и времени прошло всего ничего.
— Не беспокойся, — он отмахнулся как можно беспечнее. — Я справлюсь.
— Как знаешь. — Розмари не стала настаивать, хотя ответу не обрадовалась. Она встала, потом снова села, смяла в руках ткань фартука и вдруг выпалила. — Это я её прокляла! Скисающее молоко и всё такое… Ты тогда просил-та, чтобы я на порчу посмотрела… ну, я посмотрела. И не сняла. Не захотела потому что.
— Погоди… Хочешь сказать, что порча до сих пор на Брендалин? — Элмерик аж подскочил.
— Угу, — Розмари выглядела виновато, но Элмерик сомневался в искренности её раскаяния. — Надо снять? Но нужен предмет. Неужто она ничегошеньки на память не оставила?
— Нет, ничего, — солгал бард, делая вид, что не может оторваться от книги.
Он почти решился отдать платок, но не смог. Жаль было расстаться с единственной памятью о несбывшемся. Ещё Элмерик боялся, что Розмари не устоит и всё-таки наколдует отворот, нарушив данное самой себе слово.
— Так ей и надо, фее проклятущей! — девушка вдруг ударила кулаком в подушку. — Пускай теперь всю жизнь гадкое молоко пьёт! Знала бы, что она такая, ещё похуже заколдовала бы.
— Не надо. Не желай ей зла, — Элмерик хотел коснуться её плеча, но Розмари, отбросила его руку:
— А вот хочу и буду! Потому что гадина эта твоя Брендалин! Хуже змеюки-та! Она ж тебя в сугробе на верную погибель бросила-та. Раненого. А ты её всё ещё любишь. Дурак!
Джеримэйн заворочался, и Элмерик зашептал:
— Тише, а то щас разбудим… лихо. Дело не в том, что я её люблю. Просто мы должны быть выше этого.
— И простить?
Розмари бросила на него презрительный взгляд и, подхватив юбки, выбежала из комнаты. Деревянные башмаки застучали по лестнице.
Отложив книгу, Элмерик вытянул из кармана шитый золотом платок, который всегда носил с собой, но ни разу им не пользовался. Ткань была чистой и новенькой, как в тот день, когда Брендалин вручила барду подарок. А что, если бы она позвала его с собой в холмы? Пошёл бы он, бросив всё, или нашёл бы в себе силы отказаться?
Элмерику вспомнились слова Мартина: «есть в мире вещи, которые не продаются и не покупаются ни за какие дары: верность, любовь и свобода». Ради возможности получить одно из этих благ неразумно было бы жертвовать остальными. Особенно когда ты уже отыскал своё место и нашёл истинное предназначение. Элмерик верил, что сейчас идёт верным, хоть и долгим путём. Да, жизнь смертных коротка, а повороты судьбы непредсказуемы. Порой старые связи настолько крепки, что рвутся только с кровью. Но даже если шансов на успех мало, это не повод не попробовать. Можно потерпеть неудачу сотни раз, а на сто первый преуспеть — в конце концов, чудеса случаются. И кому, как не чаропевцу, об этом знать!
* * *
К ужину на кухне объявился довольный и раскрасневшийся Орсон. На нём красовалась новенькая кожаная перевязь с искусным тиснением из дубовых листьев и сплетённых ветвей. Клинок, висевший на его поясе, Элмерик узнал сразу и, не удержавшись, восхищённо цокнул языком. Это был тот самый меч, который они с Джеримэйном видели, когда пробрались в сокровищницу: не белоснежный, жаждущий крови, а лёгкий и звонкий, с чеканкой на тонком лезвии. В огромной лапище Орсона обмотанная кожей рукоять казалась почти игрушечной.
— Смотрите-ка! — в тёмных глазах Джерри загорелась зависть. — Кому-то подарили зубочистку.
— Мастер Каллахан сказал, что мне нужен м-меч, — принялся оправдываться Орсон, теребя пряжку ремня. — И мне его не подарили, а дали на время. У волшебного клинка есть другой хозяин, но он вроде как не п-против, чтобы я сохранил оружие до его возвращения. Так что подарок тут — только перевязь…
— Значит, перевязь, ага. А у Элмерика книга. Роз, а тебе эльф дарил что-нибудь?
— Зеркало, — кивнула девушка не отрывалась от лепки пирожков. — Ух и красивое-та! Серебряное, с камушками.
— Ясно… значит, всем что-то досталось. Кроме меня.
Элмерик никогда не видел Джеримэйна таким расстроенным. На того словно ушат холодной воды вылили.
— У тебя же есть нож от наставника. Добрый нож ничем не хуже книги, перевязи или зеркала.
— Эй, рыжий, ты что это меня утешать вздумал? Смотри, подумаю, что ты мне в друзья набиваешься.
— Оно мне надо? — Элмерик отодвинулся на другой конец лавки поближе к Орсону и с трудом поборол искушение тайком коснуться чудесного клинка. — А мастер Каллахан не сказал, чей это меч?
Орсон поскрёб подбородок, на котором уже начинала пробиваться светлая щетина.
— Нет, только упомянул, что настоящий хозяин был бы рад узнать, что его оружие пока побудет у меня. И мы немного п-потренировались…
— С эльфом? — Джеримэйн присвистнул. — Ну повезло же тебе, дуралею!
— Не с ним, а с мастером Шоном. Он побудет моим наставником, пока не объявится тот, другой — владелец меча.
— С ума они посходили, что ли? — Джеримэйн вытянул ноги поближе к пышущей жаром печке. — До полнолуния около месяца, до Самайна и того меньше, а они где-то шастают. Когда Врата откроются, мы что, так и скажем: извиняйте великодушно, уважаемые твари, мы не будем с вами драться — у нас ещё не все приехали. Приходите в следующий раз.
— Если не п-приехал — значит, так было надо, — нахмурился Орсон.
Элмерик ожидал, что Джерри прицепится и к этим словам, но в этот момент на кухню вошёл улыбающийся мастер Дэррек.
— Роз, дорогая, готов ли ужин? — Он снял шапку, стряхнув с неё снежную морось.
— Не сумневайтесь-то, мастер Дэррек, всё путём! — Розмари расплылась в ответной улыбке. — С приездом! Давненько вас видно не было. Устали, небось? Проголодались-та?
— Есть немного, — наставник протёр платком запотевшие очки. — А что это вы на кухне сидите? Накрывай сегодня в гостиной на девятерых. Будем твои пироги пробовать. Мастер Каллахан сказал, что отныне мы ужинаем за одним
