ногу. Ну, да это неважно. У Жанетты есть теперь совсем новые, великолепные коньки, но и они ей больше уже не понадобятся… Она не может пережить такого позора. Эржи Шоймоши предательница — это, пожалуй, больнее всего. А Илонку Шмит она совсем не понимала раньше, поэтому прежде чем… словом, нужно дать ей знать, что она, Жанетта, неверно судила о ней…
Она поискала чистой бумаги и, не найдя, вырвала листок из тетради — теперь уж все равно, тетради больше не будут ей нужны.
«Дорогая Илонка, — писала Жанетта, — прости одной из своих уходящих подруг ее заблуждение. Я признаю, что ты очень хорошая девочка и настоящий друг. На этом прощаюсь с тобой. Анна Рошта, ученица седьмого «Б».
А Эстер Вамош? Нет, написать ей она не в силах. Да и что она может сказать Эстер?.. А как Эстер плакала! А потом сказала: «Она ведь только пошутила… она не хотела меня обидеть…»
Жанетта снова уложила все в сундучок и, потушив свет, ощупью добралась до кушетки. Лежа на спине, она глядела в потолок широко раскрытыми глазами. Теперь она уже все подготовила. А как же тетя Вильма, бабушка и бедный папа?.. И Жанетта вдруг уснула глубоким и крепким сном без сновидений.
На рассвете тетя Вильма тихонько вошла к девочке и, нагнувшись, пощупала ей лоб.
— Температуры у тебя нет. Но ты не вставай, Аннушка, лежи. Привратница будет навещать тебя. Я вернусь сегодня пораньше.
— Не спешите, тетя. Я уже поправилась.
— Но ты все-таки полежи сегодня в постели.
— Хорошо, тетя Вильма.
Но едва захлопнулась дверь в передней, Жанетта торопливо стала одеваться: отчаяние гнало ее на улицу.
«Плевать мне на школу!» — сказала она про себя и, засунув руки в карманы, пошла по улице Текели. Она брела медленно, то и дело останавливаясь, разглядывая витрины, прохожих. Какая глупость! Нужно же было принимать ученье так близко к сердцу! Она родилась гражданкой Франции и не обязана подчиняться навязанным ей здесь, в Венгрии, правилам. В седьмом классе «Б» все сплошь предатели и враги, она больше не желает видеть их!
За площадью Бошняка Жанетта наткнулась на пустырь. Где-то здесь находится фабрика тети Вильмы. Сюда случайно может забрести красавица Ибойя или черненькая Рожи… Еще доложат тете Вильме, что ее видели здесь. Ну и пусть! Нечего другим совать нос в ее дела!
На пустыре ребята играли в футбол. Жанетта, засунув дрожащие руки в карманы, подошла ближе и, выждав, когда мяч подскочил к ней, изо всех сил поддала его ногой.
— А ну, убирайся отсюда! — закричал остриженный наголо юркий мальчик. — Мы с девчонками не играем!
— Сам проваливай! — сказала Жанетта, делая несколько шагов вперед. Она остановилась посередине неровной площадки, на которой пробивалась жиденькая травка, и уставилась на щуплого мальчишку. — Не очень-то мне приказывай!
— Смотри, получишь! — угрожающе сказал маленький мальчик, похожий на девочку.
Носком уже ободранных черных тапочек он направил мяч прямо на Жанетту. Девочка ловко отразила удар, и мяч полетел на мостовую.
— А ну, неси его сюда! — закричали играющие и плотным кольцом окружили Жанетту.
— Как же, ждите!
Выпрямившись и настороженно прислушиваясь к оглушительному шуму, она медленно двинулась с пустыря к улице Текели. Ну, а если мальчики нападут? Но нет… Юркий паренек помчался на мостовую и, прижимая к животу мяч, бегом вернулся на площадку.
— Лучше убирайся отсюда подобру-поздорову, лягушка ты этакая!
Стоя уже на тротуаре и чувствуя себя в безопасности, Жанетта отпарировала:
— Прогульщики! Я вот скажу в вашей школе!
— Ну и говори! У нас сегодня конференция, уроки только с десяти начинаются. Ты сама прогульщица!
Жанетта пошла дальше по направлению к площади Бошняка, прислушиваясь к голосам юных футболистов и к глухим ударам мяча. Ее наполняло чувство величайшего удовлетворения — как и в прежние счастливые времена, ведь она в самом деле прогульщица. Но в то же время ей страстно хотелось встретиться нежданно с тетей Вильмой, почувствовать себя под ее крылышком и покорно вернуться с нею домой. И пусть бы тетя Вильма навела наконец порядок в этом великом хаосе. Жанетта брела по широкой пыльной улице, где по одну сторону выстроились одноэтажные домишки, а по другую — расстилался луг, покрытый вытоптанной прошлогодней травой. На лугу бегали собаки да играла в камешки детвора. Жанетта долго стояла здесь, следя за игрой, затем подняла камешек и далеко зашвырнула его.
Дорога разветвлялась в трех направлениях, и Жанетта пошла наугад по узенькой тропинке. В крошечном садике какая-то старушка развешивала на веревке выстиранное белье.
— Тетенька, — тоненьким голоском обратилась к ней Жанетта, — скажите, пожалуйста, как пройти в Синкоту?
— В Синкоту? Да откуда же мне знать, если я и названия-то такого не слыхивала! Может, тебе в Цинкоту нужно, девочка?
— Да-да, в Синкоту, — повторила Жанетта.
— А зачем тебе туда?
— Там отец у меня, — грустно сказала девочка. — Он там на строительстве работает, да вот заболел сейчас, бедненький.
— И ты хочешь такой долгий путь пешком пройти?
— Конечно.
— Денег-то нет у тебя?
— Денег нет, но это не беда, — вздохнула Жанетта со страдальческим выражением лица. — Как-нибудь доберусь.
Старушка покачала головой и, подойдя к забору, стала долго объяснять, как идти в Цинкоту.
— Ступай обратно, к Восточному вокзалу, девочка, а оттуда на Цинкоту дорога прямая. А если проголодаешься…
Она порылась у себя в кармане, но Жанетта испуганно шарахнулась от нее:
— Спасибо, я куплю себе булочку, у меня есть пять-десять филлеров.
Жанетта повернула обратно. Она старалась убедить себя в том, что ей замечательно удалось надуть старушку, но удовольствия от этого не получала. Напротив, думать о приключении на пустыре и о разговоре со старушкой было неприятно — от всего этого на душе осталось ощущение чего-то постыдного. Да, видно, отвыкла она прогуливать. И в помине нет
