Однажды, около года назад, мама отправилась в другую зону. Такие визиты для нас не редкость — мы всегда поддерживаем отношения между семьями. Но на этот раз ее отсутствие затянулось дольше обычного. Ее не было уже несколько месяцев. А отец все твердил:
«Ничего страшного. Не волнуйтесь». Но я, конечно же, волновался — можно подумать, я не видел, как он сам переживает. И один раз, когда я снова спросил его про маму, он ответил:
— Произошел несчастный случай. Она больше не вернется.
Сколько я ни пытался выпытать у него подробности, он только отмахивался: «Я не хочу об этом говорить», или «Мне нечего больше сказать», или «Не будем об этом»… Да, если уж отец замкнется, то дяде Джорджу с его молчаливостью до него далеко!
Словом, что именно случилось с моей матерью, я так и не узнал — пришлось просто поверить в то, что ее больше нет. А кому, скажите, понадобилось бы меня обманывать?
Я посмотрел на Бекки — мою соперницу и одновременно соратницу, готовую делить со мной все радости и потери, — и меня захлестнуло целое море противоречивых мыслей и чувств.
— Не понимаю, — произнес я наконец. — Неужели вам было мало просто ничего не говорить мне? Решили еще и нарочно ввести меня в заблуждение… Почему, почему ты знала, а я нет?!
Бекки направилась к поваленному дереву. Я пошел за ней.
— Сначала Том пытался кормить меня теми же сказками, что и тебя, — промолвила она, — но я очень быстро раскусила, что это не правда, и сказала ему об этом. И вот тогда он попросил меня не говорить тебе.
— А он объяснил почему?
— Да. Он боялся, что ты вычислишь код и будешь пытаться ей помочь сам — а это бы только сорвало операцию. Том решил, что это единственный выход, чтобы быть спокойным и держать ситуацию под контролем. Ну, а если все получится — это был бы для тебя приятный сюрприз.
— А если нет — я бы уже и так знал худшее, да? Она что, с повстанцами?
— Да. Не думаю, что отцу все это очень нравится — так же, как и всем остальным, — но боюсь, что у него не было особого выбора. Она приняла это решение во время своей последней поездки.
— Почему?
— Собралась целая группа добровольцев — со всех белых зон. Большинство из них — специалисты по…
— По стрельбе?
— Да, и это тоже. Но не только. Ведь Агата вместе со своей сестрой долгое время жила в этой зоне по студенческому обмену. Она хорошо знает язык, ей там нравится, а ее сестра вообще вышла там замуж и осталась насовсем. И теперь…
— Ничего не понимаю, — перебил ее я. — Про Дэлу я, разумеется, знал, но я никак не думал, что это та самая зона… Она что — сама говорила тебе об этом, да?
— Так, между делом упоминала.
Бекки подошла к поваленному дереву и села. Только теперь я заметил, какой у нее усталый вид. Я опустился рядом с ней и принялся отламывать от ствола сучки, а затем кромсать их на все более мелкие кусочки.
— Понимаешь, дело не только в ее мастерстве стрелка, — продолжала Бекки. — Это как раз не самое главное.
— А что же тогда главное?
— Ну… то же самое, что и у меня. Понимаешь? Да, кажется, я понял, но… Я даже не сразу нашелся, как об этом сказать. Впрочем, когда не знаешь, что сказать, лучше всего говорить прямо.
— Выходит, моя мать — ведьма? — спросил я. Бекки пожала плечами:
— Она никогда не любила это слово. Дело в том, что на языке древних религий оно имеет какое-то особое значение и предполагает особый статус. У нас его нет. Мы… мы просто умеем чувствовать и улавливать определенные сигналы — я уверена, именно поэтому она тогда вышла на меня. Ей нужен был кто-нибудь, чтобы передать свои знания.
— И как же тогда вас прикажешь называть?
— Да как хочешь, так и зови. В некоторых местах пользуются словом «чародейка»… Тому, конечно, все известно. Но вообще мы по обычаю сохраняем тайну. Особенно важно, чтобы «черные» не пронюхали, кто мы на самом деле. Тогда они быстро найдут способ от нас избавиться — как избавились от моей бабушки. Не любят они нас.
— Но почему?
— Потому что не понимают. И боятся. Ведь почти все мы на стороне «белых».
Мы помолчали немного, затем Бекки продолжила:
— В последнее время партизанам удалось освободить много городов. Люди там целиком перешли на их сторону. Сейчас у них две армии, и они снова готовятся к наступлению. Все надеются, что переломный момент достигнут и скоро судьба зоны будет окончательно решена…
— Мне уже приходилось слышать эти сведения, — перебил ее я. — Не далее как сегодня. Но, насколько я понял, никаким окончательным решением там даже и не пахнет. И именно поэтому здесь полная лужайка солдат. А честно тебе сказать — так мне кажется, — дела у них обстоят неважно. Похоже, «белые» собираются отправить им на подмогу еще одну группу.
— Ты прав, — ответила Бекки, — и не просто группу, а группу с особой миссией.
— Как я понимаю, это будет очень скоро. Она кивнула.
— Да, уже скоро.
Я обломил последний сучок.
— И откуда только ты так много знаешь? — вырвалось у меня.
— Агата мне сообщает, — сказала Бекки, — когда мы с ней разговариваем. Кое-что я вижу, то есть чувствую, сама — в тот момент, когда оно происходит, а иногда и до этого.
— Так, значит, ты общаешься с мамой?!
— Угу. Иногда удавалось даже встретиться.
— Это все с помощью твоих свечек?
— Вроде того.
— А когда ты последний раз выходила с ней на связь?
— Сегодня ночью. Сначала я попыталась пробиться к ней, но она меня не пустила. Закрыла проход. Тогда я решила, что лучше перемещусь сюда. Но я уже была такая вымотанная, что начала плутать.
— А она… у нее все в порядке?
— Думаю, да. Правда, дела у них действительно неважные. Пока еще я не выяснила до конца, в чем загвоздка, но буду пытаться. Кажется, они должны что-то сделать, но они окружены…
— Они в опасности?
— Наверное.
— Что же нам делать?
— Пока не знаю. Нужно хорошенько все обдумать.
— А тебе не кажется, что следует пойти и рассказать все дяде Джорджу и тете Мерил?
— Нет, — сказала Бекки. — Они и без нас сообразят, что делать, когда придет время. А сейчас им все равно ничего не добиться. Выхода нет, полная блокада… — Она вдруг запнулась. — Блокада… Блокада… Блокировка! Ну да, конечно!
Она радостно вскинула взгляд и улыбнулась.
— И что? — спросил я.
— Блокировка! — воскликнула Бекки. — Мне кажется, именно в этом все дело! Но надо еще проверить.
— Ничего не понимаю…
— Потом поймешь, — перебила меня она. — Вот что, Джим. Мне нужна твоя помощь.
— Что я должен сделать?
— Сходить и принести мне поесть. Я ужасно голодна. И еще притащи какую-нибудь миску — только чистую.
— А почему ты не можешь пойти со мной в дом и поесть нормально?
— Ни за что! — заявила Бекки. — Тогда у нас ничего не получится. Они обязательно помешают нам — ведь они знают, кто я такая.
— Помешают? Чему же они помешают?
— Пока еще точно не знаю. Потом все объясню. Но, как бы там ни было, не говори никому, что я здесь.
Я посмотрел вверх на клочок пасмурного неба, неровно очерченный верхушками деревьев.
— Наверное, дождь пойдет, — заметил я.
— Ну, значит, я промокну, — вздохнула Бекки. — Так ты точно никому не скажешь?
— С какой это стати я стану кому-то говорить?
* * *
Дядя Джордж застал меня за поисками еды и миски. Когда он спросил меня, чем я занимаюсь, я вполне честно ему ответил:
— Вот ищу что-нибудь поесть.
— Ладно, когда поешь, зайди в библиотеку — нам надо потолковать, — сказал он.
Свершилось! Наконец-то он сподобился объяснить мне, что происходит. Может, хоть теперь мне удастся сложить из всех этих обрывков цельную картину.
— Пойдем лучше сейчас, — предложил я. — Перекусить я могу и попозже.
Он согласно кивнул, и мы отправились в библиотеку.
Скажу сразу: рано я радовался. Разговор наш был весьма далек от проблемы войны в черной зоне и судьбы моих родителей. Почему-то именно сейчас дядя Джордж решил преподать мне пространный урок оборотневедения.
Впрочем, надо отдать должное, урок был совершенно захватывающим. Я просто в рот ему смотрел все время, пока он объяснял и показывал. Я узнал, например, что настоящий оборотень умеет перевоплощаться тогда, когда ему это понадобится, и полная луна совершенно не нужна. Еще я узнал, что превратиться можно не только в волка, хотя это и самое простое. Хороший оборотень способен принять практически любой облик — разумеется, в рамках собственной массы и после определенной тренировки.
Слушать дядю Джорджа было так интересно, что я совершенно потерял счет времени и не заметил, как пролетела добрая пара часов. Наконец он закончил и добавил:
— Наверное, теперь уже и перекусывать ни к чему — и так обед скоро.
Какой же я кретин! Я сразу же вспомнил про Бекки, которая сидела там одна — голодная и холодная — и ждала, пока я принесу ей миску.
