Раньше Глеб не грустил бы, что никого дома нет. Включил бы телевизор, поговорил с Логом, расспросил бы, как живут на Лабиоли и скоро ли там разработают новую программу контакта с Землей. Ему обязательно нужно дождаться. Ведь Лог сказал, что он полетит на Лабиоль с первой же экспедицией! Поскорей бы! Вот он, телевизор, починенный вчера мастером. Только не тем, что приходил в прошлый раз, а другим. Мастер снял заднюю крышку, посмотрел, что делается внутри, и спросил у мамы:
— Не падал он у вас?
— Да нет, — ответила мама, — не падал.
Мастер только хмыкнул и сказал:
— Странно.
Работает телевизор, хорошо показывает. А на седьмом канале ничего нет. Глеб уже успел проверить. И не один раз… Вовка теперь плаванием занимается. Ходит после школы с бабушкой в бассейн. Без него совсем скучно. Попросить, что ли, маму, чтобы и его записала? Все веселей будет.
Возникла еще одна проблема. Очень важная. Лог просил никому не говорить об их встрече. Раньше, когда его мог увидеть каждый, кто переключит телевизор на седьмой канал, — понятно. А сейчас, когда его нет, имеет Глеб право рассказать об этом? Вдруг Лог теперь много лет не появится? Должны ведь на Земле знать, что инопланетяне уже вступили с ней в контакт! Это, без сомнения, очень и очень важно для науки. И если Глеб не расскажет, никто никогда не узнает. А он многое может сообщить. И как выглядят лабиольцы, и как устроена планета, на которой они живут, и какие у них программы. Но кому рассказать? Засмеют ведь! Выдумщик ты, скажут, фантазер. Это чтобы другим словом не назвать, похуже. А как доказать? Про велосипедную цепь рассказать? Про «Жигули», когда на вокзал опаздывали? Дядя Гарик — и тот, кажется, не поверил. И вообще, не найдется человека, который бы поверил. Ни дома, ни в школе. Даже Вовка…
Нет, есть такой человек! Конечно, есть! Как это Глеб сразу о нем не подумал?! Через минуту он уже вбегает в соседний подъезд, звонит в квартиру, что этажом выше Вовкиной. Звонит раз, другой, третий — никто не открывает. Но это не так важно. Главное, он знает человека, с которым можно поговорить о встрече с Логом, который все поймет и не станет смеяться.
Глеб возвращается домой, садится за уроки. Надо сделать сейчас, чтобы вечер свободным был. Да и время скорее пройдет.
И вдруг ему показалось, что кто-то его зовет. Только никакого голоса не слышно. Словно беззвучно кто-то говорит ему:
— Глеб, зайди в гостиную.
Ничего не понимая и самому себе удивляясь, Глеб слезает со стула, на котором, стоя на коленках (благо, мама не видит), делал математику, и идет в другую комнату. Входит — смотрит на голубого осьминога, подарок дяди Гарика. Почему-то думает, что звал его он.
— Ну, здравствуй, — слышится Глебу голос Лога.
Осьминог лежит так же неподвижно, и рот его — просто полоски краски. Но Глеб уже почти уверен, что обращается к нему именно он.
— Здравствуй… здравствуйте… — неуверенно говорит Глеб.
— Не удивляйся, — продолжает беззвучный голос. — Это в самом деле я, Лог.
Конечно, это Лог! Лог вернулся! А что он теперь не в телевизоре, а в надувном осьминоге, не важно. Главное — вернулся! Глеб выкрикивает что-то неразборчивое, но радостное, ликующее, хватает осьминога, прижимает к себе и восторженно прыгает по комнате.
— Угомонись, уже весь дом ходуном ходит! — смеется в нем голос Лога.
Глеб осторожно кладет осьминога на диван (вспоминает, сколько раз ронял и швырял его раньше, и краснеет), влюбленно смотрит в намалеванные желтой краской глаза, и вдруг ему делается обидно. Как же так? Оказывается, Лог все время был здесь! Видел, значит, как Глеб ломал телевизор, как переживал, что оборвался контакт, и не мог успокоить как-нибудь, обнадежить. Нехорошо все-таки это. Не по-товарищески.
— Не было меня здесь, — словно в ответ на эти мысли, все так же, ниоткуда, слышится Глебу голос Лога. — Я ведь всего несколько минут назад вышел на связь с Землей.
— Так он же, — показывает Глеб на осьминога, — все время тут лежал! Никуда не девался!
— Лежать-то лежал, да без пользы. Пришлось пойти на запасной вариант, предусмотренный на самый крайний случай. И программу пришлось менять. А на это, сам понимаешь, требуется время.
— Разве у нас был крайний случай?
— Не будем говорить об этом. Расскажи лучше, как жил эти дни, что делал. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Вы ведь, наверно, и сами все знаете.
Глеб, как ни старался, не мог сообразить, о каком крайнем случае идет речь. И с осьминогом ничего не понятно. Как же от него пользы нет, если Лог через него на связь выходит? Без слов, правда. Но зачем слова, если и так все понятно?
— Ошибаешься, Глеб. Мы уже несколько дней ни о тебе, ни вообще обо всем происходящем на Земле ничего не знаем. С того дня, как… одна неприятность с тобой случилась.
И тут Глеб догадался, сразу, как только Лог про неприятность сказал…
— Дядя Лог, так это вы автобус подняли, чтобы на меня не наехал? Вовка говорил, что он встал надо мной, как пес на задние лапы. Как это я с самого начала не догадался!
— Ничего от тебя, вижу, не скроешь! — Глеб почувствовал, что Лог улыбается. — Пришлось потрудиться, чтобы выручить тебя из беды. Первый случай, когда мы вмешались в земную жизнь. Но, боюсь, все равно нам бы не управиться, если бы один человек вовремя не подоспел. А на это, понимаешь, ушла вся энергия, отпущенная для связи с Землей. Поэтому и не стало меня на экране твоего телевизора. Сейчас заканчиваются испытания новой программы. А пока мы смогли использовать только этот запасной вариант. Да и то, передавая лишь мысль, беззвучно. Кстати, — забеспокоился вдруг Лог, — ты в мое отсутствие ни с кем ни о чем не говорил?
Ну вот… Глеб, как ни радовался встрече с Логом, все время ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Словно щемило что-то глубоко-глубоко. А теперь понял, что это было, — он ждал, когда Лог задаст этот вопрос.
— Говорил, — еле слышно ответил Глеб.
— С кем? — помедлив немного, спросил Лог.
— С дядей Гариком, папиным товарищем из города Львова. — Последние слова уже с трудом произнес — еле сдерживался, чтобы не всхлипнуть.
— Все-все рассказал? — Лог спросил не сразу — никак, наверное, в себя не мог прийти после Глебовых слов.
— Я думал, он вместе с вами… Вы же почти такой, как осьминог, которого он мне привез. И голубой тоже, и в один день появились. И сейчас вы со мной из него разговариваете! Почему из него? — теперь уже заплакал Глеб. — Но он никому не расскажет, дядя Лог! Он честное слово дал!
— Не надо плакать Глеб. Я на тебя не сержусь. Совпадений в самом деле слишком много. Даже для нас, когда мы решали, какой предмет в твоей квартире выбрать для передатчика связи. Дядя Гарик — это тот, что помог нам тебя от автобуса спасти?
— Тот, — все еще всхлипывает Глеб. — Но он мне честное слово дал.
— И он тебе сразу поверил?
— Не знаю. Кажется, да.
— Ладно, вопрос с дядей Гариком мы постараемся уладить. Не все так страшно. А больше никому не говорил?
— Не успел…
— Как это — не успел?
— Пошел к нему, а его дома не было.
— Ты говоришь о Вовке?
— Нет, писатель над ним живет, бородатый такой.
— Почему же ты именно к нему пошел?
— Потому что он не такой, как другие взрослые. У него глаза понимающие. И веселые. Как у дяди Гарика. Я думал, вы навсегда ушли и больше не появитесь. Должны же на Земле знать, что вы с нами в контакт вступили? А кто мне поверит? Тот писатель поверил бы… Дядя Лог, вы в самом деле не сердитесь на меня?
— Я же сказал, что не сержусь. Я все понимаю, трудно тебе было. И хватит об этом. Ну, так как же ты жил здесь без меня?
Глеб ничего ответить не успел, потому что зазвенел дверной звонок. Неужели Дима? То бродит неизвестно где (вообще-то, известно. Если не где, то с кем!), то заявляется, когда не нужно! А может, это тетя Нила? Тогда Глеб быстренько скажет ей, что все у него в порядке, закроет дверь и снова вернется к Логу.
Но это был все-таки Дима. И снова, как в тот раз, не в настроении. На диван, правда, падать не стал, но лицо у него такое, словно он принес полный портфель двоек.
— Опять поссорились? — спрашивает Глеб.
— А ты не лезь, куда, не просят! — неожиданно грубо отвечает Дима.
Что ж, спасибо! Пусть теперь попросит письмо отнести своей задаваке!
Дима, наверное, понял, что напрасно обидел брата, подошел к нему и волосы растрепал, как папа делает, когда приласкать хочет: не сердись, мол, сам видишь, дело какое! Глеб никакого дела не видел, но дальше обижаться не стал.
— Ладно, — говорит, — давай отнесу.
— Что отнесешь? — не понял Дима.
— Как что? Письмо. Только учти — если кто-нибудь другой откроет — сразу убегу. Хватит с меня прошлого раза.
— Вот ты о чем, — вздыхает Дима. — Нет, Глеб, больше никакого письма не будет. Обойдется без письма! — Проходит в комнату, садится на диван рядом с Логом-осьминогом. Потом вдруг улыбается, бесшабашно машет рукой и кричит: — Обойдется! Ничего, Глебыч, переживем! А ну держи! Го-ол!
