— Надо нырнуть и хорошенько рассмотреть. — Ангел решительно забирается на поручень, готовая нырнуть в любую секунду.
— Эй, подожди нырять! Надо сперва план составить.
— Макс права, — соглашается со мной Бриджит. — Наши приборы зарегистрировали повышенный уровень радиации. Но мы не можем понять, где ее источник. Так что мы к визуальным наблюдениям пока не готовы, и я бы хотела провести еще кое-какие тесты.
— Понятно… — Ангел кивает, и у меня вырывается вздох облегчения. Такой сговорчивой я ее давно не припомню. — Но я-то уже готова!
Мой вздох облегчения явно был преждевременным. Потому что с этими словами Ангел легко подпрыгнула и головой вперед ушла под воду.
Я этого ребенка убью. Так и запишите: убью.
Позвольте обратить ваше внимание на тот незамысловатый факт, что под водой людям необходимы ласты, маска, дыхательный аппарат и баллон со сжатым воздухом. В небе мне ничего не нужно. Какой отсюда следует вывод? Для подводного обитания я категорически не предназначена.
Чтобы облачиться в перечисленное выше подводное снаряжение, мне, доктору Акане, Клыку и Джону потребовалось восемь минут. А казалось, целый месяц. Но в конце концов, спиной вперед и прижимая маску к лицу, я выпала с корабля. Груз и тяжеленный баллон сразу потянули меня вниз.
Еще три всплеска, и наша маленькая команда в полном составе делает круговой обзор, без всяких оснований лелея надежду, что Ангел дожидается нас поблизости.
Что, все-таки думаете, дожидается? Думаете, мы ее сразу же заметили? Думаете, она охотно согласится оставаться с нами, пока мы исследуем происходящее под водой?
Ошибаетесь. У этой шести-(пусть даже семи-) летней нахалки ослиное упрямство и способность к рациональному мышлению, как у спятившей белки. Одного этого, не говоря уже о ее периодических утверждениях, будто она способна править миром, достаточно, чтобы нажить кучу неприятностей.
Джон и доктор Акана разворачиваются и плывут, показывая нам куда-то вдаль. Мы с Клыком следуем за ними, потому что сами понятия не имеем ни на что смотреть, ни куда двигаться. Прямо перед нами коралловый риф и миллиарды рыбок, то спокойно висящих без малейшего видимого движения, то шныряющих туда-сюда между кораллов. Чуть дальше — черная страшная дыра, мимо которой даже проплывать жутковато. Кто его знает, что оттуда в любой момент выскочит. Похоже, это одна из тех подводных вулканических пещер, о которых рассказывала доктор Акана. Она говорила, что их на Гавайях полно.
У каждого из нас по мощнейшему подводному фонарю, и мы по очереди светим в каждую пещеру, в каждую щель, распугивая ни в чем не повинную рыбу. Но Ангела и след простыл. Даже пузырей нигде не видно. Лангусты — пожалуйста, кораллы — сколько угодно, губки, морские звезды, угри, высовывающие из кораллов свои змеиные головы — не перечесть. Но Ангела — и в помине нет.
Я начинаю понемногу сходить с ума. Да еще этот баллон у меня на спине — он тоже радости не прибавляет. Когда мы жили только вшестером, Ангел от меня ни на шаг не отходила и слушалась по первому моему слову. А теперь вокруг полно взрослых. Кормят нас, повсюду за собой таскают. Вот и получается, что я Ангелу не больно-то и нужна. Обидно.
Я внутри пещеры. Вожу фонарем по стенам. Никого похожего на девочку-птицу. Поворачиваю назад и понимаю, что я совершенно одна.
Глубоко-глубоко в пещере.
Задумавшись, я, видно, не заметила, как остальная группа повернула в другую сторону. Быстро отступаю, шарю глазами вправо и влево в поисках отсвета подводных огней. Ни-ко-го. Но самое ужасное, я не только никого не вижу, я не вижу даже выхода из пещеры. Надо было следить, куда поворачиваю.
Вот черт!
Нарочно замедляю дыхание. Стараюсь успокоиться. Если я вошла в пещеру, я смогу из нее выйти. Воздуха в баллоне, по моим расчетам, должно хватить примерно на час.
Конечно, идти назад всегда легче, когда есть следы. Или какие-то ориентиры. А если позади тебя остается только пузырчатая дорожка, и если одна стена треклятой темной, страшной пещеры как две капли воды похожа на другую, а спросить дорогу, кроме перепуганных рыб, вообще не у кого, тогда… а-а-а-а!
Оказывается, кричать под водой, да еще через дыхательный аппарат, безумно неудобно. И совершенно бесполезно.
Воображаю себе, как Клык выуживает мое взбухшее от воды мертвое тело, и осторожно плыву обратно туда, откуда, как мне кажется, я приплыла. Все вокруг выглядит незнакомым. Точнее говоря, все вокруг совершенно одно и то же.
Нигде не видно даже тусклого отблеска фонаря моих ныряльщиков. В воображении встают мои похороны. Вот Надж задохнулась от рыданий и бросает на мой гроб букет цветов. Горло у меня сводит, а на глаза набегают слезы. От чего сразу же запотевает визор маски.
Выругавшись вслух в дыхательный аппарат, очищаю маску, как меня учили. Теперь хотя бы можно что-то видеть. Снова выравниваю дыхание и пытаюсь подвести какую-то, пусть и слабую, логическую базу под свое местонахождение.
Вот тогда-то я и понимаю, что передо мной сразу две пещеры: одна ответвляется от другой. В какую из них мне теперь податься? Какая из них ведет наружу? По какой я сюда приплыла?
Позвольте теперь поставить те же вопросы по-другому. Если считать, что моя жизнь — дурацкий фильм ужасов, в котором героиня заблудилась, потерялась, одна-одинешенька в подводной пещере, как вы думаете, что должно случиться?
Если ответ «Она роняет фонарь, он разбивается о камень, и она остается в полной темноте», ответ засчитывается.
Но спорим, нападение гигантского осьминога вам даже в голову прийти не могло.
— Подпишите, и мы положим всему конец. — Подчиненная мистера Чу через стол пододвигает бумаги.
Доктор Валенсия Мартинез прямо смотрит на женщину. Руки у нее снова скованы за спиной наручниками. Она очень, очень устала. Но, по крайней мере, после четырех дней без пищи она больше не чувствует голода. Теперь она просто очень слаба, ее тошнит, и хочется долго-долго спать.
— Нет.
Подчиненная мистера Чу откидывается на стуле:
— Все, что вам требуется сделать, это подписать заявление, а потом выступить перед камерой, публично отказавшись от вашей работы с «Коалицией по Прекращению Безумия». После этого вам дадут есть и пить и вернут вас вашей семье.
От одной мысли про еду доктора Мартинез затошнило.
— Я сказала, что не подпишу. Я верю в дело КППБ. Мы губим планету. Кто-то должен это остановить.
Подчиненная мистера Чу старательно сдерживает раздражение и гнев. Она молча кивает стоящему у двери охраннику-робиоту. Он плавно и бесшумно подкатывает к Валенсии, протягивает к ней руку, из которой вырастает длинная тонкая стальная спица. Дотрагивается ею до доктора Мартинез и пускает электрический разряд.
Валенсия подпрыгивает от боли, но сдерживает крик. Спица оставляет у нее на руке маленький красный след. Рядом с другими маленькими красными точками-следами. «Руки у меня выглядят так, будто у меня корь», — истерически думает она. Но тут же старается взять себя в руки: думай о чем-нибудь другом. Представь себя в каком-нибудь другом месте.
Она смотрит мимо подчиненной мистера Чу сквозь круглое толстое стекло крошечного иллюминатора. Тесная душная комната бледнеет и постепенно расплывается. Вода снаружи темная. Свет сюда с поверхности не доходит, и единственный его источник — мощные лучи прожектора этой подводной станции. Если бы они выстрелили ею, как выстрелили недавно помощником помощника, все было бы много проще. Там, снаружи, было бы тихо, прохладно и спокойно. И все бы кончилось, едва только она бы там оказалась. Она бы больше ничего не боялась. И больше никакой боли они причинить ей не могли бы. И можно было бы спать.
Нечто огромное и темное движется мимо в луче станционного прожектора. Валенсия заморгала, поняв, что это не кит. Но что? Это живое существо — не машина, не робот. Но ничего похожего Валенсия в жизни еще не видывала. Это какое-то недоразумение. Страшная ошибка.
Внезапно все встало на свои места. Все обрело смысл. Она поняла, зачем они ее похитили, почему держат ее здесь и почему им непременно требуется, чтобы КППБ прекратила свои протесты.
— Если вам безразлична ваша собственная жизнь, может, вам захочется спасти вашу старшую дочь?
— Что? — Валенсия встречается глазами со своей тюремщицей.
— Максимум Райд взята нами под стражу. — В голосе подчиненной мистера Чу звучат победоносные ноты. Подпишите вот здесь, и мы ее отпустим.
Сухой сдавленный смешок сорвался с растрескавшихся губ доктора Мартинез, и она на мгновение забыла и о боли, и о слабости.
— Если Макс взята вами под стражу, я вам не завидую.
Она снова засмеялась, но посланный робиотом новый удар тока оказался много сильнее. В глазах у нее помутилось, и она потеряла сознание.
