаться! — предупредила Женя новую вспышку.
— А мы не ругаемся. Очень она мне нужна!
— Ой, девочки, как это мне не нравятся!.. — сказала Лида Вершинина.
— А в чем дело? Мы спорим! Пришел новый учитель, сказал, что воспитывать нас не будет, а сам сразу стал расспрашивать о профессии… Нашел глупеньких! — сказала Клара и расхохоталась.
— Действительно, девочки! Вы только подумайте! — всплеснула руками Лариса Тихонова. — Я ведь сначала не поняла… Как он нас обвел вокруг пальца!
Разговор становился общим.
Катя по-прежнему стояла возле стола и молча слушала. Ей было уже понятно, что класс раскололся и что на стороне Алексеевой большинство. Самые лучшие, серьезные, выдержанные девочки одобряли ее поступок, и хотя пощечине не придавали большого значения, но Кате было досадно: «Ну зачем она полезла драться? Никакой выдержки…»
— А опыт у него большой, девочки. Это сразу видно, — заметила Лида.
— Мягко стелет… — с издевкой в тоне согласилась Рита Крылова.
— Что значит «мягко стелет»? — набросилась на нее Нина Шарина. — Ты думаешь, все, как Зиночка, будут тебя по головке гладить?
— А как он хорошо говорит! Просто, убедительно, — сказала Светлана.
— Не понимаю, чего вы разахались! — возразила Клара. — Говорил он избитые истины, давным-давно всем известные. Что он оказал нового? Я, например, все знала!
— Знала, да не понимала.
— И сейчас понимаю не больше!
Во время перемен полагалось выходить из класса и гулять по коридорам, но выпускницы придерживались этого правила редко. Они оставались за партами, наспех повторяли задание к очередному уроку, собирались кучками и устраивали горячие дискуссии по поводу очередного фильма или спектакля. При этом споры иногда достигали высшей точки кипения и старосте приходилось растаскивать спорщиков чуть ли не за косы.
Ссора между Валей и Аней, затем спор по поводу нового учителя увлекли Женю, и она забыла о своих обязанностях старосты. Но вдруг спохватилась.
— Тише! Внимание! — звонко крикнула она. — Дежурная, открывай форточку! Прекратите моментально! Идите спорить в коридор!
Дежурная залезла на подоконник и открыла форточку. Свежая струя осеннего воздуха ворвалась в комнату. Девушки заторопились. Захватив учебники, одна за другой стали выходить из класса.
Валя, не отнимая носового платка от лица, быстро прошла в уборную мыться.
Слезы в женской школе не такое уж редкое явление, и никто в коридоре не обратил на нее внимания.
Аня вышла со Светланой, Надей Ерофеевой и Катей в коридор. К ним подошла Женя.
— Нет, этого я ей никогда не прощу, — уже без гнева, но твердо оказала Аня. — Она должна отвечать за свои слова!
— Аня, постарайся быть выше! Личная обида…
— Это не личная обида, Света… Ты вдумайся и сама поймешь. Вопрос гораздо серьезней…
— А я считаю, что не надо из комара вола раздувать. Правда, Катя? Ты же комсорг. Отвечай! — настаивала Женя.
Около Вали Беловой собралась небольшая группа сочувствующих ей девушек.
— Я бы на твоем месте сходила к Наталье Захаровне и все рассказала. Она разберется, и Алексеевой попадет, — посоветовала Лариса.
— Ерунда! — возразила Рита. — Никуда не надо ходить. Посмотрим, что будет дальше.
— Нет, насчет пощечины следует подумать, — сказала серьезно Клара. — Ты можешь подать заявление в райком комсомола, и ей за это здорово влетит. Могут даже из комсомола исключить.
— Правильно! Ты же не комсомолка! Какое она имеет право… — начала Лариса.
— А комсомолок можно по физиономии бить? — прервала ее Клара.
— Нет, но все-таки…
— Ты сначала думай, прежде чем говорить!
— Подождите, девочки! Никуда не надо жаловаться, — сказала Рита. — Нужно быть принципиальней, Алексееву мы обвиняем за то, что она поступила не по-товарищески, нажаловалась… А сами что собираемся делать? Насчет пощечины разберемся в классе. Подумаешь, пощечина! Мальчишки еще хуже дерутся — и ничего… Алексеева вспыльчивая!
— Это не оправдание.
— Да никто ее и не оправдывает…
Лида, Нина Шарина и Тамара, взявшись под руки, медленно шли по коридору.
— Девочки, а ведь в классе случилась непоправимая история… — с грустью заметила Лида.
— Ничего страшного! Утрясется.
— Ошибаешься, Тамара! — возразила Нина. — Я согласна с Лидой. Теперь уж ничего не сделать. Они ни за что не помирятся!
— Кто не помирится? — удивилась Тамара.
— Если Валя и простит, то Аня не согласится мириться, — уверенно сказала Лида.
— Плохо вы знаете Аню!.. Это я беру на себя!
— А не много ли берешь?
— Дальше будет видно! — твердо сказала Тамара и, не откладывая дела в долгий ящик, отправилась на поиски Алексеевой.
Как трудно осознать свою ошибку, когда в душе свежа еще горечь обиды и возмущения! И даже если под влиянием горячих убеждений подруг станет, наконец, ясно, что ты неправа, то где взять столько сил и мужества, чтобы признать свою ошибку перед всеми?
Аня нисколько не раскаивалась и не сожалела о том, что сделала. Она не пошла бы ни на какие уступки, если бы Катя Иванова, Тамара Кравченко и Женя Смирнова — эта новоявленная тройка воспитателей — не доказали ей, как дважды два четыре, что ее поступок позорит не только комсомольский коллектив класса и школы, но подрывает авторитет комсомола вообще. Они знали самолюбивый, но честный, волевой характер подруги и приводили такие примеры, что Аня нашла в себе мужество признать свою ошибку перед всем классом.
После звонка, когда все собрались в классе, она вышла к столу и прерывающимся от волнения голосом глухо заявила:
— Девочки! Одну минуту внимания!.. Я хочу сказать, что мой поступок… роняет… роняет звание комсомолки… и… не имеет названия…
Аня замолчала, и ей казалось, что больше она не в состоянии произнести ни одного слова. Но, встретив одобрительный взгляд Кати, глубоко вздохнула и закончила уже более твердо:
— Я сама поняла свою ошибку… сильно раскаиваюсь… и обращаюсь при всех к Беловой… с просьбой простить меня.
Валя с торжествующей улыбкой оглянулась по сторонам и встала:
— Значит, я была права! Ты поступила не по-товарищески!
— Нет, я говорю о том, что ударила тебя…
— Но ты же ударила меня за то, что я назвала тебя доносчицей!
— Да, но я раскаиваюсь только в том, что ударила! Твой поступок по отношению к Константину Семеновичу — это такое безобразие… такая выходка…
— Так ты извиняешься или ругаешься? — перебила ее Валя.
Разговор явно затягивался, и Женя встала в дверях, чтобы предупредить о приближении учителя. Остальные молча слушали.
— Я виновата в том, что не сдержалась и ударила тебя, а не в том, что сказала Константину Семеновичу о твоей глупости. Предупреждаю всех, что я всегда буду поступать так!
В классе загудели.
— Не вздумайте опять парламент устраивать! — закричала Женя. — Я категорически запрещаю ругаться! Хватит на сегодня!
— Тише! — крикнула властно Тамара. — Пускай она извиняется. Не мешайте!
— Какие же могут быть извинения, раз она считает себя правой! — с презрительной гримасой сказала Валя.
