Но здесь и сейчас, в этом магазинчике торгового центра Питтсбурга, я совершенно уверена в том, что моя версия и есть самая правильная. Так здорово она не звучала еще никогда.
Вдруг я замечаю, что пою не одна. Рядом поет еще кто-то — глубоким голосом, который удивительно сочетается с моим. Я поднимаю голову, боясь увидеть продавца, который незаметно подкрался ко мне. Но передо мной — никого. Я осторожно оглядываюсь. И вижу папу. Папа стоит и поет. Поет вместе со мной песню Элвиса. С закрытыми глазами. Я быстро отворачиваюсь. Он классно поет — он поет не только куплет глубоким, густым голосом, он поет еще и припев «В гетто» в высоком регистре. Его-то мне всегда и не хватало.
Чтобы песня не кончалась так быстро, завершив последнюю строчку, я начинаю играть по новой — и это получается здорово, потому что ведь песня заканчивается тем, что в гетто снова рождается ребенок, и поэтому ее можно петь бесконечно.
Когда мы все-таки замолкаем, раздаются аплодисменты. Я оглядываюсь и вижу за пианино семерых покупателей — они все слушали нас.
Папа откашливается, и я вижу, что он такой же красный, как и я. Он берет из моих рук гитару, идет к продавцу и говорит: «Упакуйте-ка ее для моей дочки!» Продавец кивает: «Да, сэр» и отправляется с гитарой к кассе. А мы с папой бежим вслед.
Продавец набирает какие-то цифры, и на дисплее появляется: 5–3–9. Боже мой. Гитара стоит 539 долларов! Я уже представляю себе папу, спасающегося из магазина бегством, но он просто вытаскивает кредитку и спрашивает, входит ли в эту сумму гитарный чехол. Конечно, чехол прилагается, говорит продавец, забирая карту, даже эксклюзивный чехол, а поскольку молодая дама так талантлива, он дарит ей набор струн и медиатор.
Через пять минут я стою с гитарой моей мечты за спиной перед магазинчиком и никак не могу опомниться.
По дороге в общежитие мы с папой не говорим друг другу ни слова.
Я просто сижу с гитарой на руках рядом с ним, ужасно счастливая — так счастлива я давно не была. Или даже никогда не была. Папа напевает «В гетто» и без проблем находит общежитие. Только когда мы припарковываемся, он замолкает. Перед тем как выйти, мы чуть задерживаемся в машине. Не знаю отчего — но мы просто сидим и молчим. А потом папа говорит: «Ну, пошли» и выходит. Я тоже выхожу, закидываю гитару за спину и догоняю его.
В общежитии папа пропускает меня вперед.
Я стучу в дверь, быстро открываю ее и сообщаю: «А вот и мы!»
— О, привет! — отвечает мама. Она сидит на одной из кроватей рядом с Тони.
— Привет, — Тони встает и протягивает папе руку. — Я подумал, а почему бы не заглянуть к ним и не проверить, все ли у них в порядке!
— Очень мило с твоей стороны, — говорит папа и жмет Тони руку. Судя по лицу Тони, он нехило ее сжимает. Когда Тони удается освободиться, он гладит меня по волосам со словами «Привет, хорошенькая леди!» Потом замечает мою гитару и восклицает: «Ого, смотри-ка!»
— Что там? — спрашивает мама и заглядывает мне за спину. — Что это?
Она смотрит на папу.
— Я купил своей дочери гитару, — объявляет папа.
— Она совершенно невероятная, — говорю я маме и вытаскиваю инструмент из чехла. Но мама даже не смотрит на нее.
— Ты спятил? — говорит она папе. Но папа ничего не отвечает. Тони берет гитару у меня из рук и садится на кровать.
— Куда, — спрашивает мама папу, — куда, скажи на милость, мы ее денем в машине? Ты совсем выжил из ума? Неужели мне нужно все время держать вас за руку, чтоб вы не сделали очередную глупость?
Вот сейчас папа заорет на меня, что я избалованная девчонка, которая выпрашивает у него дико дорогую гитару и которой всего мало. Но папа не произносит ни слова.
А потом, опережая мамины гневные тирады, с кровати, где сидит Тони, доносится музыка. Тони играет на моей гитаре — и хорошо играет, лучше меня и даже лучше моего учителя музыки. Мама говорит: «Вау» и садится рядом с ним.
Папа разворачивается и выходит из комнаты.
Я пару минут слушаю, как играет Тони, а потом иду посмотреть, как там папа. Он сидит в холле и листает какую-то старую книгу. Я подсаживаюсь к нему на темно-синий плюшевый диван. Папа поднимает глаза, обнимает меня и говорит:
— Ну и натворили мы с тобой дел, а?
— Ага, — говорю я и даже умудряюсь не сбросить его руку с плеча.
Вечером нам наконец-то можно в гости к Фицмартинам — наверное, мама и папа заверили их, что Клару больше не тошнит. В огромной гостиной Фицмартинов мы садимся на диван, он такой огромный, что кажется: одно неловкое движение — и тебя затянет в его недра. Нам бы такой диван на пользу не пошел. Слишком мы жирные.
Когда мы уселись, позвонили в дверь.
Мистер и миссис Фицмартин удивленно переглянулись. Мистер Фицмартин пожал плечами и пошел открывать.
— О! — донеслось из прихожей. — Это ты! Давненько не виделись!
А потом мистер Фицмартин снова появился. За ним в гостиную вошел Тони.
— Тони! — восклицают мама и миссис Фицмартин одновременно.
— Столько красавиц в одной комнате! — говорит Тони и сначала обнимает маму, а потом миссис Фицмартин. Меня, Клару и Нелли он треплет по волосам.
«Хай, Вольфганг!» «Хай, Тони!» Папа даже не встает, чтобы пожать Тони руку, он просто коротко ему кивает.
Тони втискивается на диван между мамой и Кларой. Он ужасно доволен и потирает руки.
— Как же здорово снова увидеться с вами! Что же вы мне не сказали, что Моника и Вольфганг снова приехали?
— Э-м-м, — мистер Фицмартин переминается с ноги на ногу и трет подбородок.
— Это была внезапная идея, — говорит мама.
О да, такая внезапная, что мы уже за три месяца купили авиабилеты.
— Я посмотрю, как там ужин! — мать Нелли встает.
Когда она скрывается за дверью, мистер Фицмартин садится на ее место рядом с папой и откашливается. Никто не произносит ни слова. — Ну так вот… — мистер Фицмартин барабанит пальцами по столу.
— А как там с работой? — спрашивает наконец Тони у папы.
— Хорошо, — отвечает папа, — даже очень хорошо.
Тони кивает.
— Ты все еще придерживаешься этой идеи свободы выбора?
Папа внимательно смотрит на него.
— Что значит — идеи?
Тони улыбается.
— Вольфганг… — Он поворачивается ко мне и Кларе. — Ваш папа все еще думает, что существует что-то вроде свободы выбора.
Клара заинтересованно кивает и сдвигает указательным пальцем рептильи очки на лоб.
— А что, ее не существует? — спрашиваю я.
Тони откидывается на спинку дивана и сцепляет руки за головой.
— Нет. Свобода выбора — это иллюзия. Если мне кажется, что я что-то решаю, на самом-то деле решение уже принято. Посмотри-ка на меня: если я вижу красивую женщину, — Тони кивает маме, — я думаю, что хочу ее, потому что она мне нравится. Но на самом-то деле все за меня решают химические процессы в моей голове. Мне только выдается готовое решение, после того как нейроны и вещества мозга все обмозговали. Конечно, я все равно уверен, что сам принял решение. Это наша, человеческая фикция.
Папа смотрит на нас с Кларой.
— Конечно, человек может решать — следовать импульсу или нет, — говорит он, — к примеру, можно увидеть красивую женщину, — папа кивает маме, — и решить, что последуешь импульсу и ее…
— Вольфганг! — мама злобно глядит на папу.
— …Э-э-э, кхм, пригласишь куда-нибудь. Или не последуешь, потому что она, к примеру, замужем. Это называется — контроль за импульсами. Но это может не каждый, конечно.
— А это распространяется на пончики?
Папа внимательно смотрит на меня.
О боже, неужели я это и вправду произнесла?
Тони смеется. Клара и Нелли смеются тоже.
А потом смеются уже все.
Кроме папы.
Отсмеявшись, мы снова сидим молча. Мистер Фицмартин барабанит пальцами по столу и время от времени откашливается. Я пытаюсь посмотреть папе в глаза, но он старательно отводит их.
Идиотка я. Мне так и не приходит в голову, как все это исправить — и тут распахивается дверь.
«Сюрприз!» — в комнату вплывает огромный торт-мороженое.
Из-за торта выглядывает мать Нелли. Нелли раздает тарелки и ложечки. Я снова пробую встретиться с папой глазами. Он смотрит в сторону. А я чувствую себя все хуже и хуже. И если смотреть на торт-мороженое, то от этого не легче. Он такой жирный! И еще ужасно сладкий. Лучше пусть меня сожрет огромный диван Фицмартинов, чем я сожру этот торт.
— М-м-м-м, — говорит мама и пихает меня в бок.
Я отвечаю: «М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м», и мама снова пихает меня.
Так надо мне мычать это «М-м-м» или не надо?
Нелли кладет огромный кусок торта на тарелку со словами: «Специально для тебя, моя сладкая!»
Ну спасибо.
Как же мне избавиться от него?
Как только у всех на тарелках оказывается по куску торта, папа Нелли стучит ложечкой по стакану и встает.