У нас не было никакой охоты лезть в грязную воду. Так что пошли мы, не искупавшись, домой. Было жарко. С меня ручьями тёк пот. Анна Ивановна говорила, что мы капризные. Что сельские ребятишки в этом пруду купаются – и ничего, здоровенькими растут.
Костя по пути какую-то железку поднял. Спросил у Анны Ивановны, зачем это нужно, а та и не знает.
– Видно, от механизма… – говорит.
А от какого механизма?
Костя вертел железку так и эдак, хотел сам разобраться.
Ему хотя бы та железка была интересна. А мне вообще ничего интересно не было.
После обеда Анна Ивановна говорит:
– У меня малина в саду осыпается. Идите нарвите себе на варенье.
Дала нам пластиковое ведро, одно на двоих.
– Что нарвёте, – сказала, – всё ваше будет. Да смотрите, в середину не лезьте. И колко, и ветки поломаете. С края-то вам хватит ведро наполнить.
Привела нас к малиннику, учит:
– Вот такой, зелёной, не рвите. Только самую спелую, мягкую…
Малины, в самом деле, было видимо-невидимо. Одни ягоды уже переспели, попадали на землю, другие тоже готовы были упасть – вот их-то рвать и полагалось. Да осторожней с ними надо было… Иной раз только за ветку возьмёшься, а они уже сыплются вниз. А те, что неспелые, плотно держались – не стряхнёшь. Некоторые были такие мелкие, что их и не видно. Значит, цветок только что отцвёл, ягода завязалась…
Мы стали спелые обрывать. Костя сорвал одну – и сразу в рот её. Я тоже сорвала – и в рот. За другой тянусь. Малина – такая странная ягода, сколько ни ешь её, всё не наешься. Костя приспособился ртом обирать её с куста, как зверушка какая-то.
Я тоже хотела попробовать без рук. И вдруг Костя как выплюнет ягоду и ещё как начнёт плеваться…
– Фу! – кричит. – Гадость!
И ничего больше, только:
– Фу, не могу!
И снова отплёвывается.
– Что-то твёрдое, – говорит, – попалось, и до чего вонючее!
А это он жука чуть не съел.
Я после увидела таких жуков. Зелёные, плоские, на маленький листочек похожи. А запах-то от них! Ягоду в рот не возьмёшь, если такой поползал.
Костя говорит:
– Я этой малины больше не хочу.
У меня тоже пропала охота есть её.
– Давай, – говорю, – что ли, в ведро собирать, а то хозяйка рассердится.
Стали мы кидать малину в ведро. Дно быстро закрылось, а после нам скучно стало. Всё время одно и то же: потянулся, сорвал ягодку, кинул. Потянулся ещё, сорвал, кинул. Это кому угодно надоест.
Гляжу – на одной ветке сразу целое семейство поспело. Все крупные, яркие. Только уж больно высоко, над всей гущей малинника, выросли – выше всех.
Полезла я к ним, потянулась вперёд – и не устояла на ногах. Как стояла, так и упала животом на малинник. Колючки и сквозь платье меня достали, а локти, коленки, щёки ведь и вовсе голые были. Слёзы у меня из глаз брызнули, руками лазаю по колючкам, ищу, на что опереться. А колючки дальше в руки впиваются. И там ещё крапива среди малины! Это же надо – одна колет, другая жалит…
Костя меня за плечи схватил, вытянул из куста.
– Не реви, – говорит, – хозяйка услышит. Она сказала – с края рвать, а ты полезла…
Вытер он мне слёзы каким-то листиком. А ещё листиков нарвал, чтобы их к царапинам прикладывать. Подорожника. Одна царапина у меня шла по руке от пальцев чуть ли не до подмышки. Другие хотя и короче были, но из них тоже кровь сочилась. Я стала прилеплять на все ранки подорожник, Костя помогал. Встала я, как ёлка, руки раскинула и стою, чтоб подорожник не осыпался.
Костя говорит:
– Долго так стоять будешь?
Я и не знала, долго, не долго. Я ведь раненая… А он приказывает:
– Давай дальше ведро наполнять. Велели же нам…
Схватилась я за одну ветку, а она сломана. Здоровая такая, пышная ветка. А ягоды на ней сколько – и поспевшей, и только завязавшейся!
– Костя, – говорю, – это же я сломала! Что делать?
Костя тогда воткнул ветку в гущу малинника.
– Может, – говорит, – никто и не догадается…
Покидали мы ещё ягоды в наше ведро. Костя туда заглянул и ахнул:
– Ой, в ней жуки ползают!
– Вонючки? – спрашиваю.
Костя говорит:
– Нет, гляди: маленькие, чёрные. С оранжевым пятнышком… Давай-ка, – предлагает, – ты будешь дальше малину рвать, а я из неё жуков стану вылавливать!
Я согласилась. Жуков ловить – тоже работа. Я бы ни одного не смогла в руки взять. А Костя их запросто поперёк спинок берёт, из ведра вынимает. Они лапками двигают, будто бегут в воздухе.
Назад в малинник Костя не кидает их. Зачем – чтоб они снова в ведро попали? Костя для них лагерь устроил. Принёс какой-то мусор, щепки – обозначил границы на тропинке.
Да только жуки не понимают, что за территорию выходить нельзя. Он их сперва всех на середину сталкивал, потом решил вырыть ямку – вроде как нулевой этаж.
Дорожка в саду земляная – ровная, гладкая. Костя из кармана свою железку достал и в два счёта вырыл жукам убежище.
– На ночь, – говорит, – сделаю им крышу из веток. Пусть здесь живут и нам спасибо говорят. А пока устроим для них стадион.
Этой железякой он проложил на дне ямы дорожки. Да только жуки не понимают, что надо стремиться к финишу, ползут в разные стороны, карабкаются наверх. Костя поймал двух и говорит:
– Вот этот, побольше, мой будет, а этот твой.
Я тоже перестала малину рвать, села на корточки. Костя предлагает:
– Бегать не хотят – давай проводить жучиные бои?
Взяла я своего в ладонь, думаю: как же такого драться заставишь? Мелкие, безобидные они. И что я раньше жуков боялась?
– Давай, – говорю Косте, – лучше жучиный бал? Ты можешь для них замок построить?
Костя уточняет:
– Как в какой игре?
И называет две, на выбор. Там в них обеих какие-то замки были.
А я и не знаю те игры. Он меня разве пускал играть?
Я только плечами пожала. Костя говорит:
– Ладно, попробуем… Сначала фундамент…
И копнул поглубже своей железкой. Всего только разок. Вдруг Анна Ивановна рядом спрашивает:
– А кто это мне дорожку испортил?
Мы и не видели, как она появилась. Не было её, и вдруг уже здесь.
Вытягивает она из куста мою сломанную ветку с зелёными ягодами. Как только заметила её? А следом ещё сломанные ветки вытаскивает и ещё. Я и не думала, что их так много.
– Что, – спрашивает, – неинтересно работать?
Мы оба растерялись от её вопроса. У Кости тут же и вылетело:
– Неинтересно…
В самом деле, как это может быть интересно?
Она говорит:
– Ну, тогда идите, отдыхайте.
И тут на меня снова глянула – и запричитала:
– Я же сказала – с краю, с краю собирать! Ой, городские…
Царапины мои только сейчас увидела.
Сразу повела меня в дом.
– Вот мы их сейчас, – говорит, – перекисью водорода. Не пищи.
Хотя я и не пищала. Да мне и не больно было. Она прикладывала мокрую ватку туда и сюда, мазала мне руки и ноги. И ворчала:
– Сразу бы сказали, мол, не хотим малину собирать. Не надо, мол, нам её. Что лезть-то в середину было?
Наконец отпустила она меня. Вышли мы с Костей за ворота, сидим на лавочке.
У меня живот чешется. Наверно, там тоже царапины, под платьем.
Костя говорит:
– Как я ненавижу эту Липовку. И Макара ненавижу.
Ещё бы, думаю. Он же оказался ненастоящий.
Тут мне пришло в голову: а может, и остальные Костины друзья ненастоящие? И Хью, и Ли Джин, и Миша, и Ретт?
Спросила его об этом. Он говорит:
– Ретт точно настоящий. Жалко, что в Австралии и пожилой.
– А почему, – спрашиваю, – он настоящий?
Костя отвечает:
– Ну… Подробностей много, которые мы про него знаем.
Тут я плечами пожала:
– А что, сочинить ничего нельзя?
Костя рукой машет нетерпеливо:
– Да нет, тут не такие подробности, которые сочиняешь. Тут те, которые не специально рассказываешь, а так, между делом. Проговариваешься.
Да, думаю, так получается… Много чего мы знаем про Ретта. И Грандсон есть у него, и бараны, сразу три тысячи. А что мы про Макара знаем? Что ему всё интересно – в разных местах Земли и в космосе тоже. Что он мальчишка – голос не взрослый. И что дома его зовут «Ммммммм!». А потом ещё «Миу-миу-миу!!!».
Но это всё он Косте специально говорил. А не проговаривался.
И ещё он про Липовку говорил, что здесь рядом есть посёлок Кувакино и его школа там. И лагерь. Он знает эти места, наверняка. В Липовке школы и точно нет. Маленькая такая, совсем маленькая деревня…
На улице не было ни души. Пыль смирно лежала на дороге. Но вот я увидела, что за деревней, там, где дорога идёт в овраг, появилось облачко. Оно поднималось к нам из оврага, становилось больше. И вот уже в нём я смогла различить нечёткие, мутные фигуры со скобочками на головах – то ли рожки, то ли короны.
– Коровы к нам идут, – первым понял Костя.
Вскоре стадо было уже в деревне и двигалось мимо нас. С одного края коров подгонял старик, с другого – девочка в коротких чёрных шортах и белой маечке.
Видно было, что девочке нравится гнать коров. Она весело гикала. Коровы шли охотно, быстро, и выходило, что каждая из них знает, где живёт. Каждая подходила к своим воротам и испускала низкий, басовый звук, лишь отдалённо похожий на «му» из книжек.
