— Как так — ничейная? — поразился матрос. — А ну-ка, не плачь, рассказывай.
Расстреляли у Нюты родителей.
И мать и отца.
Осиротили её офицеры белые, из войск Колчака.
Нюта жила в Приуралье. В городке на реке Миасс.
Здесь над речкой, над самой кручей в общей могиле лежат партизаны. Гордей Надеждин — командир партизанский, машинист паровозный — Нютин отец. Пелагея Надеждина — Нютина мать.
Белые и Нюту в тот день искали.
— Где партизанский щенок?!
Да люди добрые девочку спрятали. Три дня отсидела в соседских она погребах. А после, туманной ночью вывезли Нюту за линию фронта.
Машинисты, друзья отца, доставили девочку в Питер. Здесь в Петрограде тётка жила у Нюты. Жила, да уехала. Куда — неизвестно.
И вот Петроград — и Нюта совсем одна.
— Вон оно что, — произнёс матрос, сдвинул на лоб бескозырку. («Гав-ри-ил», — по складам про себя прочитала Нюта.) — Ничейная? Кто сказал, что ничейная! — повысил голос матрос. — Не может такого быть. А ну, подымайся.
Петроград: Невский, Литейный, Садовая. Зимний дворец в сотни окон своих глядит. Знамя на Смольном, как боец, на часах стоит. Мойка, Фонтанка, Невка, река Нева. Выборгская, Нарвская, Петроградская сторона.
Весна, 1919 год. Шагает матрос-балтиец, Нюту с собой ведёт.
СМИРНО, БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ!
Тяжёлое, лютое время. Колчак наступает с востока. Деникин с юга. В Балтийском море английский флот.
Душат, душат враги Россию. Им бы к ногтю Советскую власть. Им бы снова: заводы — богатым, землю — богатым, воздух — богатым. Бедным снова аркан на шею. Им бы Нюту в их ненасытную пасть.
Финский залив. Крепость морская — Кронштадт. Вот и трап на борту «Гавриила».
— А ну-ка смелей, братишка.
Робко ступает Нюта. Море слева, море справа, море со всех сторон. Сбегаются к трапу матросы.
— Глядите, Виров.
— Виров дитя ведёт.
— Смирно, Балтийский флот!
Улыбается Виров:
— Вольно, братишки.
Поднялись с Нютой они на палубу. Железо слева, железо справа, железо со всех сторон.
Обступили Нюту матросы.
— Нюта, — представил девочку Виров. С друзьями Нюту знакомит: Старший матрос Наливайко, минёр Иванов, торпедист Печенега, котельный матрос Наджми, смазчик второго разряда товарищ Ли, комендоры[19] Хохлов и Зига.
Поклонились матросы Нюте. Растерялась, смутилась Нюта, как суслик в норку, за Вирова шмыг.
— Вот те и раз! — развёл руками старший матрос Наливайко.
— Был батыр, и нет батыра, — заявил котельный матрос Наджми.
— Хи-хи, — хихикнул смазчик товарищ Ли.
— Боягуз[20], - произнёс торпедист Печенега.
— А вот и нет, — вдруг сказала Нюта и смело вышла в матросский круг.
Улыбнулись матросы.
— Вот это другое дело. Зачислить в Балтийский флот!
БОЦМАН ВАНЮТА
— Что тут, приют? — расшумелся боцман Семён Ванюта. — Да по какому уставу, какому приказу, чтобы на боевом корабле дитё! К тому же, кхе-кхе… особа женского полу.
Пытается Виров всё объяснить Ванюте. Мол, случай редкий. Родные расстреляны. Тут чуткость большая нужна.
— Но, но! — прикрикнул Ванюта. — Все вы теперь агитаторы. Расстреляны? Подумаешь, чем удивил. Да нынче расстрелянных, нынче повешенных, нынче этих бездомных сирот!.. Эх, жизнь ни в копейку пошла человечья! Как снег по зиме — не в цене.
Ванюта хоть ростом не очень выдался. Да телом крепок, надёжно сбит. Ремень, как обруч, обхватил животину. Челюсть железной подковой торчит. Желваки на лице и слева и справа, словно поднял два голыша у моря и сунул себе за щёки.
Ванюта пятнадцатый год на флоте.
В Цусимском[21] бою тонул. У Готланда[22] в бою тонул. Дважды ранен. Дважды контужен. Две медали лежат у него в сундучке.
— Это, если каждого да пожалеть, — не утихает Семён Ванюта, — каждого да на корабль, флот от груза такого потопнет.
— Семён Захарыч, да пусть же останется. Она же в воробьиное пёрышко вес.
— Молчать!
— Эх, киркой не пробьёшь сердце!
— Ну-ну, разговорчики!..
— Тише, тише, товарищ боцман. Хоть и флот, а Советская нынче власть.
— Ну его, — ругнулись матросы. — Ступай к комиссару.
— К комиссару?
— А что же, в самый оно аккурат.
ДЕВОЧКА СПИТ
Комиссаром на «Гаврииле» свой человек, из флотских — бывший матрос Лепёшкин. Николай Петрович Лепёшкин — он и есть комиссар.
О чём и как с ним беседовал Виров, о том неизвестно. Не скоро вернулся назад матрос. Только шёл — лицо как огнём светилось.
— Порядок? — кричат матросы.
— Порядок.
— Полный?
— Полнейший. А как же — на то комиссар!
Ночь. Матросский кубрик. Четыре постели. Справа и слева, по две, одна над другой. Слева на верхней лежит Анюта. На нижней Виров. Рядом храпит Печенега. Сверху направо, так же как Нюта, свернулся в калачик товарищ Ли.
Лежит в сторонке Нютино платьице, лёгкое платьице из бумазеи. Полусапожки в углу стоят.
Устала, забылась, уснула Нюта. На новом месте Нюта видит свой первый сон.
Утро. Берег Миасса. Нюта, мать и отец. Тоже весна. Только не этого, прошлого года. Вишни кругом в цвету. Луговина покрыта кашкой.
Солнце катит по небу.
«Много вёсен тебе, Анюта!» — солнце кричит Анюте.
Речка бежит певунья. Плещет в песок голубой волной:
«Много вёсен тебе, Анюта!»
Ветер ласкает травы.
«Много вёсен тебе, Анюта!» — шепчет гуляка ветер.
Улыбнулась во сне Анюта. Тише. Вы слышите: тише! Нюте снится счастливый сон.
ПРИМЕРКА
Разве подобает матросу ходить в бумазее. Юбкой тереть борта.
Матросу нужна бескозырка. Матросу нужны рубаха, брюки суконные, брюки рабочие, нужен ему ремень — и простой, и тот, что с широкой, форменной бляхой. Матросу нужна фуфайка. К осени нужен бушлат. Нужен к зиме башлык.
Ну и, конечно, нужна тельняшка. Чтобы сердце прикрыть моряцкое.
Всё это вынь и положь.
Старались, шили матросы наряд для Нюты. Нашлись портняжного дела и здесь мастера.
Комендоры Хохлов и Зига занялись бескозыркой. Минёр Иванов раскроил рубаху. С брюками возится смазчик Ли. Перешивает тельняшку Виров. Раздувает утюг Печенега.
Вот с башмаками только загвоздка. Есть и крой, и подмётки, и каблучный набор. Колодок для Нюты нет.
Да это, пожалуй, не к спеху. Есть же у Нюты девичьи полусапожки. Ну что же, походит она пока в таких.
Бойко идёт работа. На эсминце ответственный день.
А вот и примерка.
Надевает Нюта рубаху. Рубаха что надо, сшита по форме. Ворот матроссий вдоль плеч лежит. А брюки, взгляните на брюки: в коленках дудочкой, книзу клёшем — флотской моды последний крик.
Бескозырку надела Нюта. Точно по мерке, в самую тютельку.
Ленты, как косы, забросила девочка. Моряцкий, заправский вид.
Подошёл Наливайко, сдвинул у Нюты слегка бескозырку — чуть на лоб и чуть набекрень.
Кто-то подставил зеркало.
Глянула Нюта. Зажмурилась Нюта. Перехватило у Нюты дыхание. Спасибо, Хохлов и Зига. Спасибо, товарищ Ли.
— Ты тельняшку, как жизнь, береги, — наставляет девочку Виров. — Без тельняшки матроса нету.
Любуются Нютой балтийцы.
— Первого ранга, никак, капитан.
— Выше, выше, — смеются матросы. — Сам адмирал!
Улыбается, счастлива Нюта. Взглянули бы мать и отец!
КОСИЧКА
Любила Нюта свою косичку. Косичка хоть в палец, почти что в гвоздь. А всё же косичка.
Заплетала Нюта её, расплетала. Ленты свои берегла.
На корабле матросы почти что все острижены. Есть и такие, которые бриты.
Только у Нюты одной косичка.
Мешает Нюте теперь косичка. Из-за неё бескозырка не так сидит.
Подошла девочка к Вирову:
— Дядя Василий, а ну-ка, отрежь.
— Красоту-то такую! — ахнул матрос.
— Режь, — повторила Нюта.
— Нет, — отвечает матрос. — Давай, как решит команда.
Собрались балтийцы, решают важнейший вопрос.
— Правильно, — сказал Наливайко. — Какой же с косичкой моряцкий вид?
— Конечно, с косичкой не по уставу, — согласились Хохлов и Зига. — И всё же девочке, как арестанту…
— Верно, — сказал Иванов. — Девочке в радость всегда косичка.
За косичку стоят и Наджми, и смазчик второго разряда товарищ Ли.
Порешили матросы: косу Нюте не стричь.
Возвращается Виров. Подходит к девчонке. А где же косичка?
Клок волос на том месте у Нюты торчит. Остригла Нюта себе косичку. Из-за неё бескозырка не так сидит.
МОРСКИЕ НАУКИ
— Ну, пора за морские науки, — как-то Виров сказал Анюте.
Ходили они по палубе, смотрели боевые посты и орудия. Лазили в самый низ — туда, где котлы и турбины.
— Эсминец есть боевой корабль, — стал объяснять матрос. — Хочешь пульнёт торпедой. Желаешь — поставит мины. Эсминец самый быстрый корабль на флоте. Он в морскую разведку ходит. Надо — догонит врага. Ну, а если, скажем, надо уйти — дудки его догонишь. Эсминец при других кораблях вроде бы как кавалерия при пехоте, — растолковывал Виров.
