— Ну, ступай, — согласился Графыч, и они направились к кормокухне.
— Что же это за дядька охотился с Графычем? — спросил я Клаву.
— Ну, обыкновенный… — Мятлик наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить. — В ватнике… в сапогах. Да я сто первый раз вижу. Он откуда-то взялся.
Я оделся и, махнув Мятлику, шагнул за порог.
— А сетку, сетку! — остановил меня Мятлик. — Ведь я же пошел за сеткой.
Я вернулся на кухню, сдернул с гвоздя авоську и подал Клаве.
Вскоре мы подошли к пристройке за кормокухней. Клава протиснулся а тугую дверь и, словно воробей, спрыгнул с высокого порога. Следом вошел и я. Тяжелая дверь хряпнула подмороженным инеем и поддала мне в спину. Сделав пару шагов, мы с Клавой очутились на самой середине комнатки Графыча.
Хозяин и его гость сидели за столом и пили из эмалированных кружек чай.
— Ну вот, Волоха, а ты говорил, что Клавдий не придет. Гляди-ка, заявился да еще с компаньоном. Ну как, купальщик, оклемался?
Я кивнул головой и тут только вспомнил, что надо поздороваться:
— Здрас-сьте, — торопливо пробормотал я.
— Проходите да хвастайте, — подхватил гость.
— Давайте чаевать с нами, — предложил Графыч. — Налей-ка, Володимер, мальцам позаваристей.
— Да нет, спасибо, — проговорил я. Неловко как-то — первый раз пришел к Графычу и уже за стол. А Клава, не смущаясь, стянул с себя пальто. Мне пришлось тоже раздеться. Пока я пристраивал вещи среди пахнущих рыбьим жиром и зверем ватников Графыча, Мятлик уже уселся за стол и принялся за чай.
Мне тоже дали кружку. Но чувствовал я себя довольно неловко.
— Вон сколько у меня гостей нонче, — улыбнулся Графыч. И от улыбки сухие морщины на его лице разгладились. Он словно бы помолодел. — Семеро по лавкам! Сперва, вишь, ты, Володимер, подкатил. С тобой мы Клавдия отыскали. А он дружка с постели стащил. Этак дело пойдет, самовар заводить придется. Чайником не обойдешься.
Я неторопливо потягивал из кружки чай, слушал старика и осматривал его жилище. Это была небольшая комнатенка. Посредине стояла плита с высокой, под самый потолок, кирпичной стенкой. У одной стены стояла железная кровать, а вдоль второй тянулась широкая лавка. Над кроватью на вделанном в стену лосином роге висели два одноствольных ружья. А чуть поодаль — с гвоздя свешивались три вывернутые беличьи шкурки с пушистыми хвостами и белый «кот», который чудился мне в бреду.
— А вы далеко чучалили[6] — поддерживая разговор, спросил Мятлик.
— Подле Вазойболота. Угорочек там есть березовый, любят черныши на нем присаживаться. — Графыч с каким-то удовольствием отвечал на Клавины вопросы.
— Эх, вот бы мне в шалаше поохотиться! — мечтательно произнес Мятлик.
— Да студено больно, — возразил старик. — Мы, вон, с Волохой и то сидим попеременке. Сперва один, потом другой.
— А куда же другой девается? — оторопел Мятлик.
— Как куда, ходит, греется. Насмотрит тетерей и подшумнет к чучалкам. И сугрев и польза напарнику.
— Ну, тогда и я бы мог, — уверенно заметил Клава.
— Я «отстрелялся», спасибо, — отодвигая кружку, сказал приезжий. — Займусь-ка я, дядя Павел, добычей.
Он встал из-за стола и, пристроившись у плиты, принялся ощипывать тетеревов. Одного оставил на скамье, того, что предназначался Клаве.
— Это ко мне гость вчерась с подарком заявился, — сказал Графыч, обращаясь к ребятам, и морщины снова разгладились на лице старика. — Ить надо ж так поднесет!
— Ну что вы, дядя Павел, всем-то хоть бы не рассказывали, — проговорил Владимир.
— Где ж тут все-то? — встрепенулся Графыч. — Всех-то раз-два и обчелся. Да и потом парнишки-то свои, совхозные.
— Какой подарок, дедушка Павел? — спросил Мятлик.
— Да вот ехал Волоха из города на попутной, а перед ними грузовик шел. Ну и свалился с грузовика рулон проволочной сетки. Володимер подобрал его и явился с подарком. А в рулоне-то, почитай, килограммов пятьдесят будет. Пока до моей избы донес, словно в бане попарился. А говорят, что с возу упало, то пропало. Выходит, нет… И пришлось мне Володимеру заместо директора благодарность объявить. Вот ведь как.
Старик хлопнул ладонями по своим коленям. Видать, с удовольствием вспомнил эту историю.
В это время Клава звонко стукнул донышком кружки по столу и громко сказал:
— Спасибо! Я тоже «отстрелялся!»
— Значит, порядок, — отозвался Владимир. — Вот твоя добыча, забирай, а то у меня пальцы разошлись, не остановить. Ощиплю и пятого.
Мятлик положил «своего» тетерева в сетку, и мы, распрощавшись с хозяином и гостем, направились домой. Но уже на полдороге Клава отдал мне сетку и понес тетерева за лапы, чтобы все видели. Но прохожих в эти минуты почему-то на улице не оказалось и похвастать такой нежданной добычей было некому.
Хоть и не очень-то приятно на один день в школу идти, но в субботу я все-таки пришел в свой класс.
— Смотрите, симулянт явился! — закричал Витька Козырев. — Каникул ему было мало. Во устроился человек!
— Я, может, еще не совсем здоров, — ответил я Витьке, — а то бы двинул тебе как следует.
— За чем же дело стало? — сказал Костя Загура. — Это и я могу сделать. — И, схватив Витьку за рукав, занес над тощей козыревской шеей руку.
— Да ты что, спятил? — запетушился Витька. — Уже и пошутить нельзя. Вы что, все больные, что ли?..
Костя отпустил Козырева и подсел ко мне, за мою парту.
— Мы тут новое уравнение по алгебре прошли, хочешь, объясню. Галя, поможем Славке с уравнением?
— А как же! — с готовностью отозвалась Шемахина.
Все-таки хорошо в школе. И ребята у нас что надо. Даже Галка Шемахина. Без нее тоже скучно. А всего-то я пять дней пропустил.
На переменке забежал Клава. Удостовериться, что я пришел.
— Ты уже совсем здоровый? — спросил он.
— Конечно, — ответил я и для большей убедительности постучал в грудь кулаком.
— Значит, завтра едем? — прошептал Мятлик мне на ухо.
— Только не брякни про это у нас дома, — наказал я ему. — Я утром лучше сам за тобой зайду.
После уроков я часок позанимался с Галкой и Костей алгеброй. Решил несколько примеров с новым уравнением. Потом я как бы невзначай спросил:
— Костя, дай мне твоих лыж на выходной.
— Так у тебя же свои есть…
— Да, понимаешь, — замялся я, — сломались мои…
— Бери, пожалуйста, жалко, что ли, — ответил Загура. — У нас завтра все равно тренировка по хоккею.
— Да сейчас я не возьму, лучше завтра с утра приду. — Я уже прикинул, что тащить домой Костины лыжи мне не стоит. Ясно, что мама не отпустит, тем более в лес. А утром скажу, что к Косте заниматься пошел.
…Все получилось так, как я и задумал. Утром забрал у Кости лыжи, забежал к Мятлику и к десяти часам мы с Клавой были в каморке старика.
— Ну что, охотничек, ноги-то держат после болезни? — вопросом встретил меня Графыч.
Я пожал плечами, мол, все в порядке.
— А дойдешь ли? Да ладно, там видно будет, коли не дойдешь, так и назад вернуться не поздно. Поехали…
И мы отправились по санной дороге на Видаламбу. Солнце уже показалось над вершинами деревьев. Заискрился снег. А долина Шумихи была покрыта полосой тумана. Он поднимался с перекатов и промоин, где журчала не поддавшаяся морозу вода.
Потом мы свернули на Видаручей, но совсем не там, где мы с ребятами прокладывали свою лыжню, отправляясь на поиски Дымки. Лыжня Павла Евграфовича шла по другому берегу Видаручья. Она огибала каждый выворотень, и идти по ней было очень удобно. Снег приятно хрумкал под лыжами, поскрипывали крепления.
— А где у вас первый капкан? — спросил Клава старика.
— Скоро увидишь, — ответил тот на ходу.
Широкие лыжи Графыча приминали выпавший вчера снежок. По его следу наши с Клавой лыжи катились легко.
— Ну, приглядывайтесь, — сказал наконец старик и воткнул в снег свои палки. — Вот он и есть первый капкан. Да никак и добыча в нем застряла. Вон он в этом плавнике[7].
Мы во все глаза глядели на кучу заснеженных палок и бревнышек, которую нагромоздил ручей в пору весеннего половодья. Но так ничего и не увидели.
— А говорят, молодые-то глаза вострые, — усмехнулся Графыч и, сделал всего один шаг, склонился у огромной валежины.
— Вижу, вижу! — заликовал Клава.
Теперь увидел и я. В капкане был белый зверек с черной кисточкой на хвосте.
— Что ж ты, голубь, тоже рыбки захотел? — запричитал Графыч, разжимая стальные челюсти капкана. — Извини, брат, не знал, что наши путики сойдутся.
Мы с Клавой подержали в руках застывшую тушку горностая. Жалко, что такой красивый зверек погиб. Охотясь в буреломе и валежнике за мышами, горностай отыскал выложенную для приманки рыбу и попался в капкан.