Они сунули мерзкое создание прямо в лицо Роуэну и, пока мальчик от них убегал, кричали ему вслед обидные слова.
Роуэн знал, что они нарочно его пугали. Нет, правда знал. Но бывало, ему вспоминался этот разговор, когда он ночью лежал в постели или ходил неподалеку от дома Шебы в поисках потерявшегося букшаха. Он воображал себе неповоротливого жирного слизняка с отметиной на лбу и передергивался, до того это было противно.
Осторожно ступая по теням на траве, в темноте он услышал голоса. То были Силач Джон и Марли. Третий голос — негромкий, надтреснутый — принадлежал Шебе.
— Река берет начало на вершине Горы, за облаками. По подземным камням она течет в Рин. Так что, друзья мои, вам надо забраться на Гору, на самый верх. А кто туда знает тайную тропу? Только Шеба!
И она ехидно рассмеялась.
Роуэн раздумывал, не лучше ли просто положить сыр на ступеньку и дунуть домой. Но тут у него под башмаком хрустнула ветка.
В двери показалась голова Силача Джона.
— Ну наконец! — Он протянул руку и втащил Роуэна в дом. — Вот сыр… Это наш подарок тебе, Шеба, — сказал он почтительно. — За то, что ты укажешь нам дорогу.
Сидя у огня, старуха потянула носом и жадно причмокнула губами.
— Сыр, говоришь? — злорадно произнесла она, потом нахмурилась, и ее глаза сузились. — Ну так неси его сюда. Да не бойся ты! — прикрикнула она на мальчика.
Роуэн застыл на месте. Марли чуть подтолкнула его сзади. Ноги у него сделались точно ватные, и каждый шаг давался с великим трудом.
— Что там у тебя? — повысила голос Шеба, приподнимаясь в своем кресле. — Говорю, не бойся! Иди сюда и клади свой хваленый сыр мне на колени. Откуда я знаю, что ты мне хочешь подсунуть? Каждый так и норовит обмануть…
— Мы тебе самый хороший сыр принесли, Шеба, — миролюбиво сказала Марли. — Роуэн сам его выбирал. Он взял его с верхней полки. Вот увидишь, тебе понравится.
— Знаю я вас, — все так же недоверчиво буркнула Шеба.
Она нагнулась вперед и уставилась прямо на Роуэна. В свете пламени ее глаза казались красными. Седые пряди надо лбом перехватывала красная тряпка. От старухи несло холодным пеплом, пылью, запахом старой одежды и горьких трав. Роуэн робко подошел к креслу, в котором сидела Шеба, положил желтые головки сыра ей на колени и поспешно отступил назад, стараясь не дышать и не смотреть на нее.
Но Шеба не обращала на него никакого внимания. Костлявыми пальцами она взяла одну головку за другой и обнюхала их. Роуэн дрожал, спрятавшись от старухи за высокой и статной Марли. А вдруг он взял не те сыры? А вдруг они ей не понравятся? А вдруг Шебе взбредет в голову, что он решил ее обмануть?
Старуха подняла голову.
— Хороши, — довольно произнесла она. — Ты правду сказал, садовник Джон.
— Само собой, — поклонился ей Силач Джон.
— Ну что, Шеба, — вступила в разговор Марли, — теперь ты скажешь нам то, за чем мы пришли?
— Ишь, какая смелая выискалась! — съязвила колдунья.
Она вынула из корзины сухие ветки и бросила их в огонь. Пламя вспыхнуло ярче. Старуха повернулась к нему спиной, а на ее лице заплясали тени.
— Чего ж о славе не помечтать, когда дома за станком сидишь? А на Гору-то идти — кишка тонка будет. Ничего, Гора быстро усмиряет таких, как ты. Много там троп… очень много… да сами увидите.
Роуэн почувствовал, как сильно это задело Марли, и увидел, что щеки ее стали пунцовыми. Ровным голосом она ответила:
— Не пугай нас, Шеба.
— Садовник Джон! Ты вышел и лицом, и нравом! — пропустив эти слова мимо ушей, гнула свое старуха. — Теперь ты просишь меня помочь. А помнишь, как в рваной рубашонке бегал босиком да ревел от страха всякий раз, когда я проходила мимо? — Злая улыбка обнажила ее длинные желтые зубы. — Гора не будет проверять твою силу, Джон, — она тебя уничтожит. Похрабрее людей обламывала. Сожмет — и как ты ни выкручивайся, а не вырвешься. Да и сама она тебя не отпустит.
Повисла тишина. От ужаса Роуэн окаменел.
И тут Силач Джон, расхохотавшись и встав руки в боки, твердо сказал Шебе:
— Брось свои сказки! Ты кого на испуг берешь — меня или Марли? Разве что Роуэн испугается. Не думай, мы-то не дураки. Но посмотри на бедного мальчишку-зайчишку — ни жив ни мертв. А он такой тебе сыр принес! И не совестно тебе?
Шеба все улыбалась, но глаза ее налились кровью.
— Смейся-смейся, садовник Джон, — сказала она. — Да знай: раз мальчишка боится, значит, он самый умный. Поэтому он вас и поведет! — Протянув руку к корзине, она ухмыльнулась: — И впрямь извинюсь-ка я перед ним, пожалуй!
Она выхватила из корзины палку и неожиданно кинула ее в Марли. Та с испуганным криком отшатнулась, точно увидела змею, и палка угодила прямо в Роуэна.
Роуэн отскочил и чуть не упал. Он крепко схватил палку, а из ссадины на лбу показалась кровь. Силач Джон гневно вскрикнул и, сжав кулаки, шагнул вперед.
— От меня подарочек, — недобро буркнула старуха. — Прости великодушно, пастушок Роуэн.
— Шеба, это уж слишком! — оглушительно крикнул Силач Джон.
Ее губы недовольно скривились, и она ответила:
— Да что ты? Ладно, тогда, пожалуй, распрощаемся.
— Сначала мы узнаем то, за чем пришли, — настойчиво произнесла Марли. Она бросила взгляд на Роуэна и добавила: — Быстрей! У мальчика рана, ее надо обработать!
— Скажешь тоже, рана, — невозмутимо ответила Шеба. — Ну ладно, я устала. Надоели вы мне со своей глупостью. Слушайте то, что вам надо знать. Только помолчите и не мешайте мне думать.
Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Рука ее поглаживала головку сыра, как будто у нее на коленях сидела кошка. Огонь горел уже не так ярко. Старуха начала что-то бубнить, сначала невнятно, а потом они разобрали:
Семь сердец в дорогу идут,
Семь смертей их стерегут.
Когда надежде придет конец,
Одно из семи уцелеет сердец.
И лишь храбрейший дальше пойдет,
Когда поймет, что, уснув, — умрет.
Разинет страх зубастую пасть,
Тебе же нужно пред ним не пасть:
Преодолевшему смертную тень
Ответ будет ясен, как светлый день.
Потом о доме родном забудь,
И только тогда завершишь свой путь.[1]
Веки у Шебы дрогнули, глаза открылись. Словно очнувшись от сна, она бессмысленно посмотрела на Силача Джона, Марли и Роуэна, но ее взгляд быстро прояснился. Сейчас она вовсе не была похожа на колдунью. Перед ними сидела усталая старая женщина.
— Идите отсюда, — произнесла она. — Ничего больше вам не скажу.
— А тропа, Шеба? Как же мы пойдем? — спросила Марли. — Ты ведь нам так ничего и не сказала!
— Как — не сказала? Ладно, там видно будет… Может, все еще поменяется. А сейчас оставьте меня — мне надо отдохнуть.
Шеба замолчала, и голова ее упала на грудь. Они немного подождали и услышали тихий храп.
— Заснула, — прошептал Роуэн.
— Или притворяется, — недоверчиво проговорил Силач Джон. — Больше нам здесь делать нечего. Возвращаемся домой. Нас там уже заждались.
Они вышли из дома и поспешили в деревню.
— Идем-то мы ни с чем! — разочарованно сказала Марли. — И ты, Роуэн, лоб рассек. Ну как же так получилось, что я увернулась, а тебе попало? Я не хотела, честное слово.
— Это старая карга нарочно, — хмуро сказал Силач Джон. — За то, что я пристыдил ее. Это я виноват.
Роуэн спешил вслед за взрослыми. Ему было нехорошо: кружилась и болела голова — может, от ссадины на лбу, а может, от того жуткого страха, который нагнала на него Шеба. Снова и снова мальчику приходили на ум ее зловещие предупреждения, а в голове без конца крутился однообразный напев пророчества. Опять и опять он вспоминал:
Семь сердец в дорогу идут,
Семь смертей их стерегут.
Не замечая того, он тихонько твердил эти слова и, сжав в руке палку, в такт им легонько постукивал себя по ноге:
Когда надежде придет конец,
Одно из семи уцелеет сердец.
И лишь храбрейший дальше пойдет,
Когда поймет, что, уснув, — умрет.
— Перестань, Роуэн, — раздраженно сказал ему Силач Джон. — Видишь огни? Скоро домой придешь, к маме.
Он переглянулся с Марли и негромко добавил:
— Что только она мне скажет, когда увидит тебя…
Увидев ссадину на лбу сына, Джиллер лишь улыбнулась, сказав: «Ничего, до свадьбы заживет», и добавила, что промоет ее дома, ведь рано или поздно нужно учиться терпеть боль. Роуэн понял, что сказано это было не только для Силача Джона и Марли, но и для него. Мама напомнила ему, что он должен быть храбрым и не ныть, как и положено жителю Рина.
Роуэн знал: Джиллер расстраивается, что он такой слабый и пугливый. Месяц, а может, два назад он случайно услышал, как во дворе она разговорилась с Силачом Джоном. Джиллер жаловалась, что у нее никакого терпения не хватает, что Роуэн совсем не похож ни на отца, ни на нее саму, ни даже на маленькую упрямую Аннад и что ей порой приходится несладко. Она не понимает сына. Вот если бы был жив отец…
