Три дня Блошка ничего не говорила, не пила, не ела, только тихо стонала, даже во сне. На четвертый день, когда Владек пришел из нефтелавки обедать, а мама, измученная бессонными ночами, уснула, Блошка тихонько позвала Владека:
— Владек, ты знаешь Еленку?
— Сестру Кароля?
— Да… Я ей должна два гроша… Когда я умру, ты отдай… И не сердись на меня.
Блошка говорила очень тихо, потому что на губах у нее были черные струпья, и губы очень болели, и к ним надо было все время прикладывать кусочки ваты, смоченной в холодной воде.
— Владек, попроси маму, чтобы мне больше не делали перевязок, потому что это так больно… так больно…
Блошке сделали только еще одну перевязку, а другая уже не понадобилась…
Владек не хотел дожидаться очередной получки. Он взял у Олека шесть грошей и отыскал Еленку.
— Блошка брала у тебя в долг два гроша, правда?
— Да, — сказала Еленка, будто застыдившись.
— Вот тебе шесть грошей.
Еленка не хотела брать больше, чем ей полагалось.
— Тогда отдай остальные дедушке. Скажи ему, чтобы прочел молитву за упокой души Вицуся и Блошки.
— Ты ведь тоже хочешь прославиться, правда?
— Хочу, — не колеблясь, отвечает Владек.
— Тоже хочешь стать полководцем?
— Пожалуй, нет, — говорит Владек.
— В серьезных делах никаких «пожалуй» не бывает! — возмущается Олек.
Владек скажет Олеку, кем он хочет быть, если Олек не будет над ним смеяться. Владек хотел бы стать знаменитым доктором. С тех пор как Блошка и Вицусь умерли, он часто об этом думает, хотя и знает, что это невозможно. Почему невозможно? Разве Владек не читал биографий знаменитых самоучек и великих мучеников науки? Все возможно, только надо по-настоящему хотеть и уметь взяться за дело. Чтобы стать доктором, надо только окончить школу. Полководцем стать гораздо труднее: полководцу нужна еще армия.
— Как же я окончу школу, раз я в нее не хожу? — прошептал Владек.
— Будешь ходить, вот увидишь. И я буду, потому что полководец должен много знать.
Олек отыскал в Варшаве воскресную школу. В эту школу ходят только раз в неделю, в воскресенье, а всю неделю можно работать. Вступительного взноса нет, но записать в школу может только хозяин большого магазина, — такая уж существует формальность.
— Я все делаю по-военному, — говорит Олек. — Школа — это крепость, которую надо взять штурмом. Я уже разведал местность и выявил препятствия. Завтра — первая атака.
На другой день во время обеденного перерыва они встретились у магазина, с владельцем которого решено было переговорить.
— Ты здесь? Хорошо. Теперь выше голову, грудь вперед, перекрестись, и пошли.
Владек один ни за что бы на свете не вошел!
— У нас не терпящее отлагательства дело к пану принципалу, громко сказал Олек, войдя в магазин.
— Не терпящее отлагательства? — удивился приказчик и вышел в соседнюю комнату.
Через минуту их ввели в кабинет, где сидели два господина молодой и старый, седой.
— Вам чего, мальчики? — спросил молодой.
— Мы хотим, чтобы вы записали нас в воскресную школу.
— А вы откуда?
— Я работаю на бумажном складе, а мой товарищ в нефтелавке, говорит Олек.
— Так почему же вы пришли ко мне?
— Потому что вы состоите в «Купеческом обществе».
— Ну да, но я могу записывать только тех, кто у меня работает.
— Мы думали, что вы нам не откажете, потому что это ведь только формальность, — смело отвечает Олек.
Седой господин надел очки и медленно, с расстановкой спросил:
— А что это значит — формальность?
— Формальность, — говорит Олек, — это такая глупость, которую надо сделать, чтобы мы могли ходить в школу и чтобы я мог стать полководцем, а мой товарищ доктором.
Владек готов был сквозь землю со стыда провалиться. Как же это можно, так вот, сразу, все и выложить чужому человеку?
— Хорошо, я вас запишу, — сказал седой господин. — Зайдите ко мне завтра.
Олек вынул записную книжку, и господин продиктовал ему свою фамилию и адрес. Выходя, Олек сказал, может быть, немножко слишком громко:
— Мое почтение!
А когда они были уже на улице, Олек, вздохнув с облегчением, объявил:
— Первая атака удалась, завтра вторая!
— Только уж я с тобой не пойду, — говорит Владек.
— Обойдется и без тебя. Завтра я один управлюсь. Скажу старику, что ты больно робкий.
Олек, Владек и Маня все свободное от работы и занятий время проводят вместе. В будни у них времени мало; даже вечером они учат грамматику и решают задачи. И, только когда почти совсем стемнеет, соберутся ненадолго вместе, но тут уже сразу надо идти спать.
Зато в воскресенье они ходят гулять и смотреть на витрины магазинов. Один раз были на берегу Вислы, другой — в зоологическом музее, там, где чучела всех зверей. И еще они были на кладбище, на могиле Вицуся и Блошки. Но родители очень сердились, потому что они поздно вернулись домой — никак не могли найти могилу.
Иногда к ним присоединяется Наталка, или сын управляющего, или Михалинка, которая теперь уже понимает, когда с ней говорят жестами. Михалинку они любят, и Наталку тоже, но немножко меньше, потому что она думает, что раз ее отец политзаключенный, то все должны ее слушаться.
А сын управляющего очень противный, вечно он хвастает, совсем как двоюродный брат Владека, Янек: отец ему купит часы, велосипед, карету; у него есть дядя — приходский священник, и еще один — очень богатый, в гостях у этого дяди он ездил на пони. Чаще всего он говорит о своих будущих часах, а Владек всякий раз вспоминает при этом об отце, который уже не заводит больше своих часов по вечерам и не носит кольца на пальце, потому что и часы и кольцо заложены в ломбард.
Однажды сын управляющего пригласил Олека, Владека и Маню к себе. Им велели хорошенько вытереть ноги, чтобы не запачкать пол, и не дотрагиваться до стен, потому что на стенах новые обои. С сыном управляющего приходится дружить, потому что он решает им трудные задачи. Только сначала заставляет себя упрашивать, словно бог весть какое одолжение делает: то у него времени нет, то «подождите, потом», то «не хочется».
— Только бы выиграть генеральную битву! — говорит Олек. Генеральной битвой он называет экзамены.
Экзамены должны были быть осенью, а в июле Олек с родителями уехал навсегда в Лодзь. В последний раз Владек, Олек и Маня собрались на крыше погреба. Долго смотрели они на небо, ожидая, когда упадет звезда, чтобы всем вместе сказать:
— Хотим прославиться!
Потому что Маня, которая так интересно умеет рассказывать и больше всего любить читать стихи, тоже хочет прославиться: она хочет быть поэтессой, как Конопницкая(1). А потом Олек вышел с Владеком на улицу — он хотел сказать ему что-то очень важное. Никогда еще Олек не был таким серьезным. — (1) Мария Конопницкая (1842–1910) — выдающаяся польская поэтесса. —
— Владек, ты помнишь ту цепочку с глобусом?
— Помню.
— Знаешь, я эту цепочку украл у хозяина. Когда я сегодня с ним прощался, я ему все рассказал. Я сказал, что мне страшно хотелось иметь глобус, и что я его подарил и потом уже не мог отобрать, и что он был разыгран в лотерее для Михалинки. Я просил, чтобы хозяин вычел у меня из жалования, но он не захотел и пожал мне руку — такой порядочный. Хотел даже дать кошелек на память, да я не взял. И я уже не мог тебя рекомендовать… Ты на меня не сердишься? Не презираешь меня, Владек?
Олек должен сказать еще что-то, самое важное.
Он будет писать Владеку и Мане письма.
— Только не говори ничего Мане, я ей сам скажу. Видишь ли, я ее люблю и буду ей верен. Это ничего, что мы уезжаем в Лодзь. Когда я вырасту и стану зарабатывать, я приеду и женюсь на Мане. Ты позволишь? Владеку кажется странным, что Олек хочет жениться на Мане и что он ее любит. Ну, если он этого так уж хочет и родители позволят, ладно, пусть женится.
Олек сказал, что он будет ему благодарен до гробовой доски.
Опять наступила зима.
Мама раньше говорила, что, может, за лето они придумают что-нибудь получше. Думали-думали, искали-искали…
Отец подал прошение, чтобы ему предоставили место трамвайного кондуктора. Ходил в банк, где нужен был курьер. Думал даже поехать в деревню экономом, но только зря потратил три рубля, которые внес в контору по найму. Без протекции никакой работы не сыщешь, за каждой буханкой хлеба сто рук тянется, а в честные руки хлеб реже всего попадает. Чем больше ты в своей жизни работал, тем неохотнее тебя берут: зачем держать старика, когда молодой расторопнее и платить ему можно меньше.
Опять наступила зима. Отец все еще работает в пекарне, Владек в нефтелавке. Только Маня, вместо того чтобы делать цветы, ходит теперь к корсетнице. Пожалуй, эта специальность лучше.
