в их сторону. Они стали свидетелями позора, на который Раджаб обрек его.
Анвар прыгнул на велосипед и укатил домой. Он знал, как трудно будет теперь вновь заслужить уважение сверстников. Но сделать это придется. Иначе не оберешься насмешек. Ясно, что среди них не найдется смельчака, который прокатился бы по этому мосту, а все равно зубоскалить будут. Особенно девчонки. Ведь им не скажешь: «Попробуйте-ка сами…»
На второй день вечером, когда жара спала, Анвар прикатил к злополучному мосту. Пляж был пуст. Ни души на нем. Анвар положил велосипед на траву и ступил на мост. Балансируя, дошел до середины. Внизу с гулом мчалась вода, серебрилась, как ртуть, шелестела, и закручивались на ней воронки, втягивая все, что в них попадет. У Анвара закружилась голова. Он быстро опустился на корточки, ухватился за шершавую мокрую бетонную плиту. «Надо успокоиться. Не следует смотреть на воду. Лучше постараться не отрывать глаз от противоположного берега». А берег шаг за шагом все ближе и ближе…
Когда осталось всего несколько шагов, Анвар резко метнулся вперед и пронесся по бетонной плите бегом.
Потом он долго сидел на камне, переводя дыхание. Отдыхал, как после тяжелой работы. По ту сторону реки руль велосипеда отражал розоватый блик заката. На уже остывшую землю постепенно опускались сумерки. На помутневшем небе замерцала первая звездочка. Анвар встал и медленно подошел к каналу — как полководец, обозревающий место переправы.
Обратный путь ему дался легче. Теперь у него был уже небольшой опыт: он знал, что не следует смотреть под ноги, надо не сводить глаз с той точки, к которой стремишься. И вообще лучше не думать об опасности. Ему вспомнились наставления учителя по труду: «Когда бьете по зубилу молотком, не смотрите на свою руку, а то непременно угодите по ней. Не думайте про молоток. Следите только за работой острия зубила. Тогда будете бить без промаха».
И в последующие дни Анвар приезжал к этому месту несколько раз. К концу сентября похолодало, и на пляже не было ни души. Теперь Анвар уже свободно ходил по мосту. Если хотел, мог даже пробежать по нему или попрыгать то на одной, то на другой ноге, выплясывая над сердито рокочущим потоком. Затем он прошелся по этому мосту, теперь нисколько его не пугающему, толкая велосипед впереди себя. И наконец решился…
Он с разгону въехал на мост. Едва осознал, что назад пути нет и что даже ногой опереться не на что, кроме педалей. У него замерло сердце. Его прошиб пот. Но это длилось только мгновение. Не успели ослабнуть руки, которыми он прочно держал руль. Он обязан был проехать, как по канату, след в след. Малейшее отклонение руля и… Нет, про это сейчас лучше не думать. Надо цепко держаться взглядом за противоположный берег…
Когда его велосипед, шурша по песчаному откосу, выкатился на другую сторону канала, Анвар остановился и пристально оглядел пройденный путь, короткий и такой трудный. Но теперь у него не было страха, он мог еще раз прокатиться по мосту. В эту минуту он был упоен своей победой. Ему хотелось плясать от восторга, кричать от радости и перекрыть своим голосом грозный шум воды. Он торжествовал: ему удалось пересилить себя, побороть страх…
Об этом он рассказал как-то Раджабу.
Выслушав его, Раджаб громко расхохотался.
— На твоем месте, мой друг, я бы никогда не решился на такое! — сказал он.
— То есть как?.. — удивился Анвар. — Ведь ты первый проехал по этому мосту!
— Но на пляже в это время была Гульнара и смотрела на меня! — сказал Раджаб.
А при чем тут Гульнарка?.. Хотел об этом спросить, но Раджаб мог подумать, что он, Анвар, совсем непонятливый. Анвар решил сам докопаться до истины. Он долго размышлял над этим, но в конце концов был вынужден признать, что мир полон непонятных для него вещей…
После полудня, как только колхозники пообедали и чайхана опустела, около хауза появился Анвар. Он уселся на сури [1], беспечно болтая ногами, делая вид, что заглянул под сень чинар отдохнуть. И как только чайханщик отвернулся, он подскочил к дереву и, распластавшись по его стволу, цепляясь за борозды в коре, складчатые наплывы, похожие на огромные бородавки, ящерицей юркнул наверх, затаился в листве. Взрослые не позволяли мальчишкам лазать на эти чинары. Они очень высокие. Одно неверное движение или попадется гнилой сучок под ногу — не долго и до беды.
Анвар убедился, что чайханщик ничего не заметил, и вскарабкался выше. Птицы подняли тревогу — перелетали, хлопая крыльями, с ветки на ветку и истошно галдели. Они в точности так ведут себя, если на дерево взберется кошка или в дупло заползет змея. Чайханщик так, видно, и подумал — даже не поднял голову, чтобы посмотреть наверх.
Анвар взобрался высоко-высоко. Здесь было прохладно и пахло грибами, как в лесу. Облюбовав развилку, он поудобнее уселся и раздвинул ветви.
Внизу, недалеко от хауза, сквозь листву проглядывает плоская крыша мечети, похожей на огромный глиняный кирпич, выложенный на солнце для просушки. Теперь уже в этой мечети никто не молится. Там склад. Хранится корм для колхозной птицефермы.
Чуть подальше, за небольшим сквериком, где растут по краям аллей акации, возвышается школа. С высоты она, оказывается, похожа на печатную букву «Е». Вокруг нее суетятся люди. Двое, придерживая руками ведра, красят железную крышу. К ним по лестнице поднимается еще кто-то. Во дворе штабелями сложены парты. Их будут красить. В классах сейчас, наверно, белят стены.
Каникулы еще только начались, а школу уже готовят к новому учебному году.
А вдалеке, за прозрачной синей дымкой, едва различимы розовые постройки железнодорожной станции. На линии еле приметным черным пунктиром обозначился состав с цистернами. Левее станции торчит семафор, похожий на тощую букву «Г». Неподалеку от семафора стоянка автобуса, который курсирует между городом и районным центром. Анвару видно даже, как время от времени через переезд медленно проезжают автомобили. От станции пролегла серая лента проселочной дороги. Она огибает ореховую рощу, старый абрикосовый сад и тянется к Ертешару. Дедушка от станции скорее всего придет пешком. Он любит ходить пешком. Анвар его увидит издалека и побежит навстречу. Он узнает деда издали. По походке. Его сегодня ждали к обеду, и мама сварила плов. Давненько дед не ел домашней стряпни. Чабаны там в горах только и сидят на мясе да сыре. Мать сварила побольше, чтобы дед сам наелся да еще и с собой прихватил — угостить помощников.
Анвар обернулся назад. По эту сторону
