я.
Она молча смотрит на меня. Потом на платье. Потом опять на меня.
Красивое платье, очень красивое. Белое, а внизу цветы, будто растут. Васильки, ромашки. То есть будто она идёт в белом платье по полю, вся в васильках и ромашках.
Вот же я носорог.
— Вот я балда, — говорит она.
— Ты? Почему ты?… Это я. Мне… Мне просто не везёт страшно, — глупо пытаюсь оправдаться я.
— Тебе-е?! Это тебе-то не везёт! Ты на меня посмотри!
— Да это из-за меня всё, понимаешь? Это я, у меня всё так!
Она смотрит на меня внимательно. Тихо и внимательно, серьёзно так. Надо же, не вопит, не кричит. Удивительная девочка какая-то.
— Ты кто вообще? — спрашивает она.
— Миша.
— Так что, Миша. Ты считаешь, что ты ужасный лузер?
— Похоже на то.
— Послушай. Я это платье надела первый раз. Понимаешь? Первый! Вот балда, знаю же: если человек создан для джинсов, нечего и воображать…
— Тебе очень идёт это платье, — сказал я совершенно честно.
— Ага, особенно сейчас…
И тут я чуть не заревел. От злости. Ладно, когда тебе не везёт; но распространять неудачи вокруг себя! Просто на людей, которые встретились на моём пути! Что это вообще, мне в леса уйти, что ли?!
— Что у тебя случилось, Миша? — спросила она. Я пожал плечами. — Давай, рассказывай. Я всё равно никуда не тороплюсь… Уже никуда.
…И я взял и всё рассказал ей. С самого начала, от очков. И до сейчас, как я решил выйти из плохого течения и сделать шаг в сторону.
— Да, похоже, ты мастер… Мастер неожиданных шагов, — сказала она. — Хотя… Хотя подожди.
Она остановилась и посмотрела куда-то себе под ноги. Я тоже посмотрел, но ничего не увидел.
— Очки с тобой?
— Угу.
— Давай сюда.
— Зачем?
— Дай очки! Ещё спрашивает…
Я отдал ей очки. Она посмотрела на них внимательно. А потом наклонилась и подняла что-то с земли. Винтик. Маленький винтик. А потом достала из своего рюкзака отвёртку. Маленькую такую, часовую.
— Что это? — спросил я.
— Чудо, — ответила она серьёзно. Два движения — и вот мои очки, совершенно целые.
— Как это?
— А вот так. Тебе повезло, Миша. И теперь твоя жизнь изменится навсегда.
Я протёр очки рукавом. Надел их.
У меня даже чуть закружилась голова, отвык от очков. Ослепительно чёткий мир; и снова оказалось, что на деревьях не «листва», а отдельные листочки. А потом я увидел эту девочку. Рассмотрел.
— Ого, — сказал я.
— Чего ещё?
— Да так… Голова кружится. Откуда у тебя отвёртка вообще?
— Это не отвёртка, подошло просто… Ну, у меня много всего.
И она всучила мне ракушку. С моря. Откуда? У нас же до ближайшего моря тысяча километров!
…Вечером позвонила Антонина. Извинялась. Они в школе разобрали её стол, вытащили ящики — и конверт с деньгами оказался там, внизу. Завалился. «Я всё-таки не хотела верить, что это ты».
Ну-ну. Нет, я не обижаюсь, конечно. Хорошо, что всей школе не успели рассказать.
Рюкзак пока не нашёлся, но найдётся, обязательно. Мне кажется, он где-то рядом, уже выныривает из небытия — раз я такой везучий теперь человек. Только дурак, с девочкой этой — не спросил, как зовут, есть ли она «ВКонтакте» и вообще, как мне её найти. Наверное, просто как-нибудь ещё раз встречу её на улице.
Должно повезти.
Виолончель
— Ничего ведь, Данька? Прорвёмся? — спросил папа.
— Это… всё? — вместо ответа уточнил я.
Да, это было всё.
И я выдохнул, и хлебнул чаю — слишком много сразу, и поперхнулся, и закашлялся. И — засмеялся.
И папа засмеялся тоже.
Потому что он так начал — дело серьёзное, но ты уже взрослый и должен понимать; и особенно вот это — «Даниил». Вот тут у кого угодно пол из-под ног поедет: «Даниил, нам надо поговорить».
В общем, оказалось, что у нас нет денег. Совсем. Папа вложился в какой-то проект и прогорел. Потому что есть люди, которые умеют как-то ловко зарабатывать деньги. Но папа к этим людям не имеет никакого отношения.
— Пора это уже признать. Значит, надо делать то, что умею — просто работать руками, и всё. Отобьёмся, Дань. Но нужно время.
В общем, оказалось, что мы теперь не можем платить за нашу квартиру; нужно переехать в другую, «попроще».
То есть прямо «сильно попроще», сказал папа.
Можно подумать, у нас какая-то суперсложная квартира.
Но я уж думал, что его как минимум в тюрьму сажают, а меня сдают в детдом… а тут — просто другая квартира!
Конечно, прорвёмся. Да, жалко. Но мне, в общем, не так важно, где жить. Надо, чтобы была розетка — заряжать телефон. И диван. Хотя я могу и на полу спать. И уроки могу на полу делать, да мне вообще ничего не нужно!
Я так папе и сказал. Чтобы он не думал, что для меня это плохо.
Всего-то — переехать в другое место, да и всё!
«Только не пугайся», — сказал он. Да чего там пугаться! Я уж думал…
Я тоже иногда так делаю. Скажем, говорю: «Пап! А вот если бы у меня вышло два в году.
