наедятся-напьются. А как наедятся да крепко уснут, мы с тобой убежим. Не бойся. Только так мы можем избавиться от этого бая».
Ночью, когда все уснули, брат и сестра тихонько выскользнули из аула и побежали через степь куда глаза глядят. В руках у Баймурада был узелок с припрятанной лепёшкой, а Эджекеджан взяла с собой свою матерчатую сумочку — эльбукджа, — в которой хранила сачбаг [5], расчёску и зеркало — всё, что досталось ей от покойной матери.
Утром, когда все проснулись, проснулся и бай.
«Эй, рабыня! Ставь чай! Подай гостю пиалу», — крикнул он.
Но никто ему не ответил. Тогда он позвал Баймурада, но и тот не отозвался. Вскочив, бай бросился к лохмотьям у порога, на которых спали брат и сестра, но там никого не оказалось. Бай обыскал весь аул, но брата и сестры не нашёл. Тогда он понял, что они убежали, и кинулся их догонять. На пути ему повстречался высокий холм (наверное, это и был наш Чоммеджик-чаге). Достигнув его, бай увидел, что беглецы ушли далеко. Он припустился вдогонку…
Когда бай был совсем близко, сестра достала сачбаг и бросила его позади себя, проговорив: «Сачбаг, сачбаг! Стань плющом!»
Шнурок, извиваясь, скользнул на землю и превратился в длинный гибкий плющ. Крепкие, как канаты, стебли опутали ноги бая. С трудом он продрался сквозь заросли. А за это время брат и сестра далеко ушли вперёд. Но вот хозяин вновь стал настигать Эджекеджан и Баймурада. Тогда девочка достала гребешок из эльбукджа и бросила ого на дорогу позади себя, проговорив: «Гребешок, гребешок! Стань колючкой!» И гребешок превратился в заросли колючки. Они цеплялись за полы халата бая, мешая ему идти. Но он всё же пробрался сквозь заросли и опять стал догонять брата и сестру.
Тогда Эджекеджан бросила позади себя зеркало и проговорила: «Зеркальце, зеркальце! Стань полноводной рекой!»
И разлилось зеркальце в большую и бурную реку. Попробуй-ка обойди! И переплыть её не так-то просто. Попробовал было бай, да только из сил выбился. Еле-еле живым обратно на берег выбрался. А брат и сестра тоже устали. Сели они на другом берегу реки, разломили пополам лепёшку, и сил у них прибавилось.
— Тоже волшебная была? — спросил Курбан.
— Она была своим трудом заработанная, так сказал мне отец. И ещё он сказал, когда хлеб или другая еда своими руками добыты, они всегда больше сил придают. А за эту лепёшку они ведь в байском доме спину гнули, да и тесто Эджекеджан сама месила.
— А что же с ними дальше было?
— А потом они пошли далеко-далеко. В другой аул. Помогали там людям всякую работу делать, а те поставили им кибитку. Так они избавились от бая…
— А моя бабушка тоже говорила, что свой чорек всегда вкуснее. Отец однажды из района привёз городской чорек, а она так и сказала: «Дома испечённый всё равно вкуснее», — произнёс вдруг Курбан.
Увлечённые разговором, мы и не заметили, как пришли к аулу.
На следующий день мы опять отправились по дрова и заготовили саксаула даже немного больше, чем в первый раз. К концу четвёртого дня у нас накопилось столько дров, что мы решили: завтра открыто пойдём за дровами и скажем взрослым, чтоб приезжали за хворостом на верблюдах.
— Значит, так: мы сегодня вечером попросим наших мам, чтобы разбудили завтра нас пораньше, а отцам скажем утром, чтоб приезжали, — уточнил Довлет, стараясь, как всегда, оставить последнее слово за собой. — Вот посмотрим, как они удивятся!
Что. же, Довлету всегда приходят в голову умные мысли, и он умеет хорошо их подать.
Когда мы подошли к аулу, нам навстречу высыпала вся малышня.
— Идут! Идут! — кричали они, возбуждённо размахивая руками. — Где вы были?
Но мы-то знали, как делиться с ними тайной.
— А вам что за дело?
— Вас ищут! Говорите, куда вы ходили?
— Кто нас ищет?
— Взрослые, родители вас ищут. Они и нас посылали искать. Мы даже бегали к Чоммеджик-чаге, но вас там не оказалось! — наперебой кричали малыши, прыгая вокруг.
— Да мы играть ходили, — махнул в неопределённом направлении Довлет. — А зачем мы это вдруг понадобились? Можешь хоть ты вразумительно объяснить, — поймал он за плечи бедового Берды.
— Вы что, не знаете? Переезжаем. Вы идите скорее, — солидно ответил тот, польщённый вниманием, — там уже и кибитки погрузили на верблюдов.
Мы растерянно переглянулись. Мухам, стараясь казаться спокойным, неуверенно предположил:
— Разыгрывают, наверно, обманывают…
— Нет, не обманываем. Не хотите — не верьте, — ответил Берды и, круто повернувшись, побежал в аул, а за ним и остальные.
Отбросив показное равнодушие, мы тоже поспешили к своим домам.
Первой нам встретилась моя мама, и мы убедились, что малыши нас не обманули.
Увидев нас, она стала сердито отчитывать:
— Ну где вы пропадали? Разве можно так надолго исчезать из дома? Мы тут с ног сбились… Идите-ка быстрее, отцы вам сейчас покажут!
Мы молча стояли перед ней, виновато опустив головы. Потом Мухам вдруг шагнул к ней и сказал:
— Не ругайте нас, Халлы-эдже, мы ходили дрова собирать.
— Мам, мы хотели, как лучше…
— Ладно, пойдём. Только надо было сказать, куда идёте… Теперь объясняйтесь сами со своими отцами, — уже миролюбиво проворчала она.
Мы кинулись за ней, стараясь не отставать.
Поймав удручённые взгляды товарищей, я подбежал к матери:
— Мама, ну скажи папе, что мы ходили дрова собирать… Мы много собрали… Ведь это нужное дело, да? Ты скажешь?
Мама ничего не ответила, и я пошёл рядом со своими товарищами.
Вот и место, где стояли наши кибитки. Отец и дядя Ниязмамед, отец Довлета, грузили на верблюда тярим — остов кибитки. Мама подошла к ним и что-то тихо сказала. Отец повернулся к нам и сказал с улыбкой:
— Пришли, работники? Говорят, вы по дрова ходили? Наверно, устали. Сходи-ка, Халлы, налей им чала [6].
Обрадовавшись такой развязке, я подбежал к отцу:
— Мы саксаул собирали, папа. Много собрали!
— Много?
— Целую вязанку — на верблюда!
— Все вместе? — сказал он серьёзно, хотя глаза его смеялись.
— Нет, каждый из нас собрал на верблюда, — ответил вместо меня Довлет.
— Ого! Вот это молодцы! Когда это вы успели?! — удивился отец.
А дядя Ниязмамед добавил:
— Так ведь они уже совсем большие, скоро в школу пойдут. И — пожалуйста! — дрова уже могут заготавливать.
Мне хотелось прыгать от радости, по ведь мы уже большие! Наверное, и мои друзья чувствовали то же самое. А Мухам сказал:
— Давайте поедем, заберём эти дрова.
— Когда, сейчас?
— Да, сейчас! — в один голос выкрикнули мы.
Но тут послышался голос мамы:
— Дети, идите
