— И ты можешь в этом сомневаться! — с упрёком сказала Мари, глядя прямо в лицо Кри-Кри своими ясными глазами. — Как только мама узнала, что Клодина убита, она послала меня за маленьким Клодом. Он теперь у нас.
Кри-Кри колебался.
— Нет, — сказал он, поразмыслив, — твоим гостеприимством воспользоваться нельзя: опасно…
Он мучительно искал выхода из создавшегося положения.
— Знаю! Придумал, придумал! — вскричал он вдруг и, не помня себя от радости, подхватил Мари за талию и закружил её.
— Ты сошёл с ума! Погоди! Ты чуть было не перевернул корзинку. А в ней что? Знаешь?
— Ну что? Цветы, — ответил нетерпеливо Кри-Кри.
— Ты всё забыл, как я вижу! А под цветами что? Что под цветами?
— Ах, повязки! Они всё ещё у тебя? Ну, теперь они уже бесполезны.
— Пусть так! Но каких уловок мне стоило не отдать их мадам Дидье! Как я ей врала, если б ты только знал!
— Ладно, Мари, теперь не до твоих повязок. Скажи мне: ты друг Коммуны? Да, Коммуны! Пусть она разбита, уничтожена… Скажи мне: ты ей друг?
— Да! — твёрдо ответила Мари. — Я знаю, ты имеешь право сомневаться во мне после этих противных повязок…
Кивая головой в такт словам Мари, Кри-Кри вытащил из кустов шаспо. Озабоченно осматривая его, он что-то бормотал.
— Что ты говоришь? — тревожно глядя на Кри-Кри, спросила девочка.
— Ты умеешь стрелять, Мари?
Щёки Мари зарделись.
— Ну, ты теперь такой опытный стрелок… — сказала она смущённо. — Я даже не решаюсь сказать, что умею… Но ты ведь знаешь, когда папа был жив, он водил меня в тир…
— Вот и прекрасно! Здесь цель будет неподвижная, выстрел на близком расстоянии. Справишься! — быстро говорил Кри-Кри.
— Что ты хочешь делать? — спросила Мари испуганно.
— Делать буду не я, а ты. Вот смотри, как надо стрелять. — Кри-Кри поднял шаспо, прищурил глаз. — Целься прямо сюда, в руку у самого плеча. Надо, чтобы пуля прошла навылет. Смелее! Не бойся, умирать я не хочу. Но я должен быть ранен, только легко ранен. Поняла? Торопись!
— Объясни, что ты задумал, Кри-Кри? Ничего не понимаю…
— Поймёшь потом. Сейчас объяснять некогда. Ну, Мари, во имя Коммуны!
Мари почти бессознательно подняла ружьё.
— Во имя её борцов! — продолжал Кри-Кри торжественно.
Мари колебалась. Она стала неуверенно целиться, потом опустила шаспо. Всё произошло слишком быстро, и она не успела понять, что происходит, чего требует от неё Кри-Кри.
— Мне страшно, Шарло! — умоляюще пролепетала она. — Ведь я могу тебя убить.
— Целься скорее, Мари! Во имя дружбы! Во имя нашей дружбы! Во имя Гастона! — настаивал Кри-Кри. — Стреляй! Или ты ещё раз совершишь преступление против Коммуны!..
— Кри-Кри… — чуть слышно выговорила Мари.
От волнения она не могла больше вымолвить ни слова. В глазах у неё стояли слёзы.
Кри-Кри повторил тоном приказания:
— Успокойся и стреляй вот сюда! Не бойся, это не опасно. Только целься спокойно. Промаха не должно быть: патрон последний.
Мари неуверенно прицелилась и выстрелила.
Увидев кровь на плече Кри-Кри, она выпустила ружьё из рук и бросилась к раненому другу.
— Ничего, ничего, ты молодец! — сказал Шарло ослабевшим голосом. — Ты меня не подвела: и кровь течёт и рана неопасная…
— Тебе очень больно, Шарло? Что мы наделали… Надо скорей перевязать рану!
Мари вытащила из кармана носовой платок, но Кри-Кри остановил её:
— Нет-нет! Пусть течёт побольше крови! Это нам поможет спасти дядю Жозефа… Но странно, от этой царапины у меня кружится голова. Идём! Веди меня теперь прямо к мадам Дидье. Говори, что я ранен ещё со вчерашнего утра: меня ранили возле форта Мишель, когда я возвращался домой… Она меня посылала за цикорием… Да, погоди… Скорей зарой шаспо вот в эту яму. Хорошо, что я успел её приготовить! Хорошо и то, что я сберёг последний патрон… Ну, старые коршуны, погодите радоваться! Ещё посмотрим, кто кого перехитрит!
Глава двадцать восьмая
Трёхцветные повязки
Мадам Дидье была возмущена. Она всегда считала нелепой затеей создание Коммуны, какого-то там рабочего правительства. К чему призывать к власти не умеющих управлять рабочих, когда это прекрасно умеет делать господин Тьер! Для неё лично жизнь была куда спокойнее, пока не было Коммуны: и дела кафе шли бойко, и никто не приставал, чтобы малолетние работали меньше взрослых.
Правда, Коммуна оказалась очень деликатной и не тронула вкладов частных лиц. Но такая добропорядочная женщина, как мадам Дидье, не могла спать спокойно, пока у власти были какие-то бунтовщики-рабочие.
И вдруг теперь — о чёрная людская неблагодарность! — теперь вдруг поползла молва, что в её кафе прятали коммунаров! Её лучшая подруга, мадам Либу, подтверждала это.
Возмущённая мадам Дидье собственноручно отодвинула буфетную стойку и отдёрнула тяжёлый репсовый занавес, скрывавший чулан, где хранился всякий хлам. Каждый мог лично удостовериться, что в «Весёлом сверчке» нет ничего запрещённого.
— Вы понимаете, — кричала мадам Дидье, обращаясь к одному из своих завсегдатаев, виноторговцу Дебри, — вы понимаете, так оскорблять честную женщину! Это значит пользоваться тем, что я бедная вдова. Обвинять меня, будто я плохая патриотка! Знаете ли вы, — тут мадам Дидье, тряся кружевной наколкой, грозно надвинулась на виноторговца, и тот должен был отступить на несколько шагов, — знаете ли вы, кто сообщил полиции о настоящем гнезде коммунаров в доме номер шесть по улице Карно? Мадам Дидье! — Она ударила себя по мощной груди. — Кто обнаружил, что консьерж[73] дома номер сорок по нашей улице потворствовал коммунарам? Мадам Дидье! И после этого говорить, будто я укрываю федератов! Ну где справедливость, скажите на милость!
Мадам Дидье выдохлась после такой длинной речи. Она схватила тряпку и с ожесточением принялась вытирать мраморные доски столиков.
Она была настолько возбуждена, что не сразу обратила внимание на молодого приземистого офицера, ввалившегося в кафе в сопровождении двух жандармов.
А между тем, не будь мадам Дидье так взволнована, она поняла бы по их виду, что они пришли неспроста.
— Эй ты, мамаша! — грубо окликнул её офицер. — Мы получили сведения, что ты укрываешь раненых коммунаров.
— Я?
Мадам Дидье всплеснула короткими руками и на мгновение застыла. Но тотчас к ней вернулся дар речи, и она застрекотала, не успевая окончить одну фразу и посылая ей вслед другую, также неоконченную:
— Это что же такое? Что всё это значит? Я бедная, одинокая вдова… Я сама разорилась из-за этой проклятой стрельбы! Что касается мадам Либу, я насквозь вижу все её козни. Вы лучше спросите, кем был при Коммуне её племянник… Подумать только — такие сплетни! Пусть лучше она вам порасскажет о нём, а не порочит честную женщину! Я бедная вдова…
— Прекрати болтовню! — грубо прервал офицер поток красноречия мадам Дидье. — Следы крови там, на улице, ведут прямо к твоему кафе.
— Пусть гром господний меня разразит! Пусть у меня отсохнет язык, если я вру! Я одинока, как перст! У меня живёт только мой подручный, бедный сиротка Шарло. Да и тот ушёл четыре дня тому назад. Я послала его за цикорием, а его всё нет и нет. Ума не приложу, куда он девался. Без него я как без рук. Хоть торговля и слаба в эти дни, но всё-таки разве одной управиться! Ведь я бедная вдова, одинокая женщина.
— Смотри, не очень упирай на то, что ты женского пола! — сердито сказал офицер, которому надоело слушать её болтовню. — Мы дрались с женским батальоном и знаем, какие теперь женщины бывают. Лучше расскажи нам всю правду.
Мадам Дидье только собиралась закидать офицера новым потоком объяснений, как вдруг её ухо уловило крик Мари:
— Мадам Дидье! Мадам Дидье!
И, к великому её удивлению и ужасу, в дверях кафе показался Кри-Кри, которого под руку вела Мари. Мальчик был неузнаваемо бледен. Из руки, почти у самого плеча, сочилась кровь, окрасив в алый цвет разорванный рукав куртки.
Мари, как всегда, шла лёгкой походкой, хотя на одну её руку опирался Кри-Кри, а в другой она несла корзинку с цветами.
— Это ещё что за птицы? — грозно воскликнул офицер.
— Боже мой, да это Кри-Кри! Но в каком виде!.. Что с ним случилось? Вечно этот мальчишка суётся куда не надо! — Мадам Дидье не могла скрыть своего смущения.
Между тем Мари совершенно вошла в роль. Казалось, это была не та девочка, которая четверть часа назад беспомощно спрашивала у Кри-Кри, что делать с ружьём. Она говорила, и голос её звучал естественно и убедительно:
— Подумайте только, мадам, бедняжка Кри-Кри ранен ещё со вчерашнего дня! Но он хотел скрыть это от вас и сбросил повязку. Теперь рана снова открылась. Я нашла его на пустыре, истекающего кровью. Он хотел достать цикорий по вашему поручению, но его ранили на пути домой. У него, должно быть, серьёзная рана. Он забрызгал кровью меня и всё кругом…
