начинаются расхождения. Неглупа была Царь-девица, не стала бы она брать это яйцо да ещё и приказывать своим братьям по мечу его приготовить. Но не повезло ей — затесались в её дружинниках подлые изменники, царём Радиславом подкупленные.
— Ты чего такое несёшь? — Яромир аж с дивана вскочил. — Зачем напраслину возводишь?
— Сядь, — осадил его чародей. — Я не мешал тебе твою историю рассказывать, теперь и ты мне не мешай. Не нравилась Царь-девица Радиславу. И его можно понять. Представьте себе: столько золота пришлось безродной девчонке отдать, пусть и сильнейшей из сильных. А как узнал он о её планах Царь-град построить — да такой, чтобы краше дивьей столицы, — пуще прежнего невзлюбил и задумал её погубить. Не только из зависти и жадности. Радислав ведь был предусмотрительным правителем, понимал, к чему всё идёт. Царь-девица собиралась объединить кочевые племена и основать своё государство прямо у него под боком. Ну сами посудите, кому нужен такой могущественный противник? Да ещё и за свои кровные денежки? Что притих, Яромир? Думаешь, вру?
Дивий воин набрал в рот чай и развёл руками, мол, нем как рыба и разговаривать с тобой не буду. Пришлось Лису продолжать:
— Так вот, изменники, которых подкупил Радислав, всё сами придумали: подобрали яйцо змеиное, приготовили тайком и подали Царь-девице на завтрак. Отравить её хотели, а уж потом собирались подтвердить: да, сама велела приготовить, сама отведать изволила — вроде как виноватых нет. Но Царь-девица от яда не умерла и город свой начала строить, а благодарные кочевники начали стекаться и помощь предлагать. Они ведь тоже рады были, что Змей пал, столько от него бед натерпелись… Днём они строили башенки да стены, а ночами их кто-то всё время разрушал. Поставили охранников — а наутро их во рву мёртвыми нашли. Однажды поймали вредителей — и те верными богатырями Радислава оказались. Только больше их никто так не звал — сгубили они честь свою богатырскую. Так что ваш рай на земле строился на злодеяниях, чужом горе и крови невинных. Поэтому на свет появилась Юстрица — царское наказание. Не помирали навьи люди от болезней, которые она насылала, только на дивьих пало проклятие. Да вот только Царь-девице и самой досталось: она же наполовину из дивьих была.
— Ох, не повезло ей, — Тайка шмыгнула носом. Ей было очень жаль эту незнакомую поленицу. А всё ведь так хорошо начиналось…
— Ну это как посмотреть, — пожал плечами Лис. — Я же, как вы тут выражаетесь, эксперт по чародейству, так что поясню: может, и лежало на яйце какое-то проклятие, да только такое чудище никогда на свет не появилось бы, если бы мать над дитятей не поколдовала. Она ведь не только воительницей была, но и чародейкой не из последних. Поняла, что затеял Радислав, почуяла яд в своих жилах — и обернула проклятие супротив злейшего своего врага. Со змеями да чужими богатырями она сражаться умела, а вот с подлостью людской впервые столкнулась. Ну и переборщила малость…
— Это ты называешь «малость»? — Яромир чуть чаем не поперхнулся.
— Не важно. Не придирайся к словам. Если бы ваш царь своими лапами загребущими не полез куда не надо, может, и не было бы никакого мора, ясно тебе? И спустя годы дивьи мамки не рассказывали бы своим деткам об ужасной Птице-Юстрице, порождении досады и гнева одной поленицы, которая вообще-то хотела как лучше. Вот и сказочке конец, — он спрыгнул с печки. — Дождь уже заканчивается вроде. Пора и честь знать.
— Это какая-то очень плохая сказка, — проворчал коловерша, яростно намывая усы. — Неправильная.
— Зато правдивая, — Лис сел на лавочку у порога и принялся натягивать сапоги. — Без прикрас. И страшная — прямо как заказывали.
Тайка ему верила и не верила. А хуже всего было думать, что это не сказка вовсе, а самая настоящая жизнь, в которой не всегда добро побеждает зло, а справедливость — торжествует. Не такой она представляла себе волшебную страну…
— Хотела бы я это исправить, — с губ сорвался тяжёлый вздох.
Лис поднял голову, в его тёмном взгляде мелькнуло удивление.
— Добрая ты слишком, ведьма. Всё близко к сердцу принимаешь. Может, этой Юстрицы уже нет давно: исполнила проклятье и издохла где-нибудь в лесном буреломе. А ты лучше своими делами занимайся, о Дивнозёрье думай — нечего прошлое зазря ворошить. Когда всё это случилось, ни меня, ни его, — он кивнул на Дивьего воина, — на свете не было. Так что не наше это дело. Что случилось, того уж не вернёшь.
От этих слов Тайке стало совсем тоскливо, хоть волком вой. Она топнула ногой:
— Яромир, а ты сможешь спросить у дедушки, что он знает об этой Царь-девице?
— Зачем тебе? — дивий воин вскинулся, но, встретившись с ней глазами, сник. — Ладно, спрошу. Но вряд ли он что-то знает. И, кстати, я совсем не удивлюсь, если Лютогор рассказал нам правду…
— Да ладно? — Лис от неожиданности чуть сапог не выронил. — Ты что, вот прямо так, при всех, только что предположил, что я могу быть прав? Бей тревогу, ведьма! Его точно кикиморы подменили!
— Не паясничай, — Тайка запустила в него полотенцем.
Лис ничуть не обиделся. Наоборот — рассмеялся.
— Ты нас со своим коловершей не путай. А то и меня кормить придётся…
Яромир насупился и явно хотел сказать что-то очень злое, неприятное, как вдруг на стене снова появилась девятиглавая тень. Длинные змеиные шеи изгибались, скручивались в кольца и росли на глазах, становясь всё больше.
— Лис, это уже не смешно! — Тайка вскочила с табурета.
Чародей с побелевшим как полотно лицом вытаращился на тень.
— Это не я, — шепнул он еле слышно.
— Яромир, твоих рук дело?
Дивий воин глянул на неё обиженно, мол, за кого ты меня принимаешь.
Тут что-то зашипело-зашкворчало, как забытое в сковородке масло. Псы встрепенулись и хором залаяли, щеря на тень зубастые пасти.
Лис, напрочь забыв, что он вообще-то могучий чародей и сын самого Кощея, метнулся к двери, влетел в неё всем телом, убедился, что заперто, и рыбкой нырнул за спину Яромиру, стараясь отдышаться.
Пушок, запамятовав, что умеет летать, взобрался вверх по шторе, цепляясь когтями, и повис под самым карнизом, истошно вопя, как мартовский кот. Говорить, видимо, тоже разучился от ужаса.
Дивий воин решительным движением задвинул за спину Тайку и скомандовал:
— Кладенец!
Немеющей рукой Тайка сорвала подвеску с шеи. Она ожидала, что та сразу потеплеет и превратится в меч, как это обычно бывало при малейшей опасности, но Кладенец почему-то остался холодным.
— Не слушается! — выкрикнула она.
Ладони вспотели, лоб покрылся испариной
