Вышла Лидочка, Эре показалось — почти сразу.
— Ну?! Что спрашивали?!
— Ничего, — шепнула Лидочка.
— Как?! А стихи?
— Нет…
— А басню? Ну хоть что-нибудь?
— Ничего, — виновато поежилась Лидочка. — Сказали: «Ты свободна». И все.
По одной начали выходить девочки. Оксаны не было дольше всех. Потом дверь распахнулась и, подталкивая перед собой Оксану, появилась все та же девушка. Но теперь она улыбалась. И совсем другим, звонким и бодрым голосом она объявила:
— Все, кроме этой девочки, свободны. Всего вам доброго. Оксана, ты с кем? — наклонилась она к Оксане.
— Вот с ней, — независимо тряхнув головой, сообщила Оксана.
— Завтра Оксану нужно привести на фотопробу. Сегодня мы уже не успеем, конец рабочего дня. Часам к десяти сможете?
— А Лидочку? — растерянно спросила Эра и вытолкнула Лидочку вперед.
— Только Оксану, — мягко сказала девушка.
— Нет, послушайте… И почему так быстро? Ее даже стишок не спросили! Лидочка, ты ведь знаешь «Белую березу»? Она знает! Или басню… Ну нельзя же так! Вы ее ни о чем не спросили…
Толкая перед собой Лидочку, Эра теснила девушку, пока та не уперлась спиной в дверь. Мамы, нервно дыша, продвинулись вслед за Эрой.
— Остальные девочки нам не подошли, — ровным голосом сказала девушка и приоткрыла ногой дверь.
— Одну минуту! Секундочку! Я вас прошу! — Эра, протиснувшись мимо оторопелой девушки, проскользнула в комнату.
— Дорогая мамаша, — не повернувшись от раскрытого окна, в которое он выпускал сигаретный дым, с ласковой укоризной проговорил седой мужчина в потертом замшевом пиджаке, — увы, наш фильм не безразмерный. Мы не можем снять в нем всех детей.
Как видно, он привык уже к таким сценам.
— Мамаша!.. Уморил! Явная сестренка.
Женщина, сидевшая за журнальным столиком и, позвякивая бесчисленными браслетами, красившая губы, подмигнула Эре. Еще одна наливала из термоса кофе. Она ничего не сказала и даже не взглянула на Эру.
— Я… извините… Вы должны еще раз посмотреть Лидочку! Спросите у нее стихотворение, басню, что угодно…
— Лидочка — это какая? — перебила Эру женщина с браслетами.
— Ну… рыженькая.
— Дорогая, но она нам не подходит.
— Она вам подойдет, подойдет! Вы просто ее не рассмотрели!
— Жаль, что вам не семь лет, — обернувшись наконец и разглядывая Эру, сказал мужчина. — Но ваша сестра, понимаете…
— Она ведь ни на кого не похожа! Она такая… ну, такая…
— Вот именно, — сухо бросила вторая женщина, дуя на кофе. — Ни на кого. У нас есть свое представление о фильме и о том, какой должна быть героиня. И мы эту героиню, кажется, нашли.
— Тьфу, тьфу, не сглазить, — постучала по столу другая, звякая браслетами.
— Оксана?! Да это же… комар какой-то! Ну, я не знаю…
— У нее прелестные фиалковые глаза, темперамент, улыбка. По сценарию в нее влюбляются все дворовые мальчишки!
— Мы вас убедили? — глядя на Эру, спросил мужчина.
— Нет!
— Ценю вашу стойкость, но, поскольку режиссер все-таки я, мне и решать.
И все же Эра не теряла надежды:
— Хорошо. Пусть не главная роль. Пусть самая маленькая. Самая малюсенькая!
— Не надо торговаться. Мы все здесь устали и…
Режиссер движением руки остановил женщину, пьющую кофе:
— Дело не в усталости. Дело в том, что эта девочка чересчур выделяется. Она необычна. Ей нельзя просто появиться на экране, она притягивает к себе взгляд, все будут следить за ней и ждать от нее чего-то. Ей нужна роль, понимаете? А роли для нее у меня нет. Такие вот дела.
— Ну вот, милая моя, видите… — Женщина в браслетах, накручивая на палец жемчужно-пепельную прядь, сочувственно глядела на Эру.
И Эра, ободренная этим взглядом (ведь не могли же они, в конце концов, не понять!), сказала, глядя ей прямо в глаза:
— Извините мою назойливость, но тут все не так просто. Лидочка… у нее очень трудная жизнь. Нам с вами не понять, потому что мы взрослые… Или, может быть, потому, что мы не такие. Именно потому, что мы не такие!.. А она уже сломалась. Это ужасно, когда такой маленький ребенок и уже ничего не ждет хорошего от жизни, ну ничего абсолютно. И считает, что так и должно быть…
— Что-то я не ухватил вашу мысль, — перебил Эру режиссер. — Кто сломался? Почему?
— Лидочка. Она ведь рыжая, вы сами видели. Вы не представляете, как дети умеют изводить того, кто им чем-нибудь не нравится или кажется странным. Рыжие — они не такие. И я думала: если Лидочка снимется…
— Стоп, — снова перебил ее режиссер. — Вопрос ясен. Но положение от этого не перестает быть безвыходным, потому что все, о чем я только что говорил, остается, увы, в силе…
Не договорив, он удивленно умолк, потому что в этот момент женщина в браслетах вдруг со всего размаха хлопнула ладонью по столу:
— Прекрасно! Зовите сюда свою Лидочку, и вы увидите, что… Т-с-с… — Она прижала палец к губам. — Сейчас вы все увидите сами.
С сердцем, гулко заколотившимся от вновь вспыхнувшей надежды, Эра приоткрыла дверь и позвала:
— Лидочка…
Девочка робко вошла и стала посреди комнаты, глядя в пол.
— Лидочка, — улыбаясь, позвала ее женщина из-за журнального столика, — мне сказали, что ты переживаешь из-за цвета своих волос… Из-за такого пустяка? Когда ты станешь взрослой — а время бежит так быстро! — ты запросто сможешь сделаться брюнеткой, блондинкой, шатенкой, да хоть в полосочку! Детка, при нынешних успехах химии это пара пустяков. Или… — Она обвела всех взглядом, словно готовя эффектный аттракцион. Ал-ле-ап! — И неуловимым движением сдернула с головы… жемчужно-пепельную прическу, оказавшуюся искусственным париком, открыв взорам присутствующих слипшиеся короткие прядки того же огненно-рыжего цвета, что и у Лидочки.
Эффект был неописуем.
— Ну, Матильда… — пробормотала наконец женщина, пьющая кофе, и, поперхнувшись, закашлялась.
— Фокус, достойный великого Кио! — расхохотался режиссер.
— Ну?.. — Матильда раскланялась, кривовато нахлобучив парик, и стала с улыбкой глядеть на Лидочку. — Видела?.. Потерпи немножко. В конце концов, это ведь не смертельно, всех нас в детстве как-нибудь дразнили! Идет?
— Хорошо, я потерплю, — послушно сказала Лидочка.
— Пойдем, — сказала Эра, стараясь ни на кого не смотреть.
Выходя, она встретилась взглядом с девушкой-помрежем, которая все это время молча стояла, опершись о дверной косяк, и в глазах у нее прочла свою же мысль: «Не то, не так…»
И, не прощаясь, закрыла за собой дверь.
Приехав наконец домой и поковыряв перестоявшийся обед, Эра вышла на балкон: дико разболелась голова. Внизу в окружении подружек капризным голосом примадонны разглагольствовала Оксана. Лидочка стояла позади всех.
— Ну, там сказали: «Пройдись», я походила перед ними, а потом сказали: «Передразни кого-нибудь», я завуча нашего передразнила: «Бу-бу-бу», он уморно бубнит и ходит пузом вперед. А потом одна тетенька шепотом говорит другой, но я слышу: «Обрати внимание, какие чудные фиалковые глаза!» А вторая ей отвечает: «По-моему, явное то». Ну, там они еще шептались, но я не слышала. А режиссер, уморный такой дядька, говорит: «Хочешь сниматься, девица?» В общем, завтра у меня фотопроба.
— А у нее? — хриплым от зависти голосом спросила какая-то из подружек, поворачиваясь к Лидочке.
— Что у нее?! — фыркнула Оксана. — Кому она нужна, сенбернар несчастный! Рыжий сенбернар!
И Эре впервые в жизни захотелось ударить ребенка.
На дискотеку Эра не пошла. Очень уж нехорошо было сейчас у нее на душе…
Вечером она вместе с тетей Соней и Валерием Павловичем, который зачастил к ним, посмотрела конкурс современной песни по телевизору. Именно посмотрела, потому что в самом начале, заметив, как поморщился Валерий Павлович от какой-то особенно визгливой ноты, изданной буйноволосым молодым человеком, тетя Соня без раздумий выключила звук, и в дальнейшем лихорадочное мельтешение на экране телевизора продолжалось в абсолютной тишине.
Тетя Соня глянула на Эру, готовая к отпору, но Эра и не думала протестовать. Разумеется, так было лучше. Она смотрела на Валерия Павловича, ожидая ответа на свой вопрос, но он медлил.
Наконец он сказал:
— Наверное, ты читала в детстве «Алису в Стране Чудес»?.. Собственно, это книжка не для детей, а для взрослых. Так вот, Алиса спросила у встречного: «Не могли бы вы сказать, в какую сторону мне нужно идти?» — «А это зависит от того, куда ты хочешь попасть». — «Мне, в общем, все равно», — отвечает Алиса. «В таком случае не имеет значения, в какую сторону ты пойдешь».
Тетя Соня закивала и открыла рот, собираясь что-то изречь, но Валерий Павлович мягко остановил ее движением руки.
