работы отпросился, по Зотову тебя повожу. Вечером обратно. С мамой и школой уж сама разбирайся, пожалуйста. Договорились?
Макс молча кивнул.
Они уже выехали из города и теперь шуршали по загородной трассе вдоль жидкого лесочка. Машины время от времени проскакивали навстречу, впереди не было видно никого. Сзади – Макс, избоченившись, посмотрел в зеркало – тоже. От этого чувство странного не уходило – наоборот, обострялось до дикой настороженности. Макс толком не помнил ни одного фильма, хотя какие-то куски и названия всё шустрее толкались в памяти, и в этих кусках постоянно так случалось: герой плюхается в неприятностях, наконец вроде приходит спасение, он успокаивается – и раз! – тут и падают настоящие грабли.
Макс упорно ждал грабель. Всё это время. Когда дед отказался орать на ребят, отвёл Макса в сторону и внимательно его выслушал. Когда не стал уточнять, почему неприятности незнакомого мальчика в чужом городе означают смерть внучки – впрочем, Макс и сам как мог обходил этот вопрос стороной. Когда заставил сходить домой, поужинать как следует или, раз уж есть не хочется, собрать сухой паёк с термосом чая. Когда приделывал магнитом к холодильнику записку для Настиной мамы. И даже когда усадил Макса на пассажирское сиденье, сел за руль, полистал дорожный атлас, пошептал что-то и тронулся, Макс ждал грабель. Ждал, что дед велит не маяться дурью, запрёт Макса дома, подсыплет ему снотворное в чай, отвезёт к матери на работу или придумает ещё что-нибудь, чтобы из-за внучкиной блажи не тащиться на ночь глядя непонятно куда непонятно зачем.
Макс подозревал, что большинство взрослых в похожем случае что-нибудь придумали бы. Настин дед не стал. Повезло Насте с дедом. Может, и с Максом повезёт.
Дед как будто услышал. Сказал, не отрывая внимательного взгляда от выхваченного фарами светло-серого сектора впереди:
– Всё нормально будет, Насть. Немножко рано приедем, но лучше рано, чем поздно. Больничку с твоим дружком найдём, переговоришь с ним или чего ты там хотела. Ну и всё в порядке. Сразу бы сказала, а не терзалась не знаю сколько. В следующий раз сразу говори, поняла?
Макс кивнул. Дед продолжил:
– Мы семья, мы очень многое можем, если вместе. Ты даже не представляешь, как много. Горы своротим и наизнанку вывернем. А если что-то сами не сможем, найдём того, кто сможет. Вместе-то это легче, не то что одной. Ты парнишке этому сказала что-то не то, расстались не совсем как надо, вот и мучаешься, так?
Макс кивнул и поспешно уткнулся сморщенным носом в кулак.
– Наладим всё. Поспи пока. Я, как в Зотов въезжать будем, разбужу. Давай-давай.
Какое там спать, хотел сказать Макс. Спать не хотелось вообще, в плечах и боках беззвучно звенело нетерпение, в голове тасовались и крутились пункты плана – найти больницу, найти себя настоящего, переписать персонажа на Полинку, включить ноутбук, который дала Полинка вместе с модемом, войти в игру, дойти до точки обмена и вернуть всё в норму, в настоящее. Каждый из этих пунктов был несложным, каждый мог сорваться, и это была бы смерть.
Но пока они мчались по трассе, как перевёрнутая ракета из мультика – впереди столб света, вокруг тьма, – смерти не было. Было шипение дороги под колёсами, негромкий напев сотни лошадок в моторе, бормотание радио, время от времени разбавляемое бормотанием деда: «Так, здесь куда… Направо, да… Лес, всё правильно». И был, видимо, лес, через который брела пехота, стянутая в помощь тяжёлой кавалерии, а лучники уже заняли высоты, сигналя флажками дозорным, так что юг и юго-запад долины простреливался насквозь, оставалось выманить сюда садоринцев, но садоринцы пока скапливались на северо-востоке, подманивая стервятников и распугивая не любивших шум зайцев, лис, оленей, лосей с огромными рогами, вислыми мордами, нечистой свалявшейся шерстью и испуганными глазами, залитыми светом летящей машины.
– Дед, тормози, тормози! – заорал Макс, ещё не успев проснуться, и закашлялся.
Дед ударил по тормозам и вывернул руль, машина с визгом заюлила по дороге, подскочила и полетела боком, стеклами, Максом на огромного застывшего лося. Дед охнул, машина взревела, проскочила вплотную к лосю – кажется, развесистый, как люстра, рог чиркнул по стеклу, – и с оглушительным треском рухнула с дороги в заросшую кустами канаву.
Глава 17. А за нас решили
Немакс раздвинул куст и прошептал:
– Вот смотри. Здесь, здесь и здесь сажаем лучников, и всё. Каждый, кто выходит из крепости, попадает под огонь.
– Третий лишним будет, – сказал Шихуа авторитетно. – Тут за раз больше пяти персонажей не выводят. Обычно по одному или парами. Они, пока до арсенала не дойдут, безоружные. Один лучник справится, а двух во, с головой будет.
– А если стражники набегут?
– Да ладно, они тупые, у них набегать программой не предусмотрено. Будут выводить нам мишени одну за другой и уходить.
– А дыры между локациями программой предусмотрены?
Шихуа хмыкнул и уставился на ворота.
Они сидели в кустах напротив Казарменной башни Кингхиллза. Найти проход сюда оказалось непросто. Более того, Алып уверял, что проходов между континентами нет и быть не может, потому что это подрывает основы Честной Игры. Он так и произнёс, с больших и жирных букв.
Проход Немакс нашёл через пару часов. Не Немакс, конечно, а Рома. Они промахнули два прохода и мчались к пустынному южному побережью Гарданики по лесу, то редеющему, то вдруг снова собирающему деревья потеснее, как гармошка рёбра, – и даже густая музыка, казалось, звучала в такт копытам. Рома летел по корявому неровному лесу не как птица даже, а как воздушный катер из фантастического фильма – легко, ловко и жутко быстро. Нормальный конь так не пробежит, а нормальный всадник не усидит, захлебнётся воздухом. Я Норм, напомнил себе Немакс на всякий случай, засмеялся – и чуть не перелетел через холку. Рома встал как вкопанный – опять же настоящий конь так резко не остановится и не будет после этого лишь слегка поводить боками. И неподвижно смотреть в одну сторону не будет.
Немакс проследил его взгляд. Справа, как и слева, была чащоба без просвета, чёрные и серые стволы сливались в почти глухой забор. Немакс хлопнул Рому по шее. Рома сделал ещё шаг вперёд – и в заборе будто калитка открылась: чащобу, оказывается, прорезала узкая и длинная, метров на пятьдесят, щель, в конце которой стоял здоровенный олень. Нет, лось.
Солнце просеивалось сквозь кроны совсем лёгкой золотистой мукóй, но лось был виден отчетливо, словно подсвеченный близким фонариком. Аж искорки играли на рогах, суставах и торчащих прядках неаккуратной шерсти. Рога, кстати, были тоже
