— Ты что, онемел? — раздраженно спросила Бори. — По крайней мере, скажи хоть «до свидания» и дай мне пройти.
— Проходи, — проговорил Варьяш.
По обеим сторонам улицы Беньямина Эперьеша стояли старые-престарые каштаны. Варьяш хлопнул ладонью по стволу одного из них, точно по загривку лошади, и, бросив короткое: «Приветик!» — зашагал прочь. «Ну и хорошо, что я порвала с ним, — подумала Бори. — Он, видите ли, даже не переживает».
Ютка, которая в это время на другой стороне улицы строила в пары второклассников, перехватила взгляд приближавшегося Варьяша.
На лице его было написано такое безразличие, что Ютка даже вздрогнула, как от удара. «Тебе больно, — подумала она. — Если бы ты только знал, из-за чего все это получилось! Началось из-за Сильвии, кончилось из-за Рудольфа. А ты, Варьяш, совсем тут и ни при чем…»
— Попрощаемся! — скомандовала Ютка второклассникам.
И малыши, которым это нравилось, дружно закричали хором:
— До свидания! — А потом защебетали по одиночке: — Сервус, Юцика!
На углу улицы, откуда им уже разрешалось идти домой самостоятельно, они разбежались, похожие в своих цветных платьицах на высыпавшиеся из шкатулки разноцветные бусинки.
Мать встретила Боришку как ни в чем не бывало. Ни о театре, ни о подаренном пальто, ни о дне рождения не было и речи. Она спросила, что нового в школе.
— Ничего, — ответила Бори, — обыкновенный тихий день…
Потом они вдвоем стали обедать — отец сегодня работал во второй смене. За обедом мать рассказывала домашние новости. Заходила тетушка Тибаи (Боришка и другие дети в доме между собой звали ее Гагарой или тетей Гагой) и попросила одно яичко: у нее разболелись ноги, так что сама она не может сходить на рынок и просит Боришку, когда та будет идти мимо рынка или молочной, купить ей десяток.
Сегодня во второй половине дня увезут мебель Шольцев. Завтра жилуправление пришлет маляров; когда те закончат свою работу, придут паркетчики. За несколько дней всё сделают… Эти Шольцы здорово запустили квартиру. Но скоро переедет инженер…
Есть не хотелось, все казалось невкусным; даже черешня, которая только появилась, и та не доставила Боришке особой радости. Она даже не стала доедать ее за столом, а сунула пригоршню ягод в карман передника. Схватив несколько попавшихся под руку тетрадей. Бори направилась к двери.
— К Сильвии?
— Да. Очень трудные задачи по математике. Сильвия мне помогает.
— Что-то не заметно по твоему дневнику, — проговорила мать.
Она поставила на стол стакан, из которого пила, и подошла к дочери. Бори не любила, когда ей смотрели прямо в глаза. Миклош сегодня на нее воззрился, сейчас мать… Бори отвела взгляд.
— Послушай, дочка, эти Ауэры не нашего поля ягоды. Отец уже говорил тебе. Теперь и я скажу. Не думаю, чтобы ты научилась там чему-нибудь хорошему. Сильвия не очень-то порядочная девушка. Дружи ты лучше с Юткой.
«Ну конечно, с Юткой?! Ютка в неизменном пальто «дудочкой», со своими вечными назиданиями и сомнениями!»
— Госпожа Ауэр давным-давно развелась с мужем, и один бог знает, на что и как она живет. Меня это, конечно, не касается. Но в одном убеждена: не так, как следовало бы жить матери, у которой такая большая дочь. А у Сильвии только мальчики на уме. Сейчас кружит голову сыну тетушки Галамбош — она мне как раз сегодня утром в молочной жаловалась на это. Одного, говорит, только не может понять, как им удается договариваться о встречах.
Бори сжала зубы, чтобы не прыснуть. «Орел, — подумала она. — О, этот орел!»
— Эта Сильвия совсем испортит парнишку, — продолжала мать. — Год-два назад Пишта Галамбош был еще таким хорошим, скромным, прилежным мальчиком. Учился, старался. А сейчас ни о чем другом не думает — лишь бы поскорее закончить техникум, устроиться на работу и жениться. А Галамбош мечтала, чтобы он пошел учиться дальше. И все педагоги думали, что он будет поступать в университет. Но Пишта теперь ничего этого не хочет. Только Сильвия на уме. Прямо как помешанный стал…
— Мне нужно физику… — тихо проговорила Бори, не желавшая слышать то, что говорила мать.
«Что поделаешь, — рассуждала она, — если Сильвия и Пишта любят друг друга? И совсем не обязательно всем кончать университет».
— А по физике тебе может помочь и Ютка. Послушай меня, дочка, отец и я лучше разбираемся в людях, чем ты. Эта девушка не любит тебя по-настоящему, ты не пара ей. Иди-ка лучше к Ютке.
— Хорошо. Я пойду.
Если взрослые не желают понимать своих детей, пусть тогда ничему не удивляются. Мать сама вынуждает ее лгать. Зачем насильно толкает к Ютке? Она и так сыта ею по горло. Если ее не пускают к Сильвии, что ж, придется пойти к ней без разрешения, уверив мать в том, что пошла к Ютке Микеш. Мать сейчас все равно не сможет уйти из квартиры, пока не вернется домой отец, потому что всегда кто-то должен быть дома — мало ли кому из жильцов вдруг понадобится дворничиха… Так что мать не узнает, куда Боришка пошла. Ну и пусть думает, что дочь ее пошла к Ютке, если ей так хочется. Во всяком случае, никто не может ей запретить сейчас, когда ее жизнь подошла к поворотному пункту, рассказать об этом Сильвии. И вообще ей непонятно, почему мать так настроена против ее дружбы с этой девочкой. Сильвия самая лучшая изо всех ее знакомых.
Бори бегом поднялась на четвертый этаж. Дверь ей открыла Ауэр. На лице ее было разлито радостное сияние, однако оно тотчас же потускнело при виде Боришки. Точно госпожа Ауэр выключила какой-то невидимый источник освещения.
— Ах, это ты? — с явным разочарованием произнесла мать Сильвии. — Ну, входи!
«Наверное, тетя Ауэр думала, что к ней пришла клиентка», — решила Бори. Не ее вина, что она, Боришка, не может быть ее клиенткой. Что до нее, так она с радостью посетила бы салон госпожи Ауэр. Но что сказал бы отец, увидев ее после этого визита? Клиентки госпожи Ауэр выглядят всегда после сеанса так, точно лица их покрыты эмалью. Интересно, а когда они смеются, трескается ли эта эмаль или нет?
Сильвия сидела уединившись в своей комнате: она была чем-то расстроена и зла.
— Тебе что, попало?
— Еще чего!..
«Не хватало только, чтобы мне попадало, как этой Борбале Иллеш!.. — подумала Сильвия. — Разве может понять этот глупый ребенок мою жизнь?!»
— Я думала, ты зайдешь… — Бори говорила тихим тоном, в нем звучала надежда. — Я думала, ты зайдешь ко мне. Ведь ты знаешь, какой вчера был день…
— Ой! Ну конечно, Малышка! — Сильвия изобразила что-то вроде радости на лице и поцеловала Боришку в щеку. — Расти большая, да поможет тебе бог. Малышка! Поздравляю!
И тут же мозг Сильвии заработал с бешеной скоростью: «Интересно, не подарил ли Боришке кто-нибудь на день рождения деньги? А то у матери сейчас плохо с клиентурой. Сколько ни проси у нее — бесполезно. А Галамбош — трус, не может достать. «Что я, воровать пойду?!» — проскулил он вчера, когда я ему сказала, что мне надоело вечно тянуть пустой кофе в этой убогой «Примуле»: я хочу и потанцевать, и выпить что-нибудь посерьезнее, словом, сходить куда-нибудь в другие заведения. «Ах, у тебя нет денег? Ну так попроси!» — «У мамы тоже нет, — грустно сказал Галамбош и даже побледнел. — Разве что я возьму какую-нибудь работу…» Пусть возьмет! Нечего ему все время сидеть, уткнувшись в свои книги, — все равно ученого из него не получится».
— Ты думаешь. Малышка, я забыла… — пропела Сильвия. — Разве можно забыть твой день рождения! Как раз сегодня вечером я собиралась зайти к вам. Но ты правильно сделала, что пришла сама — здесь мы можем спокойно поговорить.
Сильвия, когда хотела проявить особую нежность к Боришке, называла ее Малышкой. В устах всех других такое обращение показалось бы обидным Боришке, но от Сильвии она принимала его с удовольствием.
— Ну что тебе подарили, рассказывай!
Сильвия поджала под себя свои красивые, стройные ноги и закурила сигарету. Увы, как выяснилось, ее подружка не получила в подарок денег… «О если бы свершилось чудо, — проносилось в голове у Сильвии, — я смогла бы послать к черту этого Галамбоша с его вечными сомнениями, угрызениями совести, разглагольствованиями, что, мол, и ей, Сильвии, следовало бы устроиться на работу…» Это ЕЙ-то?! Тогда, дескать, они скорее могли бы пожениться… Но она вовсе не собирается работать! Она хочет выйти замуж, чтобы и школы больше не видеть, не то чтобы еще где-то работать!.. Ей хочется, чтобы у них была автомашина, чтобы они с мужем ездили за границу… У матери дела в последнее время пошли неважно, особенно после того, как в государственной парикмахерской на Рыбной площади открыли косметический кабинет.
— …ты знаешь, у него нет даже капюшона, — как сквозь сон доносились до нее слова Боришки, — материал, правда, чудесный, но, во-первых, сейчас лето, а во-вторых, ты знаешь, что я у них просила в подарок, я и тебе показывала в «Радуге», помнишь…
