Джинни подняла глаза на Гарри, сделала глубокий вдох и сказала:
— С семнадцатилетием!
— Да… Спасибо.
Она смотрела ему прямо в глаза; ему же оказалось трудно выдержать ее взгляд: это было всё равно, что смотреть на ослепительный свет.
— Красивый вид, — пробормотал он еле слышно, указывая в окно.
Она ничего не ответила. Но ему не в чем было ее упрекнуть.
— Никак не могла придумать, что ж тебе подарить, — сказала она.
— Мне не надо от тебя никакого подарка.
Она и это пропустила мимо ушей.
— Никак не могла решить, что бы тебе пригодилось. Что-нибудь небольшое, чтобы ты мог взять это с собой.
Он наконец отважился взглянуть на нее. Она не была в слезах; это, среди прочего, чудесно отличало Джинни от других: она очень редко плакала. Иногда ему приходило в голову, что характер ее закалило, наверно, то, что она выросла с шестерыми братьями.
Она сделала шаг к нему.
— И вот тогда я подумала, что хочу, чтобы у тебя осталось что-то от меня на память, ну знаешь, если ты встретишь какую-нибудь вейлу, когда будешь далеко, чем бы ты там ни занимался.
— Честно говоря, я не думаю, что у меня там будут большие шансы на всякие свидания.
— Я искала что-нибудь, похожее на лучик среди тьмы, — прошептала она, а потом она целовала его, как никогда прежде, и Гарри отвечал на ее поцелуй, впадая в благословенное забытье, сильнее, чем от огненного виски, она была единственным, что имело значение в этом мире — Джинни, ощущение ее близости, когда одна рука Гарри прикасалась к ее спине, а другая тонула в ее длинных, сладко пахнущих волосах…
Дверь с шумом распахнулась позади них, и они отпрянули друг от друга.
— Ой, — сказал Рон не без ехидства, — Простите.
— Рон! — Гермиона стояла за его плечом, слегка запыхавшаяся. Воцарилось неловкое молчание, после чего Джинни произнесла каким-то резиновым голосом:
— Ну, Гарри, с днем рождения.
У Рона пылали уши; Гермиона явно нервничала. Гарри хотелось захлопнуть дверь перед их носом, но в момент, когда дверь открылась, в комнату, казалось, пробрался сквознячок, и пережитое сияющее мгновение лопнуло, как мыльный пузырь. С появлением Рона в комнату прокрались все поводы прекратить всякие отношения с Джинни, держаться от нее подальше, а счастливое забытье бесследно исчезло.
Он глядел на Джинни, желая что-то сказать, хотя и сам толком не знал, что, но она уже повернулась к нему спиной. Ему подумалось, что на сей раз она не смогла сдержать слез. Но в присутствии Рона он никак не мог утешить ее.
— Увидимся позже, — сказал он и вышел из спальни вслед за друзьями.
Рон направился вниз, через всё еще тесную от людей кухню, и вышел во двор, Гарри не отставал от него, а Гермиона семенила позади, и вид у нее был перепуганный.
Едва дойдя до уединенного места на свежескошенной лужайке, Рон резко повернулся к Гарри.
— Ты же бросил ее. Что ж ты опять путаешься с ней?
— Я не путаюсь с ней, — отвечал Гарри, и в этот момент их нагнала Гермиона.
— Рон…
Но Рон поднял руку, требуя от нее молчания.
— Ей ведь было очень больно, когда ты прервал с ней отношения…
— Мне тоже. Ты же знаешь, почему я положил этому конец, и уж совсем не потому, что мне так хотелось.
— Да, но ты опять с ней милуешься, и это того гляди, обнадежит ее…
— Она же не идиотка, знает, что этого не может быть, она вовсе не уповает на то, что мы… в конце концов поженимся и…
Говоря это, он увидел перед собой яркую картину: Джинни в белом платье — невеста высокого, безликого и неприятного чужака.
В одно краткое мгновение его, казалось, осенило: ее будущее было свободным и безоблачным, а у него… впереди не виделось ничего, кроме Вольдеморта.
— Если так и будешь лапать ее при каждом удобном случае…
— Этого больше не повторится, — хрипло сказал Гарри. День был ясный, но ему казалось, что солнце исчезло, — хорошо?
Рон выглядел одновременно и возмущенным, и сконфуженным, он несколько раз перекатился с пятки на носок и обратно, потом проговорил:
— Ну ладно, что уж тут… тогда всё.
Джинни больше не искала в тот день встречи с Гарри с глазу на глаз и не выдавала ни взглядом, ни жестом того, что между ними в ее комнате произошло нечто большее, чем вежливый диалог. Тем не менее, появление Чарли стало облегчением для Гарри. Он отвлекся, наблюдая сцену, когда миссис Уизли силой усадила Чарли в кресло, угрожающе занесла над ним палочку, объявив, что сейчас он получит подобающую стрижку.
Поскольку именинный ужин Гарри грозил растянуть кухню в Норе так, что она могла лопнуть, еще до прихода Чарли, Люпина, Тонкс и Хагрида, несколько столов поставили в ряд в саду. Фред и Джордж заколдовали несколько пурпурных фонарей, на каждом из которых красовалась цифра 17 так, чтобы они висели в воздухе над гостями. Благодаря стараниям миссис Уизли, рана Джорджа выглядела аккуратной и чистой, но Гарри еще не привык к темной дыре на его голове сбоку, несмотря на все шуточки, которые отпускали братья по этому поводу.
Гермиона выпустила из острия своей палочки пурпурный и золотой серпантин, который изящно повис на деревьях и кустах.
— Как мило! — сказал Рон, когда Гермиона сделала листья на дикой яблоне золотыми, — у тебя действительно верный глаз на такие вещи.
— Спасибо, Рон! — сказала Гермиона, довольная, но слегка смущенная на вид. Гарри отвернулся, чтобы скрыть улыбку: его рассмешила мысль о том, что надо будет найти главу о комплиментах, когда будет время просмотреть книгу «Двенадцать безотказных способов очаровывать ведьм»; он встретился глазами с Джинни и усмехнулся ей, но тут же вспомнил о своем обещании Рону и поспешно завел разговор с мсье Делакуром.
— С дороги, с дороги! — нараспев закричала миссис Уизли, пробираясь через калитку с чем-то в форме снитча величиной с большой надувной мяч, плывшим перед ней. Через несколько мгновений Гарри понял, что это его именинный торт, который миссис Уизли держала на весу с помощью волшебной палочки, не рискнув нести его, идя по неровной земле. Когда торт, наконец приземлился посередине стола, Гарри сказал:
— Выглядит потрясающе, миссис Уизли!
— Да ничего особенного, дорогой! — ласково откликнулась она. Через ее плечо Рон показал Гарри два больших пальца, беззвучно артикулируя:
— Классный!
К семи часам все гости прибыли, и поджидавшие их в конце аллеи Фред и Джордж провели их в дом. Хагрид по такому случаю надел свой лучший — ужасающего вида — мохнатый коричневый костюм. Люпин улыбался, пожимая руку виновнику торжества, но у Гарри создалось впечатление, что тот сильно опечален. Всё было как-то странно; Тонкс, не отходившая от него, просто сияла радостью.
— С днем рождения, Гарри! — сказала она, крепко обнимая его.
— Семнадцать стукнуло, а? — проговорил Хагрид, принимая из рук Фреда бокал вина величиной с ведро, — шесть лет уже, как мы встретились, Гарри, помнишь?
— Смутно, — ответил Гарри, усмехаясь ему в ответ, задрав голову, — Это тогда ты вышиб входную дверь, подарил Дадли поросячий хвостик и сказал мне, что я волшебник?
— Всех подробностей уж и не упомню, — отмахнулся Хагрид. — Ну а вы как, Рон, Гермиона?
— У нас всё хорошо, — отвечала Гермиона, — Ты как?
— Да так, неплохо. Занят тут был, у нас родилось несколько единорогов. Покажу вам, когда вернетесь…
Гарри избегал взглядов Рона и Гермионы, пока Хагрид рылся в своем кармане.
— Вот! Гарри! Не мог придумать, что б тебе такое подарить, да тут и вспомнил вот это, — он выудил маленький, покрытый небольшим ворсом мешочек на затягивающейся завязке с длинным шнурком, очевидно, приспособленным к ношению на шее. — Из конской шкуры. Прячь туда всё, что хочешь, а достать может только хозяин. Редкая вещица, надо сказать.
— Хагрид, спасибо!
— Да не на чем, — сказал Хагрид, взмахнув ладонью величиной с крышку от мусорного бака. — А вот и Чарли! Всегда его любил… Эй, Чарли!
Чарли подошел, с легким сожалением проводя рукой по своей безжалостно обстриженной шевелюре. Он был ниже ростом, чем Рон, коренастый, а мускулистые руки его украшало множество порезов и ожогов.
— Привет, Хагрид, как дела?
— Всё собирался тебе написать. Как там Норберт?
— Норберт? — засмеялся Чарли, — Норвежский риджбек? Мы теперь зовем ее Норбертой.
— Что? Норберт — девочка?
— Представь себе! — сказал Чарли.
— А чем они отличаются? — спросила Гермиона.
— Они гораздо более злобные, — ответил Чарли. Он оглянулся через плечо и понизил голос: — Хоть бы папа поскорее пришел. Мама уже нервничает.
Они все оглянулись на миссис Уизли. Она пыталась поддерживать беседу с мадам Делакур, а сама всё поглядывала на калитку.
— Думаю, придется начать без Артура, — обратилась она ко всем собравшимся в саду через несколько мгновений, — его, должно быть, задержали в… О!
