тут пришёл папа.
– Доброе утро! – сказал он. – Пора вставать.
– Хухры-мухры, – сказал я.
– Давай-давай, – говорит папа, – не разводи матифонию. Завтрак на столе.
Когда я сел за стол, мама спросила:
– Тебе чай или молоко?
– Хухры-мухры, – сказал я.
– Хм… – сказала мама и сделала мне чай с молоком.
Мы позавтракали и пошли гулять с папой. Навстречу нам попался папин сослуживец Лялькин.
– Здорово, сопляндия! – сказал мне Лялькин.
– Хухры-мухры, – ответил я ему, Лялькину.
– Ну и мальчик у вас! – сказал Лялькин папе. – Наверняка хулиганом вырастет.
Когда Лялькин ушёл, папа говорит:
– Давай найдём твоему слову полезное применение. Чего попусту его трепать?
Думали мы с папой, думали и решили сначала привесить моё слово на какой-нибудь дом. Пусть люди читают и радуются!
Идём по улице и подыскиваем подходящее место. Домов красивых много, но все они уже давно заняты. С каждого что-нибудь свешивается. Разные там слова и предложения.
– Ладно, – говорит папа. – Если все общественные места уже заняты, найдём применение твоему слову дома.
Мы возвратились домой, достали большой лист белой бумаги и написали на нём слово «хухры-мухры».
А вечером к нам пришли гости.
– У! – говорят они. – Какое у вас интересное высказывание на стене висит. Как мудро и ясно сказано!
Они стали переписывать моё слово в свои блокноты.
А когда гости уже расходились по домам, они тихо спросили папу:
– Уточните, пожалуйста, кому принадлежит это блестящее высказывание. Мы знали, но забыли…
– Нашему маленькому мальчику! – с гордостью говорит папа. – Ребёнок развит не по возрасту!
– Ой! – испугались гости. – Вы нас чуть под монастырь не подвели! Ведь мы собирались цитировать это высказывание где попало… Думали, оно большому человеку принадлежит.
– Не расстраивайтесь, – говорит папа. – Ребёнок вырастет, станет большим человеком, и тогда вы можете цитировать его где попало.
– Ну… когда это будет, – с грустью говорят гости.
– Недолго ждать осталось, – говорит папа и смотрит на меня с надеждой.
А я не подведу папу. Я вырасту, стану большим человеком. И все будут вспоминать: «Ага! Ещё в детстве он сказал «хухры-мухры!..»
День рождения вверх ногами
– Мама, встань, пожалуйста, на голову, – попросил я, стоя на голове.
– Ну, уж нет! – резко отказалась мама. – Моя голова для другого дела.
– Папочка, встань, пожалуйста, на голову, – попросил я.
– Может быть, ещё и ушами похлопать?! – возмутился папа. – Ты посмотри на маму, на меня, на кота Лукьяна, наконец! Разве мы стоим на голове?! Ты в меньшинстве. Значит, ты не прав!
Тогда я раскрыл свои книжки там, где в них были картинки, и поставил всех нарисованных девочек и мальчиков, тётенек и дяденек и даже одного милиционера на голову.
– Ну, а теперь, кто в меньшинстве? – спросил я.
– Если тебе так нравится, стой на голове, – сдались мама и папа. – Только мы не пойдём у тебя на поводу.
Но вот наступил мой день рождения. И ради этого события мама и папа решили пойти у меня на поводу – встали на голову. Мама на свою, папа на свою.
Прихожу я из школы и вижу эту удивительную картину. А родители говорят:
– Поздравляем с днём рожденья! Это наш сюрприз!
Только они не привыкли вверх ногами разговаривать, им тело на подбородок давило и говорить мешало. Поэтому вместо «Поздравляем с днём рожденья!» у них получилось «Пзвзэм здн рэшди!».
Но я-то всё понял. И обрадовался этому сюрпризу на голове больше всякого подарка на ногах. И сам тут же на голову встал.
Скоро родители устали стоять на голове и хитренько так говорят:
– Мжбыт сесь зстл ипит чэстртэм.
Что означало: «Может быть, сесть за стол и выпить чая с тортом?»
– Нет, – говорю я нормальным языком (я же тренирован в головном состоянии). – Хоть я и люблю торт, но давайте, пожалуйста, ещё немножко постоим.
Так мы и простояли на головах весь вечер. Потом от усталости сразу спать легли.
И, засыпая, я бормотал:
– Чай с тортом все пробовали. А вот дня рожденья на голове ни у кого не было…
Папа захлопнул книжку и сказал:
– Надоели мне эти фантастические истории про разные полёты. Все летают, летают, а ползать никто не хочет.
– Я хочу! – сказал я, упал на пузо и пополз.
Хлоп! Шур-шур-шур… Это папа упал и тоже пополз.
Ползти так интересно, снизу много чего нового замечаешь. Видно, например, что под диваном давно пол не мыли, пылищи полным-полно. И мамина серьга там валяется, рядом – папина пуговица от штанов.
– А вон рубль в пыли лежит, – грустно говорит папа. – Помнишь, мы спиннинг не купили, потому что рубля не хватило?
– Помню, – говорю я. – Если бы мы тогда поползать решили, у нас бы сейчас спиннинг был.
– Лежали бы мы сейчас и спиннинг под диван в темноту забрасывали, – мечтает папа. – Сказка, а не жизнь!..
И тут на нас из-под дивана глаза уставились.
– Амба… – шепчет папа. – Отползай, сынок, я тебя прикрою.
«Амба – это, наверное, змея такая, – думаю я, – которая людей и козлов целиком заглатывает…»
– Нет, папочка, давай вместе, – шепчу я, подползаю к папе и обнимаю его, лежачего.
И тут из-под дивана на нас уже две пары глаз уставились. Большие глаза – грустные-грустные, а маленькие – испуганные…
– Эх! – догадывается папа. – Это же мы с тобой отразились в старом зеркале, которое за диваном стоит.
И тогда мы с папой начали смеяться и чихать:
– Ха-ха-ха! Чих! Ха-ха-ха! Чих!..
Когда под диван смеёшься, оттуда в ответ всегда пыль вылетает.
– После таких переживаний… чих! – чихает папа, – надо подкрепиться. Чих! Укрепить нервную систему. Чих!
– Давай… чих!.. укрепим её котлетами. Чих! – говорю я.
И мы поползли на кухню. А там сковорода с котлетами на полу стоит. Мама всегда сковороду на пол для остывания ставит. Потому что возле пола воздух всегда холодней, чем у потолка.
И вот лежим мы с папой возле котлетной сковороды и котлеты руками в рот запихиваем. Как птеродактили какие-нибудь.
– Вот жизнь! – говорит папа. И глаза у него радостные становятся. – Не жизнь, а сказка!
– Поэтому все змеи такие мудрые, – говорю я. – Они внизу ползают и всё разглядеть могут.
Так мы с папой размышляли о жизни и заснули прямо возле сковороды. А разбудила нас мама.
– Эй, вы! – сказала она. – Вы что, птеродактили, что ли?
– Нет, – говорим мы. – Мы твои родные. Нам просто летать надоело.
Ветер гнул деревья в дугу. Они наклонялись в ту сторону, где под деревьями сидел мой папа. Он был задумчивый и грустный, как пингвин
