пить чал! И лепёшек поешьте.
Нам очень хотелось есть, но казалось, что если мы сейчас поспешим на этот зов, то опять будем как маленькие и дело наше не будет завершено. Надо убедить взрослых забрать дрова.
Тем временем отцы наши погрузили вещи и стали нас торопить:
— Что же вы стоите? Быстро идите поешьте и собирайтесь. Будем переезжать. Надо успеть до вечера на стрижку овец.
— А как же дрова? — спросил Мухам.
Папа немного помолчал, а потом сказал:
— То, что вы собрали дрова, это очень хорошо. Только надо было вначале посоветоваться со старшими… Сейчас мы забрать их не сможем, ведь мы переезжаем, но они не пропадут, вы не расстраивайтесь. Заберём их чуть позже. А сейчас поторопитесь, — и подтолкнул меня к маме.
Кибитки Курбана и Мухама были тоже разобраны и погружены, а отцы их уже на стрижке. Мы все отправились в путь.
Эх, снова нам не удалось доказать, что мы уже не маленькие. Наверное, всё-таки взрослые нам не поверили, что мы собрали столько дров…
НА ВЕСЕННЕЙ СТРИЖКЕ ОВЕЦ
Началась весенняя стрижка овец. Стригали работали с раннего утра засучив рукава. Стрекот стригущих машин, казалось, не утихал ни на минуту. Дел хватало и нам: собирали состриженную шерсть и складывали её в канары [7]. А когда наступало время перерыва, стригали кричали нам:
— Идите-ка, ребята, чаем займитесь!
И мы бежали к большому кубу, наполненному водой, и подбрасывали в костёр под ним дрова, стучали по его закопчённым бокам палкой — не закипает? Скорее бы! И радовались, когда рассерженный таким обращением бак начинал ворчать. Ну вот, сейчас закипит! Тогда звали стригалей пить чай. Они приходили потные, усталые, но весёлые. Заваривали чай, пили его, обжигаясь, маленькими глотками, из широких пиалок. Чай получался красивый, нежно-зелёный, ароматный. Мы тоже пили чай вприкуску с фруктовым сахаром. А стригали нас похваливали: «Ай молодцы! Хороший чай вскипятили! Усталость как рукой снимает!» — и снова продолжали свою работу.
И так каждый день.
А однажды, когда кто-то из стригалей сказал: «Эх и чаёк! Чай не пьёшь — откуда силу берёшь?!» — и, перевернув пустую пиалку, поспешил к овцам, Довлет толкнул меня тихонько в бок локтем:
— Слыхал?
— Что — «слыхал»? — не понял я.
— Я так думаю, что чай этот, который мы кипятим, какой-то целебный.
— Не знаю…
— Ты не знаешь, Кемал, а я знаю, — включился в разговор Мухам, который рядом мыл пиалы.
— Ну и что ты знаешь? — спросил я его.
Но Мухам не был бы Мухамом, если бы так сразу всё и выложил.
— Может быть, вы сами… — начал было он, но Довлет, перебив его, стал объяснять мне:
— Я думаю, что в нём, в нашем чае, есть целебная сила и она переходит в человека, а всё вредное выходит из него, когда он потеет.
— Подумаешь, «он думает», — передразнил я его, — а я думаю, что это ты слыхал от взрослых! Скажи-ка лучше, если ты такой умный, зачем овец стригут? А?
— Это все знают, — ответил Довлет. — Шерсть нужна государству. Её отправляют на фабрики, а там из неё одежду ткут. Да вот и шапка твоя тоже сделана из такой шерсти. — И он ткнул пальцем в чёрную шапочку на голове Мухама.
— А ещё для чего их стригут?
— Чтобы джемпер связать такой, как у меня! — погладил себя по груди Курбан.
— Это мы уже говорили. А ещё? Я о другом.
— О другом сам скажи.
— Скажу. Сейчас у нас что? Весна. А потом что будет?
— Лето!
— Тоже мне открытие! — буркнул Довлет, а Мухам, не обращая внимания на его слова, продолжал:
— А летом что бывает?
— Дыни, виноград!
— Каникулы у школьников!
— Я спрашиваю, какая погода бывает?
— Погода? Хорошая. Жарко бывает.
— Вот и я говорю — жарко, — удовлетворенно отметил Мухам. И продолжал: — А когда жарко — всю лишнюю одежду снимают. Ты вон свой свитер снимаешь, а пальто уже давно на вешалке. Вот и овцам их одежду — шерсть — снимают. Для того и стригут.
— А что, правда, — засмеялся Курбан и снял свой свитер, потому что солнце действительно здорово припекало.
Мы все дружно рассмеялись.
Через несколько дней стрижка овец закончилась. Всю шерсть — зимние тулупы овец — состригли и уложили в канары.
Начиналась летняя жара, которая будет длиться три летних месяца. Овцы были такие смешные, словно раздетые. А папа сказал, что шерсть у них скоро опять вырастет. Но мы и сами это знали. Не маленькие.
Вместе со всеми мы вернулись в Суйджикуи. И первым делом проверили, на месте ли наши дрова. Они лежали нетронутые. Отец сказал, что скоро из района за ними придёт машина. Он сам пошёл с нами и убедился, что дров мы собрали много. Машина из колхозного посёлка действительно пришла, и все наши дрова — кузов загрузили доверху! — увезли по предложению старших в школу-интернат. Мы с таким решением были, конечно же, согласны. Взрослые немного удивились, но поверили, что всё это мы собрали сами. Вот только некоторые малыши сомневались. Ну и пусть. Главное — взрослые поверили!
ПРОСТИ НАС, ТЁТЯ НЯЗБАГТ!
Наступило лето. Постепенно стали возвращаться ребята из интерната, что в колхозном посёлке. А Неджеп всё не ехал. Наша четвёрка ждала его с особым нетерпением, потому что он должен был привезти учебники для первого класса. Ещё потому мы с нетерпением его ждали, что он обещал нам: «Я научу вас читать и писать, петь песни». А теперь он всё не ехал! «Ай, наверное, он учебники ищет для нас, потому так задерживается». Ну конечно, скоро всё равно появится: не сегодня так завтра, успокаивали мы друг друга. И всё же мы попытались узнать хоть что-нибудь о нём. Но Дурды ничего не знал:
— Я только в третий класс перешёл, а он — в шестой. Вы спросите у Хаджар, она с ним в одном классе учится.
Мы направились к ней домой, но оказалось, что и она ещё не вернулась. А мать Хаджар сказала:
— Они приедут на следующей неделе. Ведь старшие дольше учатся, чем младшие классы. Кончат учёбу и приедут. И Хаджар и Неджеп.
К концу следующей недели прибежал утром Берды и, запыхавшись, доложил мне:
— Кемал! Вчера вечером Неджеп приехал!
— Саг бол! — поблагодарил я малыша.
После обеда мы вчетвером отправились к Неджепу. Он был дома один.
— Салам алейкум! — серьёзно, по-взрослому поздоровались мы, по очереди пожав ему руку.
— Хорошо, что пришли. У меня как раз есть время. Ты обещал научить нас, как себя вести в школе
