стыдиться? Человек намерен поступить в вуз, как Эржи или Йолан Шурани… готовится стать полезным членом этого самого… их общества…
Щелкнул выключатель. В дверях, вытирая краем передника мокрые руки, стояла тетя Вильма. Ее круглое доброе лицо блестело от пота.
— Что это вы в темноте сидите?
Жанетта зажмурилась от яркого света, а Эржи, посмотрев с высоты своего духовного превосходства на маленькую съежившуюся фигурку, звонким голосом доложила тете Вильме:
— Да вот Аннушка сейчас сказала мне… Она хочет стать артисткой. Что вы, тетя Вильма, скажете на это?.. Не толкай меня, пожалуйста, Аннушка, своим острым локтем, — сказала Эржи самым естественным тоном, явно ничего не желая знать ни об обещаниях, ни о клятве и вообще ни о каких ребячествах и романтических фантазиях «дурашки» Аннушки.
Вильма Рошта присела за столик, вытерла лоб фартуком и облегченно вздохнула:
— Ох, и жарко! Я все время говорю себе: не надо дожидаться, пока наберется целая гора грязного белья, да все времени нет, все откладываешь стирку. Я и сама хотела посоветовать Аннушке пойти на сцену, но ты ведь знаешь, Эржи: опасно вмешиваться, когда человек выбирает свой жизненный путь. Я не хочу, чтобы из-за меня ее постигло разочарование. Ну а ты, Эржи, как думаешь: есть ли у нее способности?
— По-моему, есть. Голос у нее хороший и движения такие выразительные.
— Да уж очень она худющая.
— Поправится, когда вырастет, тетя Вильма.
— А ты, пожалуй, права, Эржи. Ведь я, помню, и сама была тоненькая, хоть в иголку продевай… Ну что ты смеешься, дерзкая девчонка? Не верится… Что ж, посмотрим… еще успеется. Пусть сначала получит аттестат зрелости, а потом скажет, куда ей хочется… А твоя мама, Эржи, большую стирку делает в прачечной?
— Нет, стирает на кухне, — ответила Эржи. — Говорит, что у нас с ней не так уж и много белья. Не стоит из-за такой мелочи тащиться в подвал да топить большой котел.
Тетя Вильма закивала головой: и она тоже говорит, что не стоит, лучше почаще стирать.
— Сейчас твоя мама, верно, уже дома? — спросила она Эржи.
— Что вы! — И Эржи с досадой махнула рукой. — У нее работа начинается после двенадцати дня. А знаете, мама у меня уборщица, но скоро ее повысят в должности! — гордо добавила девочка. — Все знают, что она добросовестный, надежный работник. Ей и раньше предлагали другую работу, но мама не выносит сидячей жизни. Любит двигаться, ходить и минуты не может посидеть спокойно, разве только в кино или театре. Кино и теперь мама обожает. Она говорит, что успеет еще насидеться, когда состарится.
— А сколько ей лет? — спросила тетя Вильма.
— В марте тридцать два исполнится, — ответила Эржи.
— Совсем еще молодая, — сказала Вильма и глубоко вздохнула. — Хорошо, когда человеку только тридцать два года…
Что же это они, Жанетта для них словно пустое место! Сидит здесь забытая, а они ведут себе беседу без ее участия, будто речь идет вовсе даже не о будущем Жанетты, а о судьбе Эржиной мамы. Что же, для них ровно ничего не значит, что Жанетта хочет стать артисткой? Такое же обычное дело, как если бы она мечтала стать врачом или учительницей? Это обидело Жанетту, но не могло ослабить переполняющего ее сердце торжественного чувства. В ее жизни наступил переломный момент.
Несмотря на пальто с позолоченными пуговицами, костюмчик с белым воротничком, коньки и полную перемену в ее внешнем виде, только теперь из маленького сорванца, героини трепарвильской улицы, из девчушки, захваченной собственными туманными фантазиями, начал расти сознательный человек.
Жанетта слушала разговор двух «взрослых» людей, но не принимала никаких решений. Она только говорила себе: раз в самом деле без этого не обойтись, надо учиться и работать. Если Венгрии нужны образованные и знающие артисты для… как это Эржи сказала?.. для строительства социализма, то она, конечно, будет учиться. И все-таки это ужасно. Еще девять лет за книжками! Если бы вернуться в Трепарвиль! Перед глазами ее выросли терриконы, бесцельные скитания с Вавринеками, пыльная улица, на которой она была всеми признанной знаменитостью и забавницей… Она была «настоящей Мистингет» и без девятилетней трудной учебы!.. Но воспоминания эти уже утеряли для Жанетты прелесть. Девочка в обтрепанной юбчонке, прыгавшая через начерченную мелом линию, — то была Жанетта Роста. А теперь она Аннушка Рошта. Кто это торопливо идет по улице с портфелем, набитым книгами и тетрадями, кто спешит на лекцию? Это студентка Анна Рошта!
За окном уже было темно. На соседней колокольне пробило семь. Тетя Вильма тяжело поднялась со стула:
— Ну, я пошла… Тебе, Эржи, пожалуй, пора домой.
Девочка ответила нерешительно:
— Мне еще нужно позаниматься с Аннушкой. Я не знаю, право… сегодня так быстро прошло время.
— Можешь спокойно идти домой, — сказала Жанетта. — Я и одна сделаю уроки. — И подошла к расписанию: — Завтра у нас физика, венгерский, зоология, физкультура, геометрия. Физика, — повторила она и быстро перелистала учебник. — Что нам задали? «Восходящий поток воздуха»?
— Да. А геометрию повторим завтра перед уроком. Не забудь — мы проходим сейчас построение параллелограмма.
— Па-рал-ле-лограмм, — повторила Жанетта по складам. — Ладно, не забуду.
Дверь за Эржи захлопнулась.
9
Несколько недель подряд держался туман, и вот он наконец рассеялся. Весеннее солнце светило с неожиданным рвением, щедро заливая своими лучами физический кабинет.
Седьмой «Б» просто охмелел от такого радостного февральского дня, и хотя обычно в ожидании тети Илоны, строгого директора, весь класс сидел чинно и смирно, на этот раз не прекращался смех и негромкая, но оживленная болтовня. Говорили о большом событии — завтра предстояла выдача табелей за вторую четверть, спорили, какое место займет седьмой «Б» в соревновании между классами, обсуждали достигнутые успехи и то обстоятельство, что некоторые учились хуже, чем в прошлом году. В воздухе носились имена, шла страстная критика, перебрасывались упреками. Вдруг раздался звонкий, взволнованный голос Мари Микеш: эта хрупкая
