class="p1">Арес молча наблюдал за происходящим, явно наслаждаясь.
– И что дальше? – устало и немного досадливо спросил Андрей, даже не делая попыток вырваться: он уже оценил мускулы гориллы. После того, что он представлял про инквизиторов, встреча с Аресом была почти облегчением. Несмотря на это, княжеский сын начал уже утомлять Андрея.
Арес нахмурился. Кажется, он ожидал другой реакции.
– Кастор! – позвал он.
Тощий, ухмыляясь, выступил вперед, картинно махнул рукой – и на Андрея прыгнула огромная лохматая серебряная собака. Андрей дернулся в сторону, но не так, чтобы сильно. Он ожидал чего-то в этом духе, после того как тощий стал размахивать руками. К тому же он помнил про гориллу за спиной. Тот, кстати, тоже дернулся. А еще Андрей отметил, что собака должна была его задеть, но он ничего не почувствовал. Поэтому, когда она прыгнула снова, он даже не отстранился. И когда собака пролетела сквозь него, усмехнулся, глядя на явно разочарованного тощего. Припомнил объяснения князя и сказал насмешливо:
– Что, пока не научились выводить фамильяров на первый слой? Да вы, наверно, двоечники, ребята!
Ареса опять перекосило. Одно удовольствие было его дразнить – все эмоции так и отражались на лице.
– В каземат его, – рассерженно рявкнул Арес.
И горилла послушно потащил Андрея вглубь подземного зала, к ржавой, зловещего вида решетке, за которой чернела кромешная тьма. Ключ обнаружился у Ареса, и, после того как горилла втолкнул пленника за решетку, княжеский сын снова закрыл замок.
– Сюда, – высокомерно сказал Арес, поигрывая ключом, – запирали нерадивых слуг, потерявших почтение к хозяевам. Тебе тут самое место.
И, уже повернувшись спиной, бросил через плечо:
– И не советую орать, там, в лабиринте, бродят разные твари… Они всегда голодны.
– Эй, – крикнул ему Андрей, – это не смешно! Выпусти меня!
– Конечно, не смешно, – согласился Арес. – Папочка будет разочарован, что ты смылся с его бала. А уж как государь император расстроится, что с тобой не познакомится…
Горилла и тощий подобострастно захихикали, и вся троица полезла по лестнице наверх.
Андрей подергал за решетку. Прутья были толстенными и сидели в стене крепко.
Спасибо, что хоть один факел его тюремщики оставили внизу. В кромешной темноте тут было бы совсем жутко. Хотя и сейчас обстановка, мягко говоря, не радовала. От стен тянуло холодом и сыростью, Андрей уже начал замерзать и подумал, что превратится в ледышку к тому времени, когда Арес вернется за ним. Он же… вернется? Вряд ли все это было устроено, чтобы оставить тут Андрея навсегда умирать от голода и жажды. Но сама мысль о таком возможном исходе заставила его содрогнуться. Да нет же, Арес просто хочет его сломать, заставить умолять о пощаде, а заодно подставить перед князем. Потому что все видели, как Андрей сам вышел из бального зала и исчез. Никто его насильно не тащил.
И кстати, никто не знает, куда он делся. Его здесь не найдут, а если Арес все-таки не вернется… Андрей сглотнул.
Чтобы не думать о плохом, он решил изучить свою темницу и вдруг обнаружил, что у камеры нет задней стены, вместо нее – лестница, которая спускается куда-то в темноту. Что там дальше, было не видно, слабый свет факела и так почти ничего не освещал. Узилище оказалось вовсе не тюремной камерой, а проходом куда-то дальше. И тут Андрей вспомнил, что Арес говорил про лабиринт. Получается, эта лестница ведет в лабиринт? И Боря тоже рассказывал про лабиринт под Софиенградом, целый подземный город, только, мол, полной схемы его нет, да и входов известно мало… «Значит, тут есть другие выходы!» – обрадовался Андрей.
Подумаешь, лабиринт, подумаешь, кромешная темнота – у него ведь есть фамильяр, который умеет находить дорогу и даже освещать ее!
«Я просто спущусь в лабиринт, отыщу другой выход и еще успею вернуться на бал до приезда императора! – решил Андрей. – Интересно будет посмотреть, какое при этом будет лицо у Ареса!»
И, довольно улыбаясь, он вытянул руку, призывая бабочку.
* * *
Андрей едва успевал за бабочкой – так быстро та неслась по лабиринту. Он чувствовал ее радость и нетерпение, и эти ощущения передавались ему самому. Наконец-то бабочка не просто бестолково порхала на лесных полянах, то появляясь, то исчезая по зову хозяина, а делала то, для чего была предназначена: указывала Андрею правильную дорогу.
Мелькали развилки и ответвления в другие коридоры – затянутые паутиной, пахнущие сыростью. В некоторых потолок местами просел почти до пола, камни частично высыпались из кладки, и это все еще кое-как держалось, видимо, только благодаря магии. В некоторых местах по стенам сочилась вода. Андрей вспомнил, что один из коридоров идет под Невой, и ему стало не по себе, когда он представил над головой толщу воды, удерживаемую только магическим плетением и старой кладкой каменного потолка.
Еще он подумал, что без бабочки было бы самоубийством соваться в этот лабиринт – тут стозеркально можно заблудиться или угодить в какой-нибудь тупик или коридор, потолок которого рухнет на голову, стоит туда ступить.
Запыхавшись после долгого забега по очень длинному коридору, Андрей приостановился, чтобы отдышаться. Бабочка нетерпеливо порхала перед его лицом, время от времени срываясь вперед.
– Долго еще? – спросил у нее Андрей, но, конечно, ответа не получил. Хотя казалось, что она уверена, куда надо идти.
Из длинного коридора они свернули пару раз, а потом бабочка показала Андрею неприметную дверь, затянутую паутиной и закрытую на засов. Сам он ее ни за что не нашел бы. «А вот и выход!» – обрадовался он и с усилием налег на засов, который за долгое время почти врос в пазы и никак не хотел поддаваться.
За дверью обнаружился огромный зал. Бабочка, порхая по нему, освещала сиянием своих крыльев то один крохотный кусочек этого помещения, то другой. Мелькали части мерцающих слюдой мозаичных стен, украшенного росписью потолка, махровые хлопья паутины, а еще тени и силуэты человеческих фигур. Поначалу Андрей решил, что это какая-то инсталляция, вроде музейной. Скульптуры – нет, скорее, манекены, одетые в старинные одежды. Потом, когда бабочка подлетела ближе к одному из них, он увидел, что это настоящее человеческое лицо. Восковая фигура? Нет, живое лицо, точнее бывшее когда-то живым, а сейчас застывшее неподвижно, покрытое слоем пыли и нитями паутины. А когда бабочка задержалась над этим лицом чуть дольше, Андрею показалось, что серое запыленное веко дрогнуло и под ним блеснул живой человеческий глаз.
Андрей заорал.
Он пятился от жуткого лица, что-то задевая, с грохотом роняя на вымощенный каменной плиткой пол.
Бабочка испугалась его крика и, почувствовав страх Андрея, заметалась по залу. Свет ее крыльев выхватывал из тьмы то одно кошмарное лицо, то другое. Мужчины, женщины, дети, старики.
Из-за внезапного ужаса Андрей вдруг случайно взглянул глубже, на третий слой – и увидел, что все они туго стянуты, спеленуты черными лентами запирающих уз. Несколько десятков человек – ни живые, ни мертвые – сидели в этом зале за пиршественным столом с давно сгнившими яствами. Сидели уже, наверное, много десятков лет, а может, и сотен.
Андрей опять заорал и бросился вон из жуткого зала.
Сначала он бежал, не разбирая дороги, не глядя ни на что, потом опомнился, остановился, озираясь и тяжело дыша. Сердце бухало в груди как набат. Протянул дрожащую руку. Бабочка слетела на нее, укоризненно трепеща крылышками.
Она хотела вернуться туда, в зал, где ждали мертвые – и все еще частично живые – люди. Ждали ее, а она ничего не успела, совсем немного: только слегка их разбудить. Некоторых. И всего одного – по-настоящему. Потому что он стоял возле самой двери, и запирающие узы слегка, краем, тронули его.
Прислушиваясь к мыслям, образам и эмоциям бабочки – впервые он так отчетливо их слышал и понимал, – Андрей чуть было не упустил звуки за спиной.
Шелест и шлепанье неуверенных, запинающихся шагов. Кто-то, почти разучившийся ходить за долгие столетия неподвижности, теперь вспоминал, каково это, и шел следом за Андреем. А в такт его шагам что-то позвякивало и скрежетало – может, оружие или что-то из доспеха.
– Назад! Домой! – заорал Андрей, надеясь, что бабочка поймет его, и бросил ее в воздух, как ловчую птицу.
Теперь бабочка летела неохотно, неторопливо, словно специально давая шанс его преследователю приблизиться. Она не желала удаляться от жуткого пиршественного зала, наоборот, ей хотелось вернуться.
