В верхней половине массивной глыбы, из еле заметной глазу трещины, сочилась вода. Она тонюсенькой струйкой сбегала вниз, в небольшое углубление, выстланное светлым, почти белым в мертвенном свете луны песком. Наполняя эту странную, самой природой подготовленную чашу, вода опять неспешно сбегала вниз и исчезала уже в другой трещине, подпитывая, видимо, само болото.
Забыв обо всем на свете, волк припал к источнику и принялся жадно лакать необычную, солоноватую, пахнущую горечью и перенасыщенную пузырьками какого-то газа воду. Выпил больше половины и вдруг резко вздрогнул. С трудом оторвал морду от желанной влаги и медленно развернул голову в поисках девочки.
«Как же я мог?! Она ведь тоже пить хочет! Мне всего-то горсть и нужна была…»
Забытая Маруська затерянным столбиком стояла на том же месте, где волк оставил ее несколько секунд назад, и завороженно таращила на него громадные, темные в ночи глазища. Володька внимательно осмотрел разделяющее их пространство и приглашающе мотнул головой: с этой стороны подойти к камню можно без опаски. А лужа, в которой, зябко поджимая ноги, топталась девчонка, могла показаться топкой только человеку.
Маруська громко икнула. Волк снова нетерпеливо мотнул головой. Затем рыкнул. Девочка зябко поежилась и неуверенно пискнула:
— Это то самое место? Ты меня зовешь, да?
Володька кивнул и с невольным смешком наблюдал, как осторожно Маруська пробирается к нему. И как потом жадно бросается к воде. Как набирает ее в сложенные ковшиком крошечные ладошки и торопливо глотает. Застывает на секунду, и ее выразительное личико перекашивается от отвращения:
— Какая гадость! Ф-фу! Неужели тебе нравится?
Волк подтверждающе рявкнул. Маруська еще раз глотнула воду. Сморщила нос и убежденно заявила:
— Значит, он точно волшебный. Ты волк и хочешь перекинуться. Водичка для этого, и поэтому она тебе нравится. А мне нет. Мне же не нужно перекидываться человеком!
Она недоверчиво покосилась на родничок и предложила:
— Хочешь, допей. Я больше не буду.
Она с любопытством наблюдала, как торопливо волк лакает воду. Потом задумчиво протянула:
— Теперь нам спать нужно лечь. Вот только бы из болота как-то выбраться. А то, может, и тут поспим, а? Если найдем сухое местечко…
Ночевать среди болота Володька не захотел. Воспаленная рана ныла неимоверно, слабость временами накатывала такая, что он только усилием воли заставлял себя двигаться. Страх, что утром он просто не сможет подняться на ноги, и маленькая, совершенно беззащитная Маруська без него запросто угодит в какую-нибудь трясину, упорно гнал волка к далекому берегу.
К собственному изумлению, Володька довольно быстро вышел к лесной опушке: как раз к тому самому месту, где он вчера устраивал для них лежку. Отыскав взглядом брошенную им куртку, волчонок обессиленно повалился на груду заботливо нарезанных еловых веток. Смертельно уставшая Маруська, падая рядом, невнятно пообещала:
— Ты спи, я, честное слово, не буду подглядывать!
И действительно не подглядывала. Так как заснула мгновенно. Что называется, не успев толком донести голову до кучки сухих листьев, заменяющих ей подушку.
А несчастный, раненый, совершенно больной Володька, проваливаясь в спасительный сон, в спокойной уверенности подумал: «Утром встану человеком…»
Он почему-то верил деду.
Проснулся Володька от холода. Рассеянно приоткрыв глаза, он увидел спящую в полуметре от него Маруську — она сжалась тугим, крохотным комочком — и автоматически подтащил ее поближе. Прижимая к себе теплое тельце девочки, Володька сонно подумал: «Середина июля, а пробирает-то… Почти до костей…»
И только тут до него дошло: он ВСПОМНИЛ.
Володька снова распахнул глаза и неверяще, потрясенно уставился на свою грязную худую руку, как на настоящее чудо природы. Потом он осторожно отодвинулся от девочки и бесшумно вскочил на ноги. На две, не на четыре. Володька сморгнул непонятно откуда набежавшие слезы и стал внимательно рассматривать себя.
Две ноги, две руки. Потрепанные, но любимые кроссовки. Невероятно грязные джинсы и давно потерявшая свой светло-серый цвет футболка…
Володька полез в карманы и счастливо улыбнулся: даже спички на месте! Неожиданно глаза его округлились, а рот приоткрылся. Мальчик осторожно пощупал правое плечо: совершенно целое. Даже футболка оказалась в этом месте не разодранной! Да что же это?!
Он кинул быстрый взгляд на спокойно посапывающую Маруську и ошеломленно подумал: «Может, сон все? Мы выбрались с болот, я, как последний идиот, нажрался тех волчьих ягод, а все остальное мне просто-напросто приснилось? Мое превращение, дед-оборотень и сумасшедший Петро с его ружьем…»
Володька снова коснулся абсолютно здорового плеча. Еще раз осмотрел стоянку и невольно вздрогнул: рядом с местом, где он только что спал, валялся путанный ком пестрых тряпок, перепачканных чем-то черным. А на Маруське… на ней не было платья! Лишь драное подобие жилетки и когда-то белые трусики.
Мальчик потерянно покачал головой: он не знал, что и думать. Ему почему-то захотелось, чтобы все его невероятные приключения действительно оказались лишь кошмарным сном. А уж для семилетней Маруськи…
Володька торопливо собрал жесткие от засохшей крови тряпки. Обложил их сухими, ломкими веточками и запалил костер. А потом, почти не контролируя себя, чувствуя лишь дикий голод, бросился к малиннику, набивая рот редкими еще спелыми ягодами.
Неожиданно ухо мальчика дрогнуло, и он резко развернулся к болотам. Ему вдруг послышался сиплый крик.
Володька нервно потянул носом воздух и удивился: его обоняние, уступая, конечно, волчьему, все же стало много острее обычного. Во всяком случае, он и сейчас слышал множество запахов, недоступных человеку.
Острый, пряный запах торфяника; гнилостный запашок прорвавшихся где-то на болотах вод; горький, неприятный, все забивающий запах костра и удушливая вонь сгорающих в нем тряпок; запах прелых листьев, грибов и всегда влажной здесь земли; аромат уже отходившей земляники; нежные запахи спящего ребенка и ослабевший за ночь запах душной волчьей шести…
«Вот это номер!»
Володька вернулся к груде еловых веток и упал на них, бездумно глядя на дымный костер. Он пытался понять: хорошо или плохо, что сохранились некоторые последствия его превращения. И ни в кого-нибудь — в волка!
Мальчик так и не пришел ни к какому выводу. Все происходящее казалось ему нереальным, будто страшный сон все еще продолжался.
Еле слышный вопль давно отчаявшегося человека заставил Володьку снова вздрогнуть. Он настороженно замер, прислушиваясь. Потом махнул рукой: померещилось.
Володька бросил рассеянный взгляд на довольно высоко поднявшееся солнце и принялся будить Маруську. Пора было двигаться к дому. Все-таки до деревни еще пилить и пилить. Хорошо, если они часам к десяти подойдут. А к трем дня им с дедом еще нужно успеть в лесничество.
Измученная трудной ночью Маруська просыпаться никак не хотела. Сильнее сжималась в комочек и жалобно бормотала:
— Дай поспать, а? Отстань, а?
Только когда хитрый Володька вкрадчиво сообщил, что набрал для нее целую гость спелой малины, голодная Маруська наконец-то соизволила разлепить веки. Сладко зевнула и сонно, непонимающе уставилась на него. Володька хмыкнул:
— Домой пора. Видишь, солнце где? Нас с тобой и так вчера обыскались, не забыла, нет?
И зачем-то туманно пригрозил:
— А то смотри, твоя мать точно за ремень схватится!
Ярко-синие глаза немного прояснились, припухший со сна рот приоткрылся. Девчонка изумленно осмотрелась и села. Потом вытаращилась на Володьку. Зачем-то потрогала его грязным пальчиком и тонюсеньким голоском протянула:
— Уже человек, да?
Володька серьезно кивнул. Маруська озадаченно посмотрела на его совершенно здоровое плечо и потрясенно пробормотала:
— Целехонький. Все, как бабушка говорила. Перекинулся и обновился…
Окончательно просыпаясь, она взяла с широченного лопуха несколько ягодок малины. Закинула их в рот и широко улыбнулась:
— Здорово, правда?
— Что?
— Ну… Ты же снова человеком стал. И волком побегал. Хорошо оно, бегать волком?
Володька пожал плечами:
— Черт его знает. Я был слишком напуган.
— Ничего, — утешила Маруська, — в следующий раз…
Володька непроизвольно поежился и поспешно перебил девчонку:
— Эй-эй-эй! Никакого следующего раза, поняла?! Хватит с меня. И с тебя, кстати, тоже. Только домой! Усвоила?
Маруська хихикнула:
— Это ты сейчас так говоришь.
— Пусть — сейчас. Но на это лето с меня точно достаточно. А в городе у нас, слава богу, волком не поносишься. Негде.
Ребята немного помолчали, думая каждый о своем. Потом Володька внимательно посмотрел на девочку:
