И куда-то поехали. Сначала, кажется, к пирамиде Хеопса, а может быть, и к другой пирамиде — Хефрена.
Не помню, к какой.
Где-то мы даже фотографировались.
Часть этих снимков сохранилась. И у меня, и у моего товарища по Египту.
Но когда меня сейчас спрашивают об этой поездке и о пирамидах: где какая, я ничего не могу сказать. Пирамида Хеопса и пирамида Хефрена. Все у меня перепуталось.
А вот верблюдов рядом с этими пирамидами вспоминаю.
Не раз приглашали меня друзья в деревню, под Владимир, на спелую вишню, как они говорили. Я знал, что Владимирщина славится вишней, но выбраться никак не мог.
И вот вспомнил, выбрался.
Приехал во Владимир, оттуда автобусом в деревню.
Друзья обрадовались, хотя и сказали:
— Жаль только, что вишни в этом году почти не будет. Морозы весной лютовали. Вот прошлым летом и позапрошлым… Какой урожай был!
Так уж они горевали из-за этой вишни!
Я, признаться, не очень охоч до ягод и вишню не люблю, но сочувствовал своим друзьям-хозяевам.
Сад у них отменный, рядом лес, речка, жизнь — благодать. Обидно, конечно, что нет вишни и это так расстраивает хороших людей.
На следующий день я сел в автобус и поехал во Владимир на базар. Там вишня была. Я купил килограмм самой красивой и дорогой и привез в деревню.
Хозяева были на работе. Я высыпал вишню в тарелку, поставил на стол.
Вот, думал, порадуются, когда вернутся с работы. Есть все-таки вишня!
До вечера бродил я по лесу и вдоль речки, купался, а потом домой вернулся.
На столе стояла тарелка, но вишни в ней не было. Одни косточки.
Видно, кто-то забегал днем домой и съел вишню. Значит, кстати моя покупка!
Выбросил косточки, сполоснул тарелку.
Вернулись хозяева.
— Как день провел?
О вишне ни слова.
Я удивился, но промолчал.
Рассказал про лес, про речку.
На следующий день опять поехал во Владимир. Вновь купил на базаре килограмм вишни — более красивой и куда дороже вчерашней.
Дома положил вишню в тарелку, но гулять не пошел. Решил почитать.
Не помню, сколько времени прошло, но вдруг через открытое окно в комнату влетело длинное, тонкое существо с большим пушистым хвостом. Коричневое, почти до ржавчины, а на горле белое пятно. Глазки маленькие, внимательные. На меня смотрят.
Куница! Неужели куница?
А куница посмотрела на меня, убедилась, что я замер от неожиданности, и прыжком — на стол к тарелке с вишнями.
Удобно уселась, как белка, подняла передние сильные лапки и спокойно принялась за дело. Ягода в рот, косточка на край тарелки. Еще ягода и еще косточка. За полчаса всю тарелку опорожнила. Облизалась, посмотрела на меня — мол, спасибо, прощай! — и в окно.
Знал я, что куница — смелый хищник. Знал, что охотится она на мышей и птиц, зайцев и водяных крыс, но вот — спелая вишня!
Я прожил у своих друзей две недели. Они еще не раз жаловались мне на неурожай вишни.
А я был доволен. Деревня, сад, лес, речка да плюс куница, которая так любит спелую вишню.
Уже ради этого стоило поехать в деревню.
Их было двое — он и она.
Они прилетели в наш подмосковный поселок весной и осели на пруду. Лед уже стаял, и они гордо плавали, плавно поднимая и опуская свои гибкие, красивые шеи.
Лебединая пара.
Откуда она прилетела и почему выбрала наш не самый лучший в мире пруд, никто не знал. А пруд, и правда, не самый лучший. Многие годы никто его не чистит, и уже в начале лета он начинает цвести. И только отчаянные мальчишки-купальщики ежедневно разгоняют зелень, прибивая ее к берегам. К концу лета пруд зарастает почти полностью.
И все-таки лебединая пара выбрала наш пруд. И поселилась на нем.
Весть эту в начале мая принесли мальчишки:
— Лебеди на пруду!
— Белые!
— Ручные совсем!
— А позови — на берег выходят, кряхтят!
— И не улетают!
Все мы ходили смотреть на лебедей. Они плавали, а потом охотно выходили на берег к людям и не боялись нас.
Он и она.
Лебедь и лебедушка.
Стали их подкармливать.
— Рыбы у нас в пруду давно нет, — говорили одни.
— Какая теперь рыба! — сетовали другие.
— Да нет, рыбешка мелкая есть, — не соглашались третьи. — Им хватит, не на удочку небось ловят.
Это говорили немногие рыбаки, которые по традиции выходили на пруд с удочками.
А подкармливали лебедей хлебом, колбасой, сыром и даже рыбой — треской.
Лебеди тянулись к людям.
Он и она.
Лебедь и лебедушка.
И люди привыкли к лебедям. Гордились ими. Не на каждом пруду такие водятся!
Кончился май. Прошел июнь.
Люди еще больше привыкли к лебединой паре.
И лебеди еще больше привыкли к людям.
В непогоду выходили на берег. Если никого не было, шли дальше — к домам.
И ко мне на дачу приходили, благо она почти рядом.
Пес мой Тошка поначалу пугал их, но они были не из пугливых. И Тошка отстал. Не придирался. Делал вид, что не замечает. А лебеди спокойно ходили рядом с Тошкой, но больше тянулись к нам.
Он и она.
Лебедь и лебедушка.
Полакомившись, они отправлялись в сторону пруда, и Тошка уже не догонял их.
Но вот в июле случился у нас в Подмосковье страшный ураган. Деревья ломал и вырывал с корнем. Крыши сносил и выбивал стекла. Конечно, все были обеспокоены. И про лебедей забыли.
Кончился ураган, вспомнили.
Пришли на пруд: нет лебединой пары.
Первую весть принесли мальчишки-купальщики:
— А ее, лебедушку, о мачту разбило…
Мы пошли в поле, где стояли серебристые мачты высоковольтной электролинии и нашли под одной из них погибшую лебедушку.
— Ураган занес, — сказали мальчишки, хотя и так все было ясно.
Но где лебедь?
Почему его нет на пруду?
Ведь ураган давно кончился.
Мы закопали лебедушку в землю и вернулись домой.
Через день-другой пронесся слух:
— Лебедь бродит по дачам, а к пруду не подходит.
Оказывается, и там его видели, и там, как донесли мальчишки.
На пятый день после урагана лебедь пришел ко мне на дачу. Гордый, но уже не такой красивый, как прежде. И не белый, а грязный.
Неохотно принял еду. На Тошку не посмотрел, хотя тот старался: скулил и лаял.
И ушел.
Вяло ушел.
Больше я его не видел.
Их было двое — он и она.
Лебединая пара.
Она погибла.
Как говорят люди, лебедь в тот день,
