Она начинает раздавать пирожки. Груда пирожков тает, и Фима с тоской глядит на них.
Они стоят вокруг скамейки, жуют пирожки, передают друг другу термос с чаем.
— Алиса, ты чего не ешь? — спрашивает Альбина. — Моя бабушка готовила. Она говорит, что умрёт, и рецепт её забудут. Но я её сегодня успокоила. Я рецепт переписала и дарю тебе, Алиса. Пожалуйста, отвези в будущее, отдай там своей маме, пускай мою бабушку будут в будущем хвалить.
— Хорошо, — говорит Алиса и прячет бумажку в карман.
— Но ты же не попробовала!
— Сейчас, — Алиса берёт пирожок.
— Бабушка очень надеется, — говорит Альбина.
— На что?
— Ну я же ей объяснила, что у нас заблудилась одна девочка из отдалённого будущего. Что она проголодалась.
— Вот это зря, — говорит Мила Руткевич, — Неужели ты не понимаешь, что это тайна?
— Бабушка тоже понимает, она сказала…
— А что она сказала? — спрашивает Садовский. — Мне всегда интересно, что говорят бабушки в таких случаях.
— Она сказала — конечно, всё бери, ведь так далеко ехала, а совсем ещё маленькая.
— Алиса, а что если он соврал? — спрашивает Сулима.
— Кто?
— Тот мужчина, во дворе, который сказал, что ничего не видел.
— А зачем ему врать?
— Мало ли какие бывают ситуации? А вдруг его запугали? Или зачитался? Или не заметил?
— Давай я погляжу ему в глаза, — говорит Альбина. — Меня даже хулиганы боятся. Я погляжу в глаза и сразу всё пойму.
— С миелофоном лучше, — говорит Алиса и идёт к дому.
Но идти далеко не пришлось. Именно в этот момент из арки выходит Ишутин в замшевом пиджаке.
— Это он, — говорит Алиса идущей рядом Юльке.
И мужчина тоже замечает Алису. Он явно растерян.
Алиса суёт в ухо наушник, и мы слышим мысль Ишутина:
— «Ещё её здесь не хватало! И других привела. Неужели подозревают? Зачем они на меня смотрят? Ну что я могу поделать…»
Ишутин поворачивает прочь от школьников и спешит по улице. Алиса за ним.
Мысли Ишутина продолжают звучать в миелофоне.
— «Но я же не хочу ни во что вмешиваться! Это их дела. Все они преступники. Да, все… даже если изображают детишек. Главное, чтобы никто не подумал, что я боюсь…»
— Всё правильно, — говорит Алиса. — Он наврал.
— Ну вот теперь я с ним поговорю, — говорит Садовский.
— Погоди, я с тобой, — говорит Фима.
— Всем остаться на местах, — говорит Садовский. — И смотрите смертельный номер.
Садовский припускает за Ишутиным, обгоняет его и спрашивает:
— Простите, вы будете Наполеон Бонапарт?
— Что? Что такое? Какой Наполеон?
И в то же время Алиса в миелофоне слышит мысли Ишутина: «Наверное, намекает, конечно же, намекает… Вот попал! Это точно две банды. И пощады не жди. В милицию бежать? А что я скажу в милиции?»
— Если вы Наполеон, — говорит Садовский, — то должен вас предупредить, что сезон охоты на Наполеонов уже открыт. Со вчерашнего дня. Причём будут снимать шкуру! У вас натуральная замша?
— Хулиган! Типичный хулиган.
Ишутин отбивает руку Садовского и отпрыгивает в сторону. Он вдвое больше Садовского, но его обуял страх.
Мысли Ишутина несутся наперегонки.
— «Живым не уйти! Закричать? Нет, ничего страшного, сейчас же день. Кто–нибудь увидит, меня обязательно спасут. А вдруг, если я буду кричать, они меня… а потом мне уже будет всё равно…»
— Скрытность ещё никого не доводила до добра, — бубнит Садовский, быстро шагая за Ишутиным. — Когда мой дедушка шёл охотиться на Наполеонов, он брал с собой ведро с керосином. Достаточно побрызгать керосином на хвост Наполеону, как тот сдаётся в плен. Но как–то дедушка решил таким образом побрызгать тигра и никому об этом не сказал…
Ишутин совершает круговое движение по улице и влетает во двор через соседнюю арку.
Но на пути его возникает Алиса.
— Тихо! — говорит она. — Кричать не надо. Каждая ваша мысль нам известна.
— Какие мысли! — в сердцах отвечает Ишутин. — Честное слово, у меня нет ни одной мысли.
— Они поймали мальчика? — спрашивает Алиса, показывая знаком Садовскому, чтобы не приближался. Остальные столпились у арки.
— Я не видел… мне угрожали.
Но его настоящие мысли продолжают звучать в миелофоне: «Поймали — не поймали — откуда я знаю? Тащили бесчувственного, это я знаю».
Ишутин бросается обратно. Навстречу Садовский.
— Мы не договорили.
А мысли Ишутина: «Сегодня же в поезд, в самолёт, в Магадан, на Камчатку!»
Но он оборачивается — и тут снова Алиса.
— Куда они понесли бесчувственного мальчика? — спрашивает она.
— Не знаю!
И мысли: «Если я скажу про заколоченный дом, они до меня доберутся, если не скажу… Ну что сказать?»
Вслух его губы произносят:
— Они его потащили на чердак этого дома, клянусь здоровьем мамы.
Мысли: «Только бы пропустили. Только бы убежать».
— Пропускайте его, ребята, — говорит Алиса, — он признался, что пираты понесли Колю в заколоченный дом.
— Я не признавался, — кричит Ишутин. — Я буду жаловаться! Я не знаю никакого заколоченного дома.
Алиса вынимает из уха наушник и идёт во двор.
— В вашем возрасте, — говорит Фима нравоучительно, когда Ишутин пробегает мимо, — пора научиться врать как следует, что это за любительство — «я не говорил, я не знаю!»
— Я не врал!
— А меня возмущает, — говорит Мила Руткевич, — как могут ещё сохраняться люди, на глазах которых двое здоровых мужчин тащат беззащитного мальчика, и он не только не вмешивается, но и скрывает это.
— А может, у них есть право мальчиков носить? — огрызается Ишутин.
— Вы подлец, — говорит Садовский. — Я вас вызываю на дуэль любым удобным оружием, в любое время и место, ну?
Ишутин не отвечает — он бежит по улице.
— Его уже не перевоспитать, — говорит Алиса.
— Вот это мне не нравится, — говорит Крыс, стоя у окна.
Коля лежит на полу, глаза закрыты.
— Чего там? — говорит Весельчак, отодвигая Колю ногой. — Придётся подождать. Отключился. Слабенький попался.
— А то, что тот трус, который книжку читал, попался им в лапы.
— Кому им? Кто читал? Ты не путай, ты говори.
— Ага, — говорит Крыс. — Они совещаются. Скоро сюда побегут. Наверное, выпытали.
— Кто побежит?
— Ихние дети. И среди них… Погоди–ка, что она делает?
Весельчак подходит ближе, тоже глядит в щель между досками.
— Клянусь чернотой Галактики, миелофон уже у девчонки. Мы опоздали, Весельчак!
— Как?
— Она наушник из уха вынула… Видишь?
Весельчак неожиданно достаёт старомодные очки и напяливает на нос.
— Если у неё, давай схватим!
— Она не одна. Очень даже не одна.
— Что мы их, не раскидаем?
— Их–то раскидаем. А потом что? Всё равно мы должны здесь дежурить, пока временная дверь откроется.
— И подождём.
— А они на нас милицию напустят.
— Но ведь этой Алисе тоже надо обратно.
— Слушай, Весельчак, давай сделаем, как я предлагал.
— Остаться здесь?
— Конечно, здесь куда больше возможностей. С миелофоном и нашими талантами. Рванём куда–нибудь в эту… Латинскую Америку. Государство себе оторвём. Диктаторами станем, хунтой, а?
— Нет, ты не поймёшь, я по космосу тоскую. По настоящим делам. Что мне Гондурас? Мне планеты подавай, звёздные системы… — говорит Весельчак.
— У нас меньше минуты. Они кончили совещаться. Пошли к дому.
— А что с этим делать?
— Ничего не делать. Он нам больше не нужен.
Ребята наблюдали за домом из кустов.
— Значит, так, — говорит Сулима. — В дом идут только ребята. Я, Садовский…
— Кому–то надо охранять женщин, — говорит Фима. — Я беру это на себя.
— Вас понял, — говорит снисходительно Сулима. — Тебе самая трудная задача.
— Трудностей не боюсь, — не понял насмешки Фима.
— Ещё неизвестно, кого кому придётся охранять, — говорит Альбина.
— Борис, Гена, пойдёмте?
— Что за вопрос? — говорит Борис.
— Я тоже пойду, — говорит Алиса. — Не спорьте… Я умею и прыгать, и бегать, и драться. И знаю о них больше.
— А мы что? — спрашивает Катя.
— Вы следите за всеми окнами. Они могут попытаться уйти. Если видите что–нибудь подозрительное — сразу поднимайте шум. И не выпускайте их из виду.
— Не беспокойся, — говорит Мила.
— Только не подходите близко, — говорит Алиса. — Это, честное слово, не шутки. У них же оружие. И они трусы. А трусы всегда опасны. Я бы и ребят не пускала.
— Ну ладно, чего разговаривать, — говорит Борис. — Пошли.
Они идут к дому. Девочки по указанию Кати расходятся так, чтобы видеть окна дома.
В доме Крыс стоит у окна. На первом этаже.
Он оборачивается к Весельчаку.
— Я пошёл, — говорит он. — Они уже близко. Ты всё запомнил?
— Не дурак, — говорит Весельчак.
Крыс идёт к окну, раздвигает доски…
