жалость, а ее брата — любовь. Бросаясь под огненное дыхание Горыныча, он хотел спасти не только свою мать, но всех, кто был ему дорог…
— Но еще же не все потеряно! — вдруг встрепенулась Радмила. — Есть же вода живая и мертвая.
— В Дивнозёрье зима, Путь и Непуть-ручьи льдом укрыты.
Тайка вздрогнула, услышав голос деда.
Царь Радосвет стоял у лесенки, сложив руки на груди с суровой печалью на челе. Небось, волком подкрался на мягких лапах, с него станется.
— А запаса разве нет? — Радмила бросилась к нему, схватила за рукав, а потом, опомнившись, поклонилась.
— Был, да все извели во время осады… — вздохнул Радосвет и вдруг хлопнул себя по лбу. — Батюшки-светы! Ежели Кощеевич умер, значит, заклятие вечного льда разрушено. И сейчас все наше воинство в пещерах возле Горя-поля приходит в себя. Они ведь даже не знают, что война закончилась!
— Сталбыть, двоецарствие грядет. — Горыныч Эдуард задумчиво поскреб в бороде. — Знавал я Ратибора… Будь моя воля, я бы его вообще не размораживал — статуей он как-то приятней.
Ого! Похоже, деду предстоит нелегкое времечко. Вон как в лице изменился, побледнел…
— Все настолько плохо? — шепнула Тайка, и царь впервые глянул на нее не как на внучку малую неразумную. В его глазах мелькнуло что-то очень похожее на панику. Тихо, чтобы никто не слышал, он ответил:
— Отец не велел мне жениться на Таисье… Ты только бабушке не говори. Ей сейчас нельзя волноваться.
М-да, пришла беда откуда не ждали. Может, дедушка и впрямь не собирается размораживать прежнего царя? Ведь, помнится, предыдущая война началась, потому что Ратибор не захотел послушать Лиса… Ох, Лис, ну как же так!
Тайка снова глянула на распростертое тело Кощеевича. Неужели ничего нельзя сделать? Они же в Волшебной стране! Где, как не здесь, должны происходить чудеса, а добро — побеждать зло?!
Вдруг в вышине послышалось хлопанье крыльев, и на край выщербленной ветрами стены села ворона. В клюве она держала крепко завязанный кожаный мешочек.
— Май?! — ринулась к птице Маржана.
Ворона каркнула, и мешочек выпал в подставленные ладони мары. Тайка видела, как у той тряслись руки, когда она распутывала завязки… Заглянув внутрь, Маржана счастливо рассмеялась, явив на свет два таких знакомых фиала: один с мертвой водой, а другой — с живой.
Мара бросилась к Лису, отпихнув Радмилу в сторону, и даже Василису заставила посторониться. А Тайка, подняв глаза к небу, мысленно взмолилась: «Пожалуйста-пожалуйста, пусть это поможет!»
На ее глазах тем временем творилось настоящее чудо: от мертвой воды страшные ожоги на спине Лиса затянулись. Затем Маржана перевернула тело, откупорила второй фиал и вылила несколько капель прямо в приоткрытые посиневшие губы. Тайке показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ресницы Кощеевича дрогнули, он сделал глубокий вдох — и тут случилось неслыханное: мара заплакала. Они обнялись с Василисой, потом с Радмилой. Когда Лис открыл глаза, Тайка взвизгнула от радости, Пушок на радостях сплясал гопака, а суровый Горыныч улыбнулся в бороду. Даже Радосвет вздохнул с облегчением, хотя его проблему еще предстояло решать: Кощеевич пробыл мертвым достаточно, чтобы ледяные статуи успели расколдоваться.
— Уф, ср-работало! — Тайка и не заметила, когда Май снова стал человеком. Встретившись с ней глазами, оборотень смутился и поспешно добавил: — Пр-рости, цар-ревна. Не я там в лесу был, а злой мор-рок…
— Да я что угодно простила бы за то, что ты сделал для Лиса, — улыбнулась она, подходя к нему. — Но как ты узнал о беде?
— Когда-то со мной поделился жизнью вор-рон-вещун. Эти птицы умеют пр-редвидеть будущее. Вот я и увидел сон, что должен буду спасти Лиса. Поэтому смог победить темного двойника и вер-рнуться.
— А воду как добыл? Ручьи же подо льдом до весны.
Май по-птичьи склонил голову набок и усмехнулся:
— Знаешь, если долго кар-ркать, можно даже самих хозяек достать. Ух и злились они, что я их р-разбудил!
— Да, ты достанешь кого угодно. — Лис приподнялся на локте. — Тише-тише, не то задушите. Что там положено говорить в случае чудесного воскрешения: я слишком долго спал? Мам, а можно еще пять минуточек?
Тайке тоже хотелось обнять Кощеевича, но она постеснялась: вокруг него и так толпа собралась. Зато скромно стоявший в сторонке Май не успел увернуться.
— Спасибо! — Тайка обвила руками шею оборотня. — От всех нас. Ты настоящий друг!
И серая, как брюшко вороны, нить нашла своего человека, узелок завязался крепко-накрепко.
Девушка почувствовала, как ноги подкашиваются, будто все силы вдруг ушли на чародейство, — но Май подхватил ее под локоток с одной стороны, а Эдуард — с другой.
— Умаялась, ведьма! — сочувственно пророкотал Горыныч. — Ну ничего, скоро все отдохнем.
И тут Лис вскинулся, осененный страшной догадкой:
— Так. Только не говорите, что я теперь не бессмертный! Эй! Чего притихли?
— Сам же сказал — не говорить, — пожала плечами Радмила. — Только от правды не спрячешься. Но я бы сказала — невелика потеря.
— Что правда, то правда, — согласилась Василиса, а мара просто молча кивнула.
Лис, скорбно поджав губы, обвел отчаянным взглядом присутствующих:
— Только никому не говорите! Не то моей репутации крышка.
И все, конечно же, пообещали сохранить тайну. Даже Радосвет.
А Кощеевич еще раз всех удивил: вдруг задрал голову, глянул в синее небо, расправил плечи и с улыбкой молвил:
— Знаете, у меня сейчас такое странное чувство… Кажется, я вас всех люблю! Очень глупо, да?
И рассмеялся.
* * *
В тот день Тайка не помнила, как добралась до постели. Похоже, заснула еще по пути, а там уже ее донесли до комнаты. Интересно, сколько она проспала? Сутки? А может, двое? За окном разгорался рассвет нового дня, и есть хотелось так, что аж живот подводило.
Когда Тайка выскользнула из комнаты, чтобы найти чего-нибудь пожевать (или Пушка — тот наверняка уже разведал дорогу до кухни), то, к своему удивлению, обнаружила у дверей спящего Яромира. Заслышав ее шаги, дивий воин вскочил. Рука спросонья дернулась к рукояти меча, но тут же расслабилась.
— Доброе утро.
— Ага, доброе. — Тайка была так рада его видеть — живого, здорового. — Скажи, мне ведь не приснилось, что война закончилась?
— Не приснилось.
Дивий воин убрал непослушную прядку ей за ухо. Ох, точно, она ведь вылезла из постели непричесанная! Но в этом жесте не было ни капли осуждения. Яромир смотрел на нее и любовался, поэтому Тайка вдруг почувствовала себя очень красивой — не зря говорят: в чужих глазах красота заметнее.
— А Вьюжка в порядке?
— Да, крыло уже почти залечили. Жалеет, что пропустил славную битву, и завидует
