Хэмнет закончил складывать готовые пучки и пришел помогать им. Люкса и Хэмнет практически не говорили друг с другом. И это было плохо, считал Грегор, ведь они оба ему нравились, к тому же они были близкими родственниками, и вообще…
Он не знал, как заставить их говорить, но все же предпринял попытку.
— Ну до чего же вы похожи! — воскликнул он. — Даже улыбаетесь одинаково!
Они посмотрели друг на друга почти враждебно, но промолчали.
— Значит, Люкса похожа на свою маму, да? — продолжал Грегор. — Живоглот сказал, она как две капли воды похожа на твою сестру-близнеца.
Это был вопрос, и Хэмнету пришлось ответить.
— Да, просто удивительно, насколько Люкса похожа на Юдит. Даже когда она была совсем ребенком… — И он замолчал.
— Точно, ты же, видимо, знал Люксу маленькой, — обрадовался Грегор.
— Да. И мы были друзьями, Люкса и я. Я даже как-то вывез ее за пределы города. Она летела верхом на своей первой летучей мыши.
— На кристальный пляж, — вдруг тихо произнесла Люкса.
Хэмнет посмотрел на нее с удивлением:
— Ты помнишь?! Тебе же было годика два, не больше!
— Помню, но не все. Я до сих пор храню осколок кристалла. Он голубой, — сказала она.
— И по форме напоминает рыбку, — отозвался Хэмнет. — Я помню. — Вдруг глаза его наполнились слезами. — Знаешь, Люкса, из всего, что я оставил в Регалии, ты была моей самой большой потерей. Ты и твоя мама.
— Ты мог бы прийти и навестить нас. — Голос Люксы прозвучал обиженно и совсем по-детски.
— Нет. Я бы уже не смог уйти. Ты же знаешь, как действует Соловет: она бы вновь заставила меня возглавить армию… — ответил Хэмнет.
— Она не могла бы силой тебя заставить, — возразила Люкса.
— А я уверен, что именно так она бы и поступила, — пробормотал Грегор.
Соловет нашла бы способ заставить своего сына воевать. Чувство вины. Стыд. Долг. Что-нибудь еще.
— Я не мог снова к этому вернуться, — продолжал Хэмнет. — После того как… я до сих пор вижу их во сне… слышу голоса, которые зовут на помощь и умоляют спасти их… И ради чего все это было? Зачем? Кому это пошло на пользу?.. Когда все было кончено, люди и крысы возненавидели друг друга сильнее, чем когда-либо. И Подземье стало еще более опасным местом.
Прежде чем Грегор снова заговорил, прошло немало времени — пауза получилась длинная.
— Но… ведь сейчас ты вступаешь в бой? Я имею в виду — когда тебе или Газарду угрожает опасность. Когда кто-то вас атакует.
— Да, иногда… время от времени… Но только в самом крайнем случае, — ответил Хэмнет. — А вообще искусству выживания я учился у моего ящера. На самом деле есть масса других способов выжить, кроме драки. Нужно только захотеть.
— Других способов? Каких, например? — усомнился Грегор.
— Ну, если Гребешок видит опасность, первое, что она делает, — становится невидимой. Прячется. Мимикрирует.
Грегор вспомнил, как впервые ее увидел. Он ведь даже не заметил бы ее, если бы Гребешок не открыла пасть, глотая мячик Босоножки.
— Ой, точно! Ну а если это не сработает?
— Тогда она старается напугать возможного агрессора. Шипит и распускает гребень, который придает ей угрожающий вид.
— Да, но с Босоножкой этот трюк не сработал, — улыбнулся Грегор.
— Не сработал. Босоножка сама ее напугала. — Хэмнет тоже улыбнулся. — А если бы Босоножка продолжала угрожать, Гребешок начала бы предостерегающе стучать хвостом по земле.
— Ну а если и это не сработает? Если агрессор все-таки нападет?
— Она… убегает. И очень быстро, между прочим. Ноги у нее очень сильные и длинные. Она убегает туда, где растут крепкие лианы, которые способны выдержать ее вес. Лезет наверх и прячется там от врага.
— Но что, если таких лиан поблизости нет, она загнана в угол и противник намерен ее убить? — вмешалась Люкса.
— Вот тогда она дерется. У нее очень крепкие зубы. Не позавидуешь тому, кому доведется от них пострадать. Но это в самом крайнем случае. Она не станет драться, пока есть способ драки избежать — в отличие от жителей Регалии, которые хватаются за оружие по любому поводу, — ответил Хэмнет. — Живя здесь, я узнал много существ, которые предпочитают не сражаться. Но если твое первое побуждение при встрече с ними схватиться за меч — возможно, ты никогда об этом не узнаешь.
Грегор не был уверен, что Хэмнету удалось убедить в своей правоте Люксу, но, кажется, он сумел заставить ее задуматься.
Поле со звездолистом было уже почти что убрано. С каждым пучком, который он закручивал скотчем, Грегор чувствовал, как на сердце у него становится все легче. У них есть противоядие.
Теперь все, что им осталось, — поскорее вернуться в Регалию и дать его больным. Маме станет лучше, и они смогут вернуться домой. И если она все еще планирует отправиться в Виргинию, Грегор будет первым, кто начнет паковать вещи для переезда.
Несколько минут он думал о том, какая жизнь ожидает их на ферме у дяди. Там ведь, кажется, неплохо, хоть это и далеко. А еще там нет других людей на расстоянии многих километров, и других домов, и всяких учреждений. Грегор любил Нью-Йорк. Он понимал, что будет скучать по своим друзьям. Но если переезд в Виргинию гарантировал, что его семье больше не придется жить в страхе, — это был для него весомый аргумент.
Он думал о том, как будет учиться ездить верхом, как вдруг увидел, что Аврора вскинула голову. Почти сразу то же сделала Найк. А Живоглот и Коготок потянули носом воздух. И все они смотрели в дальний конец поля.
— Что? Что там такое? — с тревогой спросил Грегор. Он слишком хорошо знал эти жесты и прекрасно понимал, что они означают: опасность.
Обычно летучие мыши реагировали так на крыс. Но сейчас и крысы насторожились.
— Это какое-то растение? — Грегор невольно вздрогнул, вспомнив серебристые цветочки.
— Нет! — рыкнул Живоглот. — Но как, как они сюда пробрались?
— У них есть свои ходы сюда, полагаю, — ответила Найк.
Она нервно махала крыльями, словно желая успокоиться.
— Да кто?! — вскричал Грегор, хватая в охапку Босоножку. — У кого свои ходы?!
Но прежде чем Найк успела ответить, он увидел красную волну, медленно заливающую поле звездолиста.
Они шли так плотно друг к другу, что выглядели как единое целое, и казалось, это красная кровь разливается перед ними. Грегор направил луч фонарика в сторону волны и убедился, что то была не жидкость. Волна состояла из отдельных живых существ.
Это были муравьи. Сотни красных муравьев вступали на поле звездолиста и шли по нему, уничтожая все на своем пути.
Живоглот немедленно принял командование на себя.
— Ты! — велел он Авроре. — Бери щенков и лети прочь. Отнеси их к зубастым, а оттуда отправляйтесь в Регалию, если мы не вернемся в течение суток.
Хэмнет помог Газарду и Босоножке взобраться на спину Авроры.
— Ты ведь присмотришь за Босоножкой, пока нас не будет, правда, сынок? — спросил он, обнимая его.
Грегор возразил было:
— Но я не хочу, чтобы Босоножка улетела без меня!
И Люкса тоже была не согласна с таким поворотом событий.
— Мы с Авророй не можем разлучаться! — запротестовала она.
— Твою сестру, Наземный, перемелют в муку эти жвалы, — сообщил Живоглот. — А ты, ваше величество, нужна мне здесь верхом на Найк — ведь твоя летучая мышь еще не в состоянии сражаться.
— Сражаться?! — пробормотал Грегор. — Выходит, муравьи идут сюда сражаться?
— Ну уж, конечно, не на пикник! Они здесь, чтобы уничтожить звездолист — а заодно и всех теплокровных! Так что давай лети! — И Живоглот в нетерпении щелкнул зубами.
Аврора взмыла в воздух.
— Босоножка! Держись крепко! — крикнул Грегор. Он не мог не видеть, какое у сестренки растерянное личико, и сердце его упало. Но Живоглот неожиданно сильно толкнул его.
— Проснись, Воин! Готовь свой меч. Как у тебя со светом?
Грегор взглянул на фонарик, который держал в руке. В бою он может помешать или потеряться. Тогда он вспомнил способ, который использовал еще в свой первый визит в Подземье.
— Люкса, сюда, быстро! — крикнул он.
Вытащив два фонарика, он примотал клейкой лентой один к своему запястью, а второй — к запястью Люксы.
— Образуем пятиугольник! — скомандовал Живоглот. — Я буду его вершиной. Я хочу, чтобы Наземный и Коготок стояли справа. Хэмнет и Гребешок пусть встанут слева. — И Живоглот повернулся к Хэмнету, который стоял, словно замороженный. — Ты ведь будешь драться, не так ли?
— Я… Я…
— Это совсем не то, что было тогда, — сказал Живоглот. — Сейчас ты спасаешь жизнь своего сына… И хочешь не хочешь — тебе придется участвовать в бою!
Хэмнет смотрел на море муравьев, растекшееся по полю. Уже четверть поля была уничтожена, растоптана, изъедена.
