Алешка взял его на руки, погладил по спине и потрепал за уши. Васька с переливами замурлыкал.
— Дальше что? — нетерпеливо спросил я.
— Ты думаешь, почему Таратута злой ходит?
— Алешка, я тебя спрашиваю, а ты меня, — начал я досадовать. — Знаю, Дик злой, Таратута злой. Почему?
— У Таратуты ягоды обобрали…
— Как обобрали? А Дик?
— Не перебивай… Дик на привязи бегал. Ночью все тихо было. Утром Таратута к грядкам, а они чистехонькие… Таратута — туда, Таратута — сюда. Ехать на базар надо, а ягод-то нету. Вот он и разозлился на Дика. Привезу, говорит, другую собаку, а эту…
Алешка прикусил губу и часто-часто заморгал.
— Дик, конечно, не чистокровная овчарка, — продолжал он объяснять. — Но если его учить, он не хуже чемпионов с медалями будет. А его чему учили? Лаять да злиться! Зря папка отдал его Таратутам.
— Зря! — согласился я. — Мы бы Дика в космонавты записали. Он не дал бы нам замерзнуть. Слушай, а ты уговори отца. Пусть сходит к Таратутам. Может, отдадут?..
— Говорил я, — безнадежно махнул рукой Алешка. — И папка ходил. Только напрасно. Он так и сяк, а большой Таратута одно ладит: не отдам я вам его, и все тут. Он, говорит, подвел меня. Он, говорит, ограбил меня. Наказание, говорит, должен принять Дик за свою провинность. Так ни с чем и ушел. А сейчас я даже боюсь папке сказать. Ругаться будет. Собака-то чужая, выходит.
— Чужая, — подтвердил я.
Алешка задумался, глядя на Ваську.
— Скажи, что бы ты сделал?
Я ничего не ответил. Не знал, как ответить. А ведь надо что-то делать. Дика не продержишь все лето под верандой. Кто-нибудь увидит, скажет Таратуте, и тогда…
— А если в милицию заявить? — предложил я. — Там не разрешат собак убивать. Закон разыщут: собак не убивать!
— Откуда ты знаешь про закон? Сам придумал?
Закон, конечно, я сам придумал. Мне хотелось, чтобы
был такой. К тому же милиции здесь нет, а в город пока напишешь, много дней пройдет.
— Знаешь что? — сказал Алешка. — Давай пока спрячем Дика на Островах.
— Каких таких островах? — переспросил я.
— Дом отдыха в лесу. Озеро там. А на озере острова. Вот дом отдыха «Островами» и зовут. Там дядя Петя работает. На автобусе. Отдыхающих с вокзала да на вокзал возит. Он поможет, — убеждал Алешка. — Обязательно поможет… Ну, ладно… До завтра… Встретимся у сосны.
Я кивнул в знак согласия, хотя еще толком не знал, отпустят меня или нет.
Алешка положил Ваську на кровать и уже приготовился исчезнуть за окном, но я задержал его:
— С собой учебник возьми. По дороге спрашивать буду. Строго. Как учительница.
— У нас не строгая.
— Не перебивай. Что непонятно, подскажу. У меня «пятерка».
— Ишь ты! — воскликнул Алешка. — Гра-до-дрей!
— Что ты сказал?
— Я сказал: вот это да! По-оранжански сказал, — уточнил Алешка.
— Знаю, что не по-русски и не по-английски. Только как мы Дика из деревни выведем? Увидят же.
— Не увидят, — успокоил меня Алешка. — Я знаю местечко. Спрячу, ни в жизнь не найдут.
На дороге показались мама с папой. Увидев их, Алешка шмыгнул за угол. Я же взял контрабас, ноты и приготовился играть.
Они вошли. Васька бросился маме под ноги, но она, не обращая на него внимания, подошла ко мне и по привычке приложила ладонь ко лбу.
Папа выглянул в окно и удивленно сказал:
— Смотри-ка, на музыку собака прибежала.
Я похолодел. Пальцы застыли на струнах.
— Ну-ка, Гера, сыграй что-нибудь.
Я дернул за струны.
— Видишь, Нина, как собака слушает? Ты не зря про медведей говорила.
— Я никогда не говорю зря, — ответила мама, наливая в стакан коричневую жидкость. — Подумаешь, собака музыку слушает! В прошлый раз она пела.
— Как пела?
— А ты что — не слышал? Герман на контрабасе играл, а собака пела.
— Подожди, подожди… Кажется, я тоже слышал собачье пение. Только я боялся ошибиться.
— Вот и я боялась ошибиться, — созналась мама. — Мне казалось, что собака воет под нашим домом.
— Странно, мне тоже так показалось. Теперь ясно, кто там пел. Вы посмотрите, посмотрите, — увлеченно говорил папа. — Она даже уши навострила. Ай да умница! Интересно, как зовут эту собачку.
Я боялся выглянуть в окно.
— Эту собачку, — медленно перебирал я слова, — зовут Дик.
— Неужели Дик? Мне казалось, что Дик не такой.
— Это Дик, — мрачно повторил я.
— Нет, Дик не такой, — глядя в окно поддержала папу мама. — Это совсем другая собака.
Я глянул в окно и радостно закричал во весь голос:
— Это Стрелка! Стрелка, Стрелка, иди сюда!!!
В каждой деревне бегают ничейные собаки. У них нет хозяев. У них нет своей конуры. Они бродят по дворам, останавливаются у ворот или под окном и ждут, когда кто-нибудь даст им поесть.
Они радуются выброшенной косточке. Бывает их прогоняют. Тогда они поджимают хвосты и не спеша, проглотив обиду, перебегают на другой конец деревни.
Но таких людей, чтобы собак прогоняли, мало. Это хмурые, мрачные и злые люди.
— Стрелка, подойди сюда. Не бойся, Стрелка, — звал собаку папа, показывая принесенную из кухни кость.
Стрелка, осторожно перебирая белыми лапами, подошла к забору и остановилась. Папа бросил кость.
Собака благодарно посмотрела на него, не спеша подобрала кость и прилегла с ней у калитки.
Я продолжал весело играть на контрабасе, радуясь, что Дик молчит и не выдает себя. А вечером Алешка увел его на новое место.
Рассказ седьмой
ПЛАВАЮЩИЕ ОСТРОВА
Наконец болезнь прошла. Об этом сказала мама, убирая градусник в шкаф. Мне разрешили гулять на улице. Без каких-либо условий. Даже без альбома. Мама предупредила только насчет солнца. Чтобы не перегревался. И в воду не лазил чтобы. А то снова заболею, и тогда пропало лето.
У колодца показался Вовка. В руках он держал сачок. Через плечо висела блестящая сумка.
Гм, бабочек пошел ловить. Для коллекции. Постарается, чтобы у него самая большая была. На «пятерку». А на «пятерку» много наловить да насушить надо!
Нам тоже коллекцию велели сделать. Анна Ивановна даже обрадовалась, узнав, что я в деревню еду. Книжку про бабочек да жуков дала. Только я пока не решил, надо их ловить или не надо. Ведь если все на «пятерку» наловят, то и бабочек не останется.
Увидев меня, Вовка быстренько развернулся и трусливо заспешил к дому. Он был в своей широкополой шляпе, но без очков. Таким я его впервые вижу. Чудной он без очков.
Ну, ничего, у нас есть кое-какие соображения. Зря не будем на человека наговаривать, но если докажем, то…
С Алешкой встретились у сосны. Учебник он, конечно, не захватил. Сказал, что не нашел.
Я все равно заставил Алешку повторять английские слова. Английский ему давался труднее, чем оранжанский. Но ведь кроме нас никто не знает оранжанского.
Спустились к речке. Алешка нырнул под мост и вывел оттуда Дика.
Казалось, пес все понимает. Понимает, что его нужно прятать. Понимает, что из-за него мы идем на какие-то острова. Понимает, что мы хотим ему только добра.
Дик радостно носился среди деревьев. Забежит вперед, спрячется в кустах и, как только мы подойдем, с визгом бросается под ноги. Мы делаем испуганный вид, охаем, ахаем, а он снова бежит вперед и снова прячется.
— Ты думаешь, мы зря на «Острова» отправились? — сказал Алешка, сшибая прутиком яркие соцветия пижмы. — Нисколечко не зря. Во-первых, спасем Дика, а во-вторых, проведем испытания,
— Придумал?
— Придумал!
Алешка размахнулся и резко ударил по высокому стеблю дудника.
Дик что-то искал в траве. Я позвал его, но он не отозвался.
— Наверно, мышь учуял? — предложил я.
— Может, мышь, а, может, траву какую лекарственную, — спокойно сказал Алешка.
— А что — собаки тоже в травах разбираются? — удивился я.
— Еще как! Они все травы знают. Знают, какую для аппетита нужно, а какую, чтобы живот не болел.
— Так что же ты придумал? — постарался я вернуть Алешку к разговору об испытаниях.
Алешку стоит только попросить. Он быстро увлекается и начинает разъяснять долго и упорно. Иногда кажется, что он объясняет не мне, а себе. И убеждает не других, а себя. И только когда убедит себя, начинает действовать.
— Понимаешь, долго я думал. Ночь не спал. Все думал, И придумал.
— Ну что? Что ты придумал? — торопил я его с ответом.
— Понимаешь, в космосе совсем другая еда. Огурцы да яблоки туда не возьмешь. В них слишком много воды.
А зачем лишний груз в космос возить. Вовсе незачем. Лучше какой-нибудь прибор взять с собой. Так вот, еду космонавтам заделывают в тюбики. В такие, в каких зубную пасту продают. И кухня у них особая, космическая. Но вдруг она сломается… Что тогда делать?
— Голодать, — предложил я.
— Гм, голодать… Голодать тоже надо уметь. А ты умеешь голодать?
