Грегор последовал за ним, взяв на руки Босоножку. Они оказались у двери одновременно с Люксой, и оба остановились. — После вас, — сказал Грегор, пропуская ее вперед.
Она искоса взглянула на него и вышла вслед за Викусом.
Залы, по которым они шли, были заполнены жителями Подземья, которые молча провожали их взглядами и перешептывались. Путь был недалекий, и вскоре Викус остановился перед полированной деревянной дверью. Грегор вдруг понял, что это первая вещь из дерева, которая встретилась ему тут, в Подземье. Как там Викус говорил — «такая же редкость, как деревья?». Конечно, деревьям нужно много света, как им тут расти?
Викус вставил в скважину ключ и отпер дверь. Вынул из подставки в коридоре факел и первым вошел. Грегор вступил в помещение вслед за ним. По форме оно напоминало полый каменный куб. Все стены были испещрены значками. Да и не только стены — на полу и потолке тоже были вырезаны значки. Но только это были не рисунки, как на стенах домов, не сценки из жизни людей и животных. Нет, здесь были слова. Мелкие буквы, видимо, выдолбленные с помощью долота прямо в камне.
— Абэвэ, — сказала Босоножка, она всегда говорила так при виде букв. — Абэвэгэ, — добавила она радостно.
— Это пророчества Бартоломью из рода Сандвичей, — сказал Викус. — Когда подземный народ переселился сюда, Бартоломью заперся здесь и провел остаток жизни, выдалбливая их в камне.
«Ну и ну, старательный какой», — подумал Грегор.
Все это звучало странно и дико: этот Сандвич, похоже, был именно что чокнутый. Затащил сначала кучу людей под землю, а сам заперся в каменной комнате и тут уж вволю безумствовал, высекая на стенах свои бредовые письмена…
— А что вы имеете в виду под пророчествами? — спросил Грегор, хотя сам прекрасно знал ответ: это предсказание того, что случится в будущем. В большинстве религий они есть, а его бабушка, например, бережно хранила книгу пророчеств какого-то чувака, которого звали Ностра-как-там-его. Если послушать бабушку — будущее выходило довольно мрачным, причем для всех.
— Сандвич ведь был провидцем, — сказал Викус. — Он предсказал многое из того, что случилось с нашим народом.
— И многое из того, что не случилось? — спросил Грегор, стараясь, чтобы голос его звучал невинно. Не то чтобы он вообще не верил во всякие пророчества, но к выдумкам этого Сандвича он относился с подозрением. И потом ладно, ну предскажешь ты будущее — а что толку? Ты ведь все равно не можешь ничего изменить.
— Просто мы не все сумели правильно истолковать, — немного смутился Викус.
— Он предсказал гибель моих родителей, — печально сказала Люкса, пробегая пальцами по буквам писаний на стене. — И там ничего истолковывать не потребовалось.
Викус приобнял ее и взглянул на стену.
— Да, — сказал он. — Оно было прозрачным, как вода.
Грегор снова почувствовал себя ужасным дураком — уже в который раз за эту ночь.
Отныне, что бы он там ни думал, Грегор постарается говорить о пророчествах с уважением.
— Но одно пророчество висит над нашими головами дамокловым мечом, — продолжил Викус. — Оно называется «Смутное пророчество», поскольку мы так и не определились, что оно нам сулит, хорошее или дурное. Нам лишь известно, что для Сандвича это видение было необычайным и ошеломляющим. И хотя ему довелось видеть его несколько раз — исход и для него остался загадкой…
Викус указал на небольшую лампадку, освещавшую надпись на стене. Только она да факел в его руке давали здесь свет. Похоже, здесь следили за тем, чтобы огонек в лампадке не угасал.
— Ты можешь его прочесть? — спросил Викус, и Грегор приблизился к табличке.
Пророчество было написано в стихотворной форме, в четырех строфах. Некоторые буквы были необычного написания, но все же разобрать строчки не составило труда.
— Абэвэ, — сказала Босоножка, тыча пальчиком в стену.
Грегор начал читать:
ТЕМНОЕ ВРЕМЯ В ПОДЗЕМЬЕ НАСТУПИТ, ЖИЗНЬ ПОВИСНЕТ НА ВОЛОСКЕ.
ЖЕРТВОЮ СТАНЕТ ВЕЧНЫЙ ОХОТНИК, В КРОВЬ ОБРАТИТСЯ ВОДА В РЕКЕ.
ГРЫЗУН МЕЧТАЕТ О БИТВЕ СМЕРТЕЛЬНОЙ, ГОТОВИТ КРОВАВЫЙ БОЙ.
НАДЕЖДА ДЛЯ ПОТЕРЯВШИХ НАДЕЖДУ — ТОЛЬКО ПУТЬ, В СПОРЕ С СУДЬБОЙ.
ПРИДЕТ НАЗЕМНЫЙ ВОИН, СЫН СОЛНЦА, ВЕРНЕТ ОН СВЕТ, А МОЖЕТ, И НЕТ.
НО ЛИШЬ НА НЕГО НАДЕЖДА ДЛЯ ВСЕХ — ДРУГОЙ УЖ НАДЕЖДЫ НЕТ.
ВЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ В ЕДИНЕНЬЕ НЕМЕДЛЯ ИСПОЛНИТЬ ЕГО ПРИКАЗ — ИЛЬ КРЫСЫ, ЖЕСТОКО И БЕЗ СОЖАЛЕНЬЯ, ВСЕХ РАЗОМ ПРОГЛОТЯТ ВАС.
ДВОЕ ВЕРХНИХ И ДВОЕ НИЖНИХ, ИЗ КОРОЛЕВСКИХ ОСОБ, ПО ДВОЕ КРЫЛАТЫХ, ПОЛЗУЧИХ, ПРЯДУЩИХ — НО ТОЛЬКО В СОГЛАСИИ ЧТОБ.
ОДИН ГРЫЗУН СРЕДИ ВАС — И НЕКТО, КОТОРЫЙ ЖДЕТ ВПЕРЕДИ.
И ТОЛЬКО ВОСЕМЬ ОСТАНУТСЯ ЖИВЫ, ДОЙДЯ ДО КОНЦА ПУТИ.
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КТО ПОГИБНЕТ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.
ХОТЬ ВЫБОР НЕЛЕГКИМ БУДЕТ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.
ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТАТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ.
ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.
Прочтя до конца, Грегор замолчал, не зная, что сказать. Наконец пробормотал:
— И что же все это значит?
— Никто не знает наверняка, — покачал головой Викус. — Здесь говорится о каких-то испытаниях, что ожидают наш народ. О путешествии, в которое отправятся не только люди, но и другие создания, — и это либо принесет избавление от напасти, либо вообще все разрушит. А поведет всех Наземный.
— Ну да, это-то я понял. Про воина, — кивнул Грегор.
— Ты спрашивал, почему крысы так яростно ненавидят наземных. Вот именно поэтому. Они тоже знают о пророчестве — и им известно, что один из наземных окажется воином из пророчества.
— А, понятно, — протянул Грегор. — Ну и когда вы его ожидаете?
Викус в упор посмотрел на Грегора:
— Мне кажется, он уже здесь.
Грегор очнулся от беспокойного сна.
Всю ночь ему снились кошмары: реки, окрашенные кровью, плененный крысами отец, Босоножка, падающая в бездонную пропасть…
И еще его беспокоили мысли о воине из пророчества.
Он честно пытался им все объяснить. Когда Викус дал понять, что он и есть тот самый воин, Грегор громко засмеялся. Но Викус был серьезен.
— Но вы ошибаетесь! — сквозь смех сказал Грегор. — Честное слово, никакой я не воин!
Зачем притворяться и давать им надежду?
Вот апачи — это воины. И африканцы. А еще самураи и средневековые рыцари. Грегор смотрел про них в кино. И читал. Он точно знал, что ему не дано быть воином. Во-первых, воины — это взрослые, и у них полно всякого оружия. А ему всего одиннадцать и, если не считать особо хитрым оружием двухлетнюю сестренку, он как раз безоружен.
И потом — Грегор не любил драться. Да, иногда он участвовал в потасовках, если кто-то задирался в школе, но это случалось редко: он был не особо рослым и сильным, зато хорошо двигался, у него была отличная реакция, и школьные драчуны предпочитали с ним не связываться. Такое, конечно, бывало, что Грегор лез в драку, — если большие ребята гурьбой налетали на маленьких: он терпеть не мог, когда обижали слабых. Но сам он драк не затевал и не получал от потасовок удовольствия, — а разве не этим обычно заняты воины?
Викус и Люкса внимательно выслушали его возражения. Ему даже показалось, что Люксу он убедил — она и так была о нем не слишком высокого мнения. Но Викус стоял на своем:
— Как ты думаешь, сколько наземных выживают после падения? Предположим, один из десяти. А скольким удается спастись от крыс? Одному из сотни. Сам подумай — не странно ли, что не только твой отец, но и ты, и твоя сестра прибыли к нам живыми?
— Странно, я согласен, — ответил Грегор. — Но то, что я уцелел, еще не делает меня воином.
— Ты сам все поймешь, когда получше разберешься в пророчестве, — успокоил его Викус. — У каждого своя судьба. На этих стенах записана наша судьба. А твоя судьба, Грегор, тесно связана с нашей — значит, тебе отведена определенная роль в этой истории.
— Ничего я не знаю ни про чью судьбу, — возразил Грегор. — Я знаю одно: у нас в доме есть прачечная, через которую мы все трое к вам попали. Но это просто совпадение. Я бы и рад помочь, но, пожалуй, вам стоит подождать еще — пока не явится настоящий воин.
Викус только улыбнулся в ответ и сказал, что утром им предстоит все обсудить на Совете.
Утром — значит прямо сейчас.
Несмотря на все волнения и тревоги, Грегор не мог не чувствовать радости, которая то и дело накатывала на него горячей волной: папа жив! И сразу вслед за радостью на него находило отчаяние: да, но он в плену у крыс. И все же, как говаривала бабушка, «пока живу — надеюсь».
Бабушке наверняка понравилось бы пророчество, а особенно то, что там говорится о Грегоре. Но разве речь там идет о нем? Там говорится о храбром воине, который, возможно, скоро явится и всем поможет. Только вот спасет ли он папу?
