И пока Серёжка рассуждал про Казарцева, да о том, кто это его не боится и режет, и как это вообще можно резать человека медной проволокой, да ещё сверху, он, наверное, что-то пропустил мимо ушей, потому что говорил уже не Славка, а тот, с басом, который первый назвал его заводчиком.
— Я от производственников скажу, — гудел он. — Хотя бы от нас, от бетонщиков. Ведь что получается, Слава… — Парень комкал в огромных ручищах кепку и смотрел на Славку почему-то жалобно. — Тут некоторые наши ребята маху дали. Получили квартиры и стариков своих сюда вызвали. Ну, те приехали: здрасте, мол. Но это ладно. Это ещё полбеды…
— Чего ты там несёшь? — перебил его Старик.
И Серёжке показалось сначала, будто он недоволен тем, что тот затрагивает стариков.
— …полбеды, — упрямо пробубнил бас. — Сидели бы они себе дома или ещё там что. Так нет же. Во все дырки эти пенсионеры влезают. Насоздавали всяких комиссий — и влезают. Вот хотя бы мы, бетонщики. — Парень ударил себя кепкой в грудь. — Льёшь бетон, а они, понимаешь, тут шныряют, принюхиваются. Как будто это суп…
На этом месте Старик хихикнул, и Серёжка подумал, что, может быть, говорят про смешное и ему тоже стоит хихикнуть или хотя бы шмыгнуть носом, но все другие сидели спокойно, и Серёжка раздумал и стал смотреть на парня, который сказал про суп.
— Нет ли где браку там, смотрят, раковин нет ли, — сказал парень и пошарил перед собой руками, как будто искал что-то.
— Вот-вот, — хихикнул снова Старик.
А парень глянул на него по-бычьи, перевёл дух и закончил вдруг жалобно:
— Возьмите их от нас, Слава, пусть жизнь не отравляют… Возились бы лучше эти пенсионеры с детишками…
— А ты бы — брак? Да? — сказал Старик.
— Да нет, пусть не брак, — вскочила рыжая девчонка. — Дело не в этом. — Она говорила и то и дело поправляла рыжие свои волосы. — Ты вот скажи ему, этому дурню, скажи, Серёжка: хотел бы ты играть с пенсионерами?
И Серёжка только сейчас понял, к чему клонил здоровенный парень и почему он комкал кепку, и понял тоже, что от него ждут ответа, что нет, никак не интересно ему играть с пенсионерами.
Поэтому он сделал такое лицо, как будто ему очень хотелось спать, и сказал:
— Со скуки с ними помрёшь!..
Все прыснули, а девчонка уткнулась в ладошки, и её рыжие косички затряслись, как будто кто дёргал их за ленточки.
— Ну, ты это, положим, брось, — строго сказал Старик.
Но, во-первых, Серёжка хорошо знал, что Старик совсем не умеет сердиться, а во-вторых, ему нравилась рыжая девчонка, и он ещё раз сказал:
— Со скуки помрёшь… точно… Вчера вон уже несли одного хоронить…
Это была Старикова поговорка, и он прыснул, конечно, а Серёга очень обрадовался, что угодил в самую точку.
— А смешного, в общем-то, мало, — сказал Славка, когда все уже отсмеялись. — Нам бы давно надо заняться мальчишками… Детская проблема во весь рост!.. Да всё дела эти, дела… — и развёл руками. — Не знаешь, за что и браться!
— За них — в первую очередь, — кивнул Старик на Серёжку. — Если мы и построим такой завод, что он будет самый-самый и в стране и за рубежом… а рядом с ним из Серёги да его друзей вырастут за это время первостатейные охламоны, мы своей задачи не выполним!..
— Кто-кто вырастет? — спросил Серёга.
А Славка присвистнул, глядя на Старика:
— Ты напиши об этом передовую, а?..
— А что, и напишу, — пообещал Старик.
— Члены парткома по тебе соскучились, — сказал Славка, почему-то подмигивая Старику. — Давно тебя не видели…
— Они-то как раз поймут меня больше, чем вы, — заспорил Старик. — У членов парткома давно уже дети есть… не то, что у вас тут, братцы!..
— Постановили, — сказал бас. — Всем членам комитета комсомола стройки — иметь детей!..
— А кто-кто вырастет? — снова спросил Серёга. — Каким я буду охланомом?..
— Первостатейным, — сказал Старик. — То есть на все пять… И не охланомом, а охламоном, хотя охламон — тоже не очень хорошо… плохим человеком, понял?..
— Ещё чего! — сказал Серёга.
— Видишь ли, Серёжик, — стал Славка объяснять, — поймёшь ли ты, вот в чём вопрос… У нас много работы, но когда-нибудь… — Славка рубанул рукой и соскользнул с подоконника, — когда-нибудь мы всё равно этим займёмся — мальчишками… детской проблемой… А пока, Серёжик, посиди, помолчи маленько, а мы вернёмся к нашему почину…
«Поймёшь, поймёшь, — думал Серёжка. — Было бы чего понимать…»
Он шёл по неглубокой, выложенной битым кирпичом канаве, которая тянулась рядом с бетонкой. По бетонке то и дело проносились машины. С треском разрывали воздух тяжёлые «МАЗы», шурша шинами, ползли длинные, похожие на больших жуков, цементовозы, грохоча и постанывая, катились высокие машины, нагруженные огромными металлическими трубами.
Иногда Серёжка выбирался из канавы на обочину и торопливо тянул вверх руку, но никто не останавливался. Машины шли здесь на сумасшедшей скорости.
Тогда Серёжка снова спускался вниз и топал по кирпичам. Иногда кирпичей было не видно из-за песка, который нанесла прошедшая здесь недавно вода. Серёжка ставил ногу потвёрже и оборачивался потом, глядел на свои следы.
Чего ж тут понимать, думал Серёжка. И так всё понятно! Некогда взрослым, да и всё… Спеша-ат — как будто кто их взашей гонит. Вон сколько всего понастроили, а всё мало и мало…
Может, и для него, для Серёжки, строится этот завод? Вот и отец так говорит: для тебя, мол, завод строю. А отец у Серёжки — бригадир. Значит, точно знает. Недаром он иногда так дома и говорит: бригадиру, мол, положено всё знать.
И вот на площадке взрывают землю, копают такие котлованы, что упадёшь в него — в жизни не выберешься, если никто тебе не поможет, кладут кирпичи, сваривают железо, и всё бегом, всё бегом…
Вот пожалуйста, хоть сейчас. Нет, чтобы остановиться на минутку и посадить пешего человека!
Спешат завод для Серёжки построить… А нет спросить — да хоть нужен-то ему этот завод?.. Конечно, продавцом в том магазине, где игрушки продают, Серёга работать уже не будет, раздумал, но и завод тоже — ну его, он же, Серёжка, станет укротителем тигров или ещё кем-нибудь, пока не решил…
Он оглянулся и увидел, что его догоняет старый, обшарпанный самосвал. Одной фары у него не было, он был одноглазый. Шёл самосвал очень медленно, и Серёжка решил ещё раз попытать счастья.
Упираясь ладошками в колени, он поднялся по крутой кирпичной стенке и поднял руку.
Шофёр уже распахнул дверцу, но Серёжка всё-таки деликатно спросил, можно ли ему сесть.
— Свой брат — солдат… Как не подвезти! — крикнул, расплывшись в улыбке, шофёр. — Давай, давай, скорее…
Серёжка занёс ногу, но до железной ступеньки не достал. Мешали узкие штаны, из которых он давно вырос и которые давно мечтал порвать так, чтобы носить их было совсем уже невозможно…
А мотор работал, и человек ждал…
Тогда Серёжка взял свой правый ботинок обеими руками и попытался поставить его на подножку.
— Ну? — крикнули из кабины.
— Штаны мешают, — жалобно сказал Серёжка.
Тогда шофёр, не вставая из-за руля, боком прилёг на сиденье, схватил Серёжку под руку и легонько поддёрнул вверх.
Серёжка не успел ещё как следует сесть, а водитель уже захлопнул дверцу, и машина снова шла по бетонке.
— Эх, пехота!.. — сказал водитель.
Серёжка подвинулся к нему поближе и сразу же провалился куда-то между пружинами, и они больно упёрлись в него. Он взялся обеими руками за ручку и попытался подняться, но у него снова ничего не получилось, и шофёру снова пришлось выдёргивать его из выбитого в сиденье гнезда.
— Починить надо, — строго сказал Серёжка, когда уселся поудобнее.
— Конечно, надо, — подтвердил шофёр. — Некогда всё. — И доверительно сообщил Серёжке: — Я, брат, в этом году с институтом связался — у-у!
Он замотал головой и даже на секунду закрыл глаза.
— Трудно? — спросил Серёжка. И добавил тоном знающего человека: — Перерыв в учёбе большой…
— Не говори, — вздохнул шофёр.
Он всё больше нравился Серёжке. Во-первых, он остановился и даже подсадил его, во-вторых, он, как и дядя Гена, учится в институте, и ему трудно после большого перерыва.
— Ты Куд-Кудаха знаешь? — спросил он громко. — Я, может, к нему заеду. Он тоже за баранкой…
— Нет, не знаю, — ответил водитель. — Он что — азербайджанец?
— Нет, — сказал Серёжка. — Он с Украины приехал.
Они уже проехали гараж, сбоку продымил и отлетел назад маленький асфальтовый завод. Теперь мимо проносились низенькие полигоны, над которыми ворочали шеями тонконогие краны.
Вот один приподнял громадную металлическую крышку, и из-под неё рванулось наружу белое, как молоко, облако пара…
