Ночь не наступала долго. И совсем не потому, что стало поздно темнеть, — жители никак не могли угомониться. Возле избы Женьки-задиры парни с девушками пели песни и играла гармошка. Посередине деревни мужчины постарше сидели за врытым в землю столиком и стучали костяшками домино. Но всё это было полбеды. Главная для нас беда крылась в том, что в деревне почти у каждого дома всю ночь горит электрическая лампочка. А у сельпо самая яркая. «В сто свечей», — сказал Яша. И это вполне возможно. Потому что свет от неё освещал весь забор тёти Клавиного дома. Из тёмных окон им, конечно, очень хорошо видно все, что делается ночью на улице. А что хорошего, если они меня с Яшей увидят?
Но Яша всё-таки нашёл выход. Он предложил подойти к дому тёти Клавы с задней, неосвещённой стороны. И туда, к забору, подманить пса.
Лежу я, жду, когда под окнами Яша замяукает. Это был наш условный сигнал. И вдруг вижу: дед заворочался.
— Ты чего? — с тревогой спросил я.
— Цигарку хочу выкурить, — объявил дед. — Я, Пётр, по ночам частенько просыпаюсь. Покурю малость и сплю после крепче.
Это меня сильно встревожило. Надо же, встаёт по ночам и, курит. Никакого покоя другим.
— Ночью курить вредно, — с сердцем сказал я.
— А днём нешто полезно? — усмехнулся дед и задымил самокруткой.
«Да, вряд ли эта ночь будет у нас спокойная», — оценивая обстановку, подумал я.
Дед выкурил цигарку и накрылся одеялом. Заснул он скоро. А я всё думал: что будет, если он опять проснётся и окликнет меня? Хорошо, если дед решит, что я сплю. А вдруг проверит, почему я не отвечаю, и никого не обнаружит. Тогда что? Но подводить Яшу я не мог. Да мне и самому хотелось приручить пса и поймать браконьера.
— Мяу-мя… — раздался за окном условный сигнал.
Я вздрогнул и приподнялся на постели. Неужели прошло два часа и уже полночь?
— Мяу-мя! — настойчиво повторилось у самого окна.
Я быстро натянул штаны и рубашку.
«Да сейчас!» — чуть не выкрикнул я. Какой же Яшка нетерпеливый! И мяучит плохо. Если бы дедушка не спал, сразу бы догадался, что здесь нечисто.
Я надел фуфайку, которую не хотел брать в лагерь, и, осторожно ступая по полу, чтоб не скрипнули половицы, медленно пошёл к двери.
Большую, обитую клеёнкой дверь я открыл не сразу. Вдруг она скрипнет и дед проснётся… Я старался открывать её в тот момент, когда со двора неслось мяуканье и дед похрапывал. В сенях всё обстояло гораздо легче. Там я действовал быстрее, старался только не шуметь. А сойдя с крыльца, тихо позвал:
— Яша, ты где?
Мне никто не ответил, но на заборе заколыхалось что-то круглое.
«Его голова», — сообразил я и пошёл к калитке. Но я не успел сделать и трех шагов, как у этой головы выросла сбоку какая-то палка. У меня даже мурашки по спине забегали, и, как назло, лампочка под дощечкой с номером дома у нас перегорела. Я остановился и опять позвал Яшу:
— Яша, иди сюда!
Но вместо Яши на забор вскочил здоровенный кот. Спину баранкой выгнул и хвост трубой поднял. Ужас как я разозлился! Даже щепкой в него запустил. Кот метнулся в сторону, а я присел на крыльцо и стал соображать, что мне делать: дожидаться Яшу или идти досыпать. Я ведь не знал, сколько осталось до полночи. Но только я шагнул на крыльцо, этот противный кот опять замяукал. Наверное, через окно мне его мяуканье неестественным казалось. Сейчас оно было самое натуральное, кошачье. Сорвал я пучок репейника да как зашвырну им в темноту, откуда мяуканье неслось. «Пусть, — думаю, — этот котище побегает с колючками в хвосте». А вместо кота из темноты вдруг Яша объявился:
— Ты чего кидаешься? — спросил он.
— Я не в тебя, а в кота. Я его за тебя принял. Размяукался…
— Я только раз мяукнул, а ты уж кидаешься, — сказал Яша.
— Ты раз, а этот кот мне все нервы испортил, — сказал я и спросил: — Узнал, как собаку зовут?
— Османом, — ответил Яша и выложил всё, что выяснил: — Они пса так из-за свирепости назвали, в честь турецкого полководца. Вояка был жуткий. Всех пленных казнил.
Мы пошли к изгороди тёти Клавиного дома задами.
— Фюит, фюит! Осман, Османчик! — подойдя к забору, тихонько свистнул Яша.
Пёс не отзывался.
— Верный какой, — с уважением сказал Яша, — другой бы сразу на всю деревню загавкал, а этот даже хозяев тревожить не хочет. На чужой голос не отзывается.
— Надо его из будки выманить, — сказал я и полез в карман. После ужина я на всякий случай припрятал небольшую кость с мясом. Вот она и пригодилась.
— Мясо он враз учует, — обрадовался Яша. — Давай его заманивать и чавкать. Будто сами едим.
Яша протянул руку с костью между планок забора, и мы зачавкали. Аппетитно так! Минуты две почавкали, потом Яша сказал:
— Мне уже скулы сводит.
— Ладно, ты подманивай, а я почавкаю, — сказал я и: зачавкал ещё аппетитнее.
— Вот псина! — восхищённо произнёс Яша. — Другая за такую кость что хошь сделала бы, а эта даже носа не кажет. — И он нежно протянул в сторону будки: — Пре-дан-ная!
— Давай прикинемся, будто мы к ним в сад лезем, — предложил я. — Тогда Осман сразу из будки выскочит.
Мы растрепали друг другу волосы, подняли воротники у рубашек, чтобы казаться пострашнее, и стали забираться на забор. Но так, чтобы в любую минуту спрыгнуть обратно. А то, чего доброго, Осман покусает. Залезли на самую перекладину, оставалось только в чужой сад спрыгнуть, а Осман всё из конуры не вылезал.
— Дрыхнет он, что ли, окаянный?! — рассердился Яша и повернулся на заборе, чтобы слезть, но не удержался и упал в сад. — Ой, пропал я! Сейчас он меня загрызёт! — Яша стал лихорадочно цепляться за планки. Но от страха руки и ноги его не слушались, и он топтался на месте. — Гляди, гляди, сзади меня нет псины-то? Ты кость ему кинь, чтоб не цапнул. Кость кинь!
Никого сзади тебя нет, лезь не торопясь, — старался я успокоить Яшу.
Наконец он вскарабкался и присел на заборном столбе, точно петух какой. Я решил, что он отдыхает. Но Яша, оказывается, думал:
— Петьк, а знаешь, чего Осман меня не тронул? Он же чует, что мы к нему с хорошим делом пришли. Вот и не трогает. Дай-ка мне кость, я с ней к конуре подползу по-пластунски.
— Ты что? Покусает, — остановил я его.
— А я ему кость в зубы суну, чем он кусать-то будет? — расхрабрился Яша.
— Умные собаки из чужих рук ничего не берут, — напомнил я.
— Тогда я кину кость — и дёру.
Яша взял кость, спрыгнул в сад и очень медленно пополз к конуре.
— Османушка, дорогой, я тебе гостинца принёс… На, на, поешь. Вкусно! — Он дополз почти до самой конуры, а Осман всё не вылезал. Тогда Яша поднял с земли палку и ткнул ею в конуру.
— Ты с ума сошёл? — испугался я, но Яша продолжал тыкать палкой в конуру.
«Вот бесстрашный! Я бы к конуре ни за что не полез. Неужели так на свои способности дрессировщика надеется?»
— Петьк, — обернулся ко мне Яша, — чего мы тужимся? Конура-то пустая? Тут и цепь с ошейником лежит. Он, видать, сорвался.
— Лезь скорее обратно, а то прибежит и набросится, — сказал я и обернулся, потому что услышал чьи-то приближающиеся шаги. Из темноты на меня уставилась заросшая шерстью морда. Ноги мои сразу онемели.
В нескольких шагах от меня стояла большая серая собака. Неожиданно собака метнулась в сторону и схватила протянутую Яшей через забор кость. Отбежав с нею, Осман лёг на траву, зажал кость передними лапами и стал грызть.
— Вот так не взял… — удивился Яша. — Даже выхватил!
— Он тебя за своих принял, ты же в саду был, — предположил я, переведя дыхание.
— Что ж он, не расчуял? Я чужим пахну. — Яша совсем расхрабрился. Подошёл к Осману поближе и тихонько заговорил: — Османушка, хороший, ешь, поправляйся… Это мы тебе кость дали, твои друзья, мы тебя любим…
Да, Яша был прирождённым дрессировщиком. И откуда у него только такие нежные слова брались!
Осман посмотрел на Яшу, взял кость в зубы и отбежал подальше.
— Боится, что отымем, — решил он.
— Чего такому здоровяку бояться, — возразил я, — просто не хочет, чтобы мешали.
— Нет, — убеждённо сказал Яша, — человека все животные боятся, даже звери. А то разве могли бы дрессировщики со львами и тиграми выступать? А они могут, потому что человек — царь природы. Будь не так, враз бы слопали.
— Ну, царь, как же мы этого «полководца» приручать будем? — спросил я, кивнув на Османа.
— Надо к нему в доверие войти, чтоб он понял, Что мы его друзья, а ещё лучше — родственники, — сказал Яша.
— Вот это да! — удивился я. — Как же мы его родственниками станем?
— Пока он кость грызёт, давай ходить на четвереньках. Люди-то не ходят, а мы будем. Вот и приблизимся к нему.
Мы встали на четвереньки друг против друга.
— Давай мордами тереться, — прошептал Яша, — животные всегда так знакомятся.
