надо копать колодец… — задыхаясь, сказал, еле шевеля пересохшими губами, Саттар-ота. — У людей сил больше нет… Джида растет — значит, есть вода…»
Командир окинул проводника тяжелым взглядом и с сомнением посмотрел на кустарник:
«Что же, это единственное, что мы теперь можем… Доверимся вашему опыту…»
Да, нелегко отвоевывалась у басмачей пустыня. Наутро бой. Чтобы остаться живыми, надо победить. А чтобы победить, испить бы хоть по глотку воды бойцам…
Копали попеременно, очень долго — может, день, может, сутки, а может, больше. Кто знает, сколько прошло времени. Час казался вечностью. В колодце душно, но по крайней мере прохладно. Солнце не высушивает из тела последнюю влагу. Где-то там, высоко-высоко над головой, поблескивает, словно гривенник, круглое пятнышко. А вокруг него черные точки. То головы склонившихся над колодцем товарищей. Они все еще не теряют надежду услышать из темной глубины спасительный возглас: «Вода!»
Покачиваясь на сиденье, как на горбу у верблюда, Саттар-ота незаметно уснул. И еще отчетливее привиделось ему то, что произошло много лет назад. Будто заново пережил это.
…Воды все нет и нет. Саттар-ота и двое красноармейцев из последних сил долбят землю маленькими лопатками, сантиметр за сантиметром, метр за метром, все глубже вгрызаются в землю. Один за другим поднимаются наверх ведра с землей. Вот уже почва сырая… Вот глинистая жижа… Удар, другой, и вдруг… Прямо из-под острия лопаты с веселым бульканьем пробивается первый глазок родничка. Живая вода!.. Саттар-ота не верит глазам, подставляет руку — это не чудится. Его товарищ с глухим стоном бросается на колени и потрескавшимися губами припадает к источнику.
«Есть!.. Вода!..» — кричит Саттар-ота что есть мочи осипшим голосом. И сам едва-едва слышит себя. Его возглас слабым шепотом достигает верха колодца.
«Вода! Вода!» — проносится кругом…
Саттар-ота вздрогнул и проснулся. Автобус стоял в тени чахлых, сморщенных от старости шелковиц. Остановились, по-видимому, давно — пассажиры уже рассаживались по местам.
— Отец, там вода, — сказал паренек, который сидел рядом с Саттаром-ота. — Я вас бужу: «Вода, вода!» — а вы хоть бы что. Или вас жара не донимает, а? Там остуженный кок-чай, он, говорят, особенно утоляет жажду.
После сна Саттар-ота не был склонен к разговорам. Он молча поднялся с места и неторопливо направился к выходу. К нему бойко подбежал один из загорелых мальчишек, что чинно стояли под деревом у накрытых марлей ведер. «Ишь вы, сами от горшка два вершка, а кумекают, что человеку в пути всего необходимее; сомлевший от жары путник за холодный чай сколько с него ни спроси — заплатит…» Мальчик протянул влажную банку, наполненную прозрачным янтарным чаем.
— Пейте, дедушка, вы, кажется, еще не пили. Это холодный чай.
Дед насупил лохматые брови и недружелюбно покосился на ребят. Поднося банку к губам, он думал: сколько же может стоить такой вкусный чай в пустыне?..
В автобусе какие-то нетерпеливые женщины начали ерзать на своих сиденьях и ворчать:
— Там задержал и здесь не торопится…
Водитель засигналил. Дед, едва не поперхнувшись, выплеснул оставшийся чай на землю и, бросив в банку несколько копеек, сунул ее мальчику, ожидавшему посуду.
Едва дед поставил на подножку ногу, мальчишка обеими руками ухватился за его рукав.
— Что-о? Мало? — рассердился дед, оборачиваясь и сползая обратно. Этому уж сорванцу он непременно надерет уши.
— Что вы, дедушка! — смутился паренек. — Мы это так, без денег…
— То есть как это без денег? — изумился Саттар-ота.
— А так… Мы так решили на совете. У нас график движения автобусов… Выносим к каждому рейсу для пассажиров… Здесь ведь нельзя пить сырую воду, — пояснил мальчик и сунул деньги обратно деду в карман.
Дед в смятении уставился на мальчишку. Он не слушал досадовавших на него в машине пассажиров. Чья-то сильная рука взяла его под локоть и осторожно втащила в автобус. Это, наверно, был шофер. Но Саттар-ота резко высвободил руку и с необычной для его возраста резвостью выскочил обратно.
— Стой! Стой! — закричал он вслед удаляющемуся мальчишке.
Мальчик остановился, с любопытством разглядывая деда. Саттар-ота суетливо что-то искал у себя за пазухой и вот наконец извлек красивую тюбетейку с красными узорами, из зеленого бархата.
— Вот тебе, внучек! — сказал он и, довольный своей находчивостью, улыбнулся, провел рукой по бороде.
— Что вы, зачем…
— Бери, бери, — насупился дед и напялил тюбетейку мальчику на голову. — Здесь первый колодец я копал. Бери, помнить будешь!
Саттар-ота неуклюже вскарабкался в автобус, не глядя ни на кого, не замечая улыбок пассажиров, протиснулся на свое место. Наконец уселся, вздохнул глубоко и тогда с гордостью оглядел соседей:
— У меня точь-в-точь такой внучек дома, — сказал он громко. Так, чтобы услышали все. И засмеялся добрым стариковским смехом.
Опасаясь, как бы дед не надумал чего-нибудь еще и не выскочил из автобуса снова, шофер рванул машину с места.
Анвар сидит на опрокинутой, сплетенной из виноградных лоз тележке и шмыг-шмыг недовольно носом. Сердито водит он по земле прутиком.
— И всегда мне все старое и старое, — недовольно бубнит он и трет грязным кулаком глаза. — Учебники всегда Гульнаркины… Лежат сто лет, а потом мне… Теперь и портфель старый… Ей больше не нужен, так его сразу же мне… Если бы ты сказала дедушке, он бы привез из города…
— У дедушки и без того будет хлопот полон рот, — заметила мать. Она неторопливо прощупывает белье, развешанное на шнуре, протянутом между двумя урючинами. — Он не гулять в город поехал, не по магазинам таскаться, а на слет животноводов. Там соберутся знатные чабаны со всей области, важные дела решать будут, у деда и минуты свободной не найдется…
— А для Гульнарки заказала ситцу на платье…
— Перестань, — говорит мать, не оборачиваясь. — Гульнара на пятерки училась, а ты мне двойки стал приносить…
— «Двойки, двойки»! Конечно, будут двойки, если портфель старый! У всех мальчишек новые, а у меня…
— Хватит! — Мать резко обернулась. Лицо у нее строгое и чуточку грустное. — У тебя зато форма есть, а сестра в твои годы в школу босиком бегала… Да и теперь вон подружки ее по лужку носятся да веночки плетут; небось рады, что школу закончили да от учебников избавились. А Гульнара на ферму собирается, хочет поработать летом, чтобы матери помочь. А ей еще и в техникум надо готовиться… Потом учиться будет легче, если руки приловчились к труду…
— Ей заказала ситцу, а мне…
— А тебе дедушка обещал тюбетейку. И тебе, и дружку твоему Энверу. Забыл? — Мать улыбнулась. Ее лицо стало добрым-добрым и родным. — А Гульнара ведь поедет в город,
