Весть о том, что Ручьёв готовится к докладу на правлении колхоза, всполошила всю школу. Девятиклассники, изучающие основы дарвинизма, предложили консультировать его.
Витя Кораблёв вызвался нарисовать диаграммы.
Колька попросил брата упомянуть на правлении о достижениях юннатов пятого класса и очень обиделся, когда Костя не пожелал его выслушать.
За несколько дней до заседания правления ребята обсудили Костин доклад.
— Думаю, всё пройдёт хорошо, — сказала мальчику Галина Никитична. — Только очень прошу: следи за чистотой языка. Изгоняй беспощадно все эти «вот», «значит», «так сказать». И, пожалуйста, не руби ладонью воздух, держи руки спокойно.
— Я на вас смотреть буду… Если что не так, вы головой покачайте, — попросил Костя.
Учительница согласилась.
— И вот ещё что, — вспомнила она: — надо пригласить на правление всех преподавателей. И в первую очередь Марию Антоновну…
Наконец настал долгожданный вечер.
Рассыльный оповестил всех членов правления и бригадиров, но вслед за ним те же избы обошли школьники и вторично напомнили о часе заседания.
К назначенному времени контора колхоза наполнилась людьми. Сергей посмотрел на Костю и улыбнулся:
— Что ты, братец, съёжился, как на морозе? Гляди веселее, кругом все свои!
Потом он занял место за столом, постучал карандашом по графину и объявил, что сейчас ученик восьмого класса юннат Ручьёв сделает сообщение об опыте с просом.
— А регламент какой будет? — весело спросил кто-то из угла.
— Экий там счётливый объявился! — недовольно сказал дед Новосёлов, перебираясь на первую скамейку. — Пусть говорит на здоровье, пусть покажет, впрок ли ему учение пошло.
— В регламенте, значит, урезать не будем… — Сергей кивнул Косте: — Давай, товарищ Ручьёв, начинай.
Мальчик подошёл к столу и заговорил чужим голосом. Все лица перед ним расплылись, как в тумане.
Но вот Костя махнул рукой, и Варя с Митей внесли два снопика проса: один — обычный, низкорослый, и другой, выращенный в теплице, — высокий, по грудь человеку.
Колхозники оживились, кто-то одобрительно сказал: «Эге!» И Косте стало легче. Слова пошли свободнее, он уже почти не заглядывал в тетрадку, лица впереди прояснились, и мальчик теперь узнавал каждого человека.
Внимательно слушали его члены правления; ласково поглядывала Марина; от окна согласно кивали головой Галина Никитична, Клавдия Львовна и Фёдор Семёнович; с довольным видом поглаживал бороду дед Новосёлов. С задней скамейки задумчиво смотрела на Костю Мария Антоновна. Рядом с ней сидел Никита Кузьмич.
И Косте стало радостно, как никогда. Пусть это маленькое дело, но оно доведено до конца, оно нужно людям, и мальчик не напрасно занимает их внимание…
И вот уже закончено сообщение об опыте с просом, показаны снопики, зачитаны отрывки из дневника, а Костя всё ещё говорит.
Он рассказывал о том, что вычитал в этом году из книг и узнал от учителей, рассказывал о смелых преобразователях природы, о передовых колхозниках, мастерах высоких урожаев.
Лицо мальчика пылало, он говорил горячо, немного сбивчиво и, наверное, совсем не по плану, но никто его не перебивал, не останавливал, словно все понимали, что Костя не только заучил эти имена, но они глубоко запали ему в душу и он не расстанется с ними всю жизнь.
Только Никита Кузьмич не выдержал и бросил замечание:
— Ты бы, Ручьёв, к делу поближе…
На него зашикали, а Яков Ефимович укоризненно покачал головой:
— Дай же выговориться парню. Видишь, сколько у него накопилось!
Костя сообразил, что последние его слова не имели почти никакого отношения к сообщению о просе, и растерянно посмотрел на Фёдора Семёновича и Галину Никитичну. Те переглянулись и кивнули ему головой, словно хотели сказать: «Говори, раз слушают, говори…»
После Кости слово сразу же взяла Марина.
— Видали, какое просо при широкорядном посеве можно вырастить! — кивнула она на снопик из теплицы. — Я так думаю: тут говорить много не приходится, надо сеять просо по новому способу. Давайте решать, товарищи!
— Так то же на пятачке урожай… под стеклом, — заметил Никита Кузьмич. — А в поле с каждым кустиком не станешь нянчиться…
— Я уверена, что и в поле урожай хуже не будет, — настаивала Марина. — Теперь широкорядный сев применяют во многих областях.
— А сорняки полезут! Зараз всё просо заглушат!
— Выполем! Сил не пожалеем, спина не переломится.
— Погоди, Марина! — остановил её Сергей. — Сама знаешь, сколько сил забирает у нас эта прополка. От других работ отрывает. Надо же толком поразмыслить да взвесить всё… Какие суждения будут, товарищи?
Поднялась Галина Никитична и подтвердила Костино сообщение: опыт в теплице проводился по всем правилам, почти в таких же условиях, как и в поле. Но было бы неплохо с весны повторить опыт в поле, на большой площади.
Раздались голоса, что надо списаться с учёными, может быть, даже с самим академиком Лысенко.
— А как Фёдор Семёнович считает? — обратился к директору школы Сергей.
— Думаю, что мысль правильная, — отозвался учитель. — И мало того — списаться… Пусть Марина сама в Москву едет. Там же в Сельскохозяйственной академии наш земляк работает, Андрей Новосёлов. И он как раз занимается культурой проса — проводил опыты в колхозах. Вот Марина ему всё и расскажет, посоветуется…
— Справедливо, Фёдор Семёныч! — обрадовался дед Новосёлов. — Прямо мою думку перехватил. Непременно пусть едет! — И он, как будто вопрос о поездке был уже решён, обратился к Марине: — Ты, значит, как с вокзала сойдешь, спрашивай Харитоньевский переулок, дом двадцать один. Тут тебе и будет академия всех наук по сельскому хозяйству. Ну, а как Андрюшу разыщешь, спуску ему не давай. Побеседуй по всей строгости. Так, мол, и так, невозможно нам больше терпеть с просом такое положение. Ждём от вас твёрдого слова, граждане учёные!
— А ещё, Маринушка, закинь там удочку насчёт ветвистой пшеницы, — сказал бригадир первой бригады Максим Ветлугин. — Может, дадут на разживу семян малую толику, хотя бы щепотку. Мы бы уж тут расстарались, вырастили…
Бригадира перебила заведующая фермой Поля Клочкова и, в свою очередь, наказала Марине посоветоваться с учёными насчёт ухода за лугами и пастбищами.
— Стоп, товарищи! — повысил голос Сергей. — Ещё ничего не решили, а вы уже с наказами…
Но против поездки Марины в Москву никто не возражал. Наоборот, все члены правления охотно подняли за это руку.
— Тогда записывай! — кивнул председатель Марине.
Она села за стол и достала записную книжку…
Через день, захватив снопик проса, Марина выехала в Москву.
Марину Балашову ждали со дня на день.
Возвращаясь из школы, ребята подолгу стояли на мосту через Чернушку и вглядывались в машины и подводы, идущие со станции.
Косте всё казалось, что вот-вот одна из очередных машин затормозит на повороте. Марина на ходу выпрыгнет из кузова, подбежит к школьникам и скажет: «Скорее собирайте людей! Есть хорошие новости».
Но Марины всё не было.
— Не примет её академик Лысенко. Недосуг ему! — сказал как-то Паша.
— То есть как это «не примет»? — обиделся Костя. — Она же не по личному делу к нему поехала, а от всего колхоза. И вопрос у неё важный…
— Ты ещё скажешь: академик и наши дневники будет смотреть?
— Будет. Я уверен, — убеждённо настаивал Костя. — Помнишь, мы про двух юннатов читали. Они над лесными муравьями наблюдения вели, как те вредителей растений уничтожали. А товарищ Лысенко узнал про это и вызвал юннатов к себе в академию. Так они ему и дневники привезли и муравьёв…
Костю поддержал Митя Епифанцев, приведя ещё несколько примеров связи ученого с юннатами, но, по правде говоря, на душе у ребят было неспокойно. Кто знает, как встретят в академии Марину, как отнесутся к их опыту с просом…
На шестой день после отъезда в Москву Марина вдруг позвонила Сергею по телефону. Она сообщила, что находится сейчас в райкоме партии, обещала к вечеру быть в Высокове и просила срочно созвать собрание колхозников.
Эта новость быстро разнеслась по селу, и в сумерки контора была полна людей.
Школьная бригада явилась на собрание почти в полном составе.
Вскоре темноту улицы пронзили два широких луча, и легковая машина остановилась у правления.
В комнату вошли Марина и двое мужчин.
Одного — невысокого, пожилого, в белом овчинном полушубке — колхозники и ребята узнали сразу: это был секретарь райкома партии Бахарев. Он подошёл к столу президиума, поздоровался с людьми: кто сидел поближе — за руку, кто подальше — кивком головы.
— Прошу прощения, задержались немного, — сказал Бахарев и кивнул на дверь: — Вы посмотрите, какого я вам земляка привёз!.. Идите ближе, Андрей Тимофеевич, показывайтесь…
