дно оврага.
— Теперь не вырвешься! — погрозил Анвар воде.
И в самом деле, колья, переплетенные ветками и травой, теперь прочно удерживали дамбу. Запруда поднималась все выше и выше. Вода заметалась, как заарканенная дикая лошадь, норовила перемахнуть через дамбу. Она замутилась, заклокотала. Вздыбилась, взъерошив пенистую гриву, и вдруг… словно ластясь к ногам победителей, покорно хлынула в приготовленную для нее дорогу — арык.
— Ур-ра! — закричали ребята, размахивая кетменями, подбрасывая вверх тюбетейки.
В сгустившихся сумерках на их чумазых лицах сверкали зубы и глаза.
— Ура-а! — басили председатель и колхозный мираб.
Глядя, как быстро арык наполняется водой, председатель спросил:
— Ну как, ребята, колхозным полям-то уделите водицы, а?
— Может, и уделим, — с важностью сказал Анвар и насупил брови, точь-в-точь как это сделал тогда у себя в кабинете председатель. — Но при условии…
— A-а, догадываюсь о вашем условии! — весело засмеялся председатель. — Вижу, умеете по-настоящему трудиться. У таких ребят земля даром не пропадет. Будет у вас хороший участок! Обязательно будет!..
Над кишлаком, над завернувшимися в синюю вечернюю дымку чинарами засветилась первая звездочка. Она то гаснет, то загорается, будто на неведомом людям языке рассказывает чинарам обо всем, что видит кругом со своей высоты. А те, задумчиво и степенно покачиваясь, с одобрением кивают своими гордыми и мудрыми вершинами… Они вспоминают, что когда-то тоже были очень слабыми, как те зеленые прутики, из которых мальчишки делают свистульки.
Солнце в зените. Как огромная раскаленная сковорода, нависло над теменем и жжет немилосердно. Так оно усердствует, наверно, только в Средней Азии. Саттар-ота пришел на автобусную станцию и только теперь вспомнил, что обещал внуку и его дружку привезти по тюбетейке. На один день столько хлопот выпало — разве все упомнишь? А ведь со слета животноводов-чабанов едет, как можно без подарка? Внук выбежит навстречу. Хорошо, хоть сейчас вспомнил. До отхода автобуса еще остается время… Старик остановился, в задумчивости теребя бороду, и тут же снова зашагал в город. Шел мимо магазинов и досадливо поглядывал на красиво убранные витрины. Есть тюбетейки — вон сколько их за толстым стеклом, какие хочешь, — да магазины закрыты. Как назло, обеденный перерыв. Хочешь не хочешь, придется ждать…
Саттар-ота медленно шел по улице, досадуя на себя, что чуточку раньше не вспомнил о подарке, углубился в раздумья и не сразу заметил, как оказался на базарной толкучке. Ноги сами привели его сюда. А толкучки исстари славятся в этих краях. Чего там только нет! Здесь можно купить все: от разборного деревянного дома до английской булавки. И толкучка оправдывала свое название — деда сразу затолкали. Он кряхтя опустил на землю тяжелый хурджу́н и, отвязав с поясницы платок, отер разгоряченный лоб. Пот струйками стекал по спине, щекотал между лопатками. В глазах рябило от пестроты товаров. Разноцветные воздушные шары норовят взлететь в воздух вместе с державшей их толстухой. Справа тянется ряд, где продаются полыхающие на солнце жаром парча и хонатлас. А вон продавцы тапочек: держат в руках свой товар, хлопают подошвами, будто проверяют их на прочность. Это они привлекают к себе внимание людей. Где-то стреляют. Раз за разом… «Кто же это позволяет палить на базаре, где столько народу?» — подумал старик, но тут же догадался, что это бабахают из детских пугачей. А продавцы испеченных в танды́ре треугольных пирожков из тонкого теста с мясом и луком созывают покупателей: «Есть самса горячая, в масле кипящая!..» Мороженщики́ стараются перекричать друг друга: «Подходи, народ! Половина мед, половина лед!..»
У Саттара-ота разболелась голова от этого шума и гама. «Уж лучше бы подождал, когда в магазине кончится перерыв…» — с досадой подумал он. И ему захотелось тут же повернуть обратно и уйти поскорее с базара. Он уже взялся было за хурджун, но тут неожиданно прямо перед ним из толпы появилась женщина с целой дюжиной всевозможных тюбетеек. Саттар-ота встрепенулся, словно у него внутри выпрямилась заводная пружина.
— A-а, сестрица! Иди сюда, мастерица… — загородил он женщине дорогу. — Дай-ка мне, сестрица, пару самых хороших, самых красивых. Это для внуков, понимаешь?
Саттар-ота перебрал все тюбетейки до единой: то подносил близко к глазам, то рассматривал на расстоянии, вытягивая вперед руку. Женщине, наверно, впервые попался такой привередливый покупатель, но она терпеливо ждала, пока он выберет. А старику очень уж понравилось ее рукоделие, и потому он так любовался тюбетейками. Наконец Саттар-ота выбрал одну — с ярко-красными узорами, сшитую из темно-зеленого бархата, а другую — черную в белых узорах.
— Возьму-ка эти, вот уж радости будет у внуков! — сказал он и восхищенно прищелкнул языком.
Женщина получила деньги и, по обычаю поплевав на них, чтобы они у нее никогда не переводились, спрятала во внутренний кармашек жилета.
И вдруг Саттар-ота спохватился: ведь автобус-то отходит минут через пятнадцать, не позже!.. Он засуетился, бросил на плечи хурджун и торопливо засеменил к выходу.
Шофер еще издали заметил старика, который часто перебирал ногами и второпях спотыкался. Было не трудно понять, что это тот самый пассажир, которого уже минут пять дожидаются отъезжающие.
…Автобус выехал за город. Вдалеке скрылись желтые мазанки городской окраины, сады. Все реже стали попадаться деревья. И вот, насколько охватывает взгляд, раскинулась солончаковая степь. Глубокие трещины, как незаживающие раны, покрывали густой сеткой белую от соли землю. Вдали смутно вырисовываются зубцы гор. В той стороне родной Ертешар. Через час-другой Саттар-ота будет дома.
Старик задумчиво смотрел на песчаные барханы. Перед глазами проносилась молодость… Припомнилось ему, как много лет назад по этим самым местам проходил он с караваном утомленных верблюдов, вел в тыл басмачам едва державшихся на ногах красноармейцев. Уже много дней шел их отряд по пятам вооруженных до зубов бандитов, которые что ни ночь, то нападали на селения, жгли сельсоветы, школы, отбирали у бедняков скот, мучили и убивали беззащитных людей. Теперь никак нельзя красноармейцам потерять вражий след — потом поди-ка разыщи их в необъятной безводной степи…
Глубоко задумался Саттар-ота, закрыв глаза. И, словно наяву, увидел он, как медленно тянется их отряд цепочкой по пустыне. Вконец измотанные люди вязнут в песке. Двое суток идут без воды. А кругом барханы, барханы — царство песков. Над головой палящее солнце. Оно, кажется, так низко, что вот-вот коснется земли, выжжет, расплавит все…
И вдруг Саттар-ота неожиданно наткнулся на колючий кустарник джиды́. Воспаленные от летящего песка и яркого солнечного света глаза не могли заметить растения издалека. Эти деревья выглядели жалкими и не вселяли в людей никакой надежды. Но все же в них теплилась жизнь.
«Командир,
