Из-за дерева показался Серега с автоматом. Он следил за братом у озера, бежал за ним по тропе, видел купание.
Он понимал, что сейчас с братом шутить не стоит.
– Чтобы через полчаса дома был, – приказал Борис. – Отцу ничего не говори.
– Борька, а я нарочно не прятался. Я тебе что-то сказать хочу.
– Я сказал – домой! – повысил голос Борис.
– Борька, за вами один дяденька следил.
Борис остановился.
– Сейчас?
– Не-а... вчера... за тобой следил и за Феликсом.
– За каким еще Феликсом?
– А вон за ним, – кивнул головой Серега.
– Откуда ты знаешь, как его зовут?
– А у меня ухи есть, – сказал Серега.
– Вот я тебе сейчас их и оборву. Кто следил?
– Дяденька из парикмахерской. Хотел, чтобы я тебя увел. Хотел с Феликсом поговорить. А сам сказал, будто шпион. Только он притворялся.
– Надо было вчера сказать.
– А я пока его догнал, вы ушли. А я есть захотел...
– Сгинь, – сказал Борис, и Серега растворился в кустах.
– Боря, кто хотел со мной поговорить? – спросил Феликс.
– Есть тут один... Не знаю даже, зачем ты ему нужен. Теперь это неважно. Нас все равно выгонят. Мне-то наплевать, а вот что с тобой делать... Говорили же на линейке – в реке не купаться. Полез...
– Я не купался, я хотел перейти на ту сторону.
– Какая разница, все равно – синий. Я-то отца не боюсь: он сам виноват...
Борис остановился. Неожиданная мысль пришла к нему при упоминании об отце.
– Феликс, кажется, я придумал! На обед мы все равно опоздали... Давай сбежим сейчас в Кулеминск к нам домой. Отцу скажем, что ты свалился в воду нечаянно, а я бросился тебя спасать. Вот мы и закрасились. А виноват-то он! Его уже два раза штрафовали за речку. Я переоденусь, а он пускай отвезет нас в баню. До ужина мы вернемся.
– Я свалился не нечаянно, а пошел за земляникой, – сказал Феликс.
– А сказать надо, что нечаянно.
– Но это будет неправда.
– Ты можешь молчать. Говорить буду я. И вообще, если родителям всегда правду говорить, то и жить невозможно.
– Боря, ты говоришь "отец", "родители"... А где мои родители?
– Чем больше будешь спрашивать, тем скорее их увидишь, усмехнулся Борис. – Пока твои родители – Алексей Палыч и я.
– Я так и думал, – сказал Феликс. – Но говорить неправду я все равно не буду.
– Никто тебя не заставляет. Молчи – и все.
Но план Бориса, не такой уж сложный, выполнить не удалось. Обходя лагерь, Борис увидел небольшую толпу, направляющуюся к лесу через стадион.
– Все, – сказал Борис. – Уходить нельзя. Нас идут искать... Девчонки все разболтали.
Да, это поработали девчонки. И вряд ли можно винить их за это. Походив возле опушки до обеда, они направились в столовую. Ни Феликс, ни Борис к обеду не явились. Девочки подождали еще полчаса.
А потом они решили, что если с ребятами что-то случится, то в этом будут виноваты только они.
Девочки покаялись тренеру.
Тренер пошел к начальнику лагеря.
Начальник по трансляции объявил немедленный сбор всего персонала.
И вот теперь толпа человек в двадцать направилась к лесу. Впереди вышагивал Вен-Вен с мегафоном в руках. Позади всех шел Алексей Палыч, который только что появился в лагере.
Увидев толпу, Борис понял, что план сорвался. Нельзя было заставлять этих людей бродить до темноты в лесу. Тем более, что своими силами они бы никого не нашли, а значит, начались бы звонки в милицию, лесничество, к летчикам: сотни людей оторвались бы от своих дел, чтобы прочесывать лес, пока двое пропавших спокойно моются в бане.
– Конец, – сказал Борис. – Кажется, всему конец. Но ты молчи. Может быть, еще поверят. Только они не поверят. Вон их сколько собралось.
– Палыч идет! – радостно воскликнул Феликс.
– Тут и Палыч не поможет, – вздохнул Борис. Двое синих вышли из зеленого леса и пошли по желтому песчаному полю навстречу толпе.
– Вот они! – воскликнул кто-то весело, потому что страдал близорукостью.
– Я бы сказал – не совсем они, – заметил Вен-Вен, близорукостью не страдавший.
Мальчиков окружили кольцом.
Женщины смотрели на них с жалостью: они знали, что грозило этим ребятам. Мужчины тоже знали, но жалости в их глазах не было, ибо именно мужчины на нашей планете призваны осуществлять справедливость.
– Господи, до чего они синие! – вздохнула повариха, которую освободили от поисков, но она пошла из любопытства.
Алексей Палыч скромно маячил в задних рядах. Он проклинал себя за то, что не освободился с утра и не успел вовремя. Он понимал, что при таком количестве свидетелей даже начальнику лагеря трудно будет что-нибудь сделать.
Феликс, не обращая ни на кого внимания, бросился к Алексею Палычу.
– Палыч, привет! – радостно сказал Феликс. – Ты почему так долго не приходил?
Алексей Палыч, не поднимая глаз, пожал синюю ладошку, но тут же спохватился.
– Безобразие! – сказал Алексей Палыч, косясь в сторону начальника лагеря.
– Товарищи, спасибо, – сказал начальник лагеря нехорошим голосом. Таких голосов не бывает у людей, собирающихся простить. – Все свободны. Куликов и Солнечный пройдут со мной в канцелярию.
– Концерт окончен, – сказал в мегафон Вен-Вен. – Граждане, расходитесь. Граждане, не толпитесь.
Именно в эту минуту при виде синих мальчишек в голове Вен-Вена произошло короткое замыкание в творческом смысле. Он ясно увидел свою новую пьесу.
Она была в синем цвете. Синие мальчики и синие девочки пели и танцевали на сцене. Синий оркестр играл "Голубой блюз". Все было дико тоскливо, невыносимо скучно, жутко одиноко. Смысл пьесы заключался в том, что в ней не было слов. Можно было петь только "на-на", "ла-ла", "ра-ра", "па-па" и... "ку-ку".
"Ку-ку" было настоящей находкой, такого еще нигде не встречалось.
Вен-Вен быстрым шагом направился в клуб – записывать идею, пока она еще дымилась.
За ним потянулись остальные.
Начальник лагеря, Борис, Феликс и Алексей Палыч пошли в канцелярию. Ребята, встречавшиеся им на пути, прилипали к этой группе, как железные опилки к магниту. Всем хотелось посмотреть, как ведут себя приговоренные перед казнью. Провожали Бориса и Феликса молча. Никто не смеялся и не злорадствовал. Один лишь Дегтярев забегал вперед и пятился задом, надеясь разглядеть слезы на лицах преступников.
Все четверо поднялись на второй этаж над столовой – в небольшой кабинет начальника лагеря. Он молча подвинул стул Алексею Палычу и сел за стол.
– Ну... – сказал начальник лагеря, и в этот момент в дверь постучали.
– Войдите.
В дверь просунулись Ира и Тома и остановились у порога.
– Что скажете?
– Они не виноваты, – сказала Ира.
– Это мы виноваты, – сказала Тома.
– В чем же ваша вина?
– Мы послали их за земляникой, а они заблудились.
– И все?
– Все, – сказали девочки.
– Хорошо, девочки, идите.
– А вы их простите? – спросила Тома.
– Идите.
Девочки ушли. Теперь они чувствовали себя виноватыми еще больше, теперь им стало ясно, что не нужно было поднимать панику.
– Ну, вот и все, – со вздохом сказал начальник лагеря. – Скажите мне, какой черт вас туда занес? – спросил он ребят. – Что за удовольствие купаться в этой канаве? Кроме того, в лес ходить тоже не разрешается.
– Мы не купались, – ответил Борис. – Все получилось нечаянно.
– Что значит нечаянно?
– Он случайно упал в воду, а я... – Борис хотел сказать "спас", но подумал, что в слове этом слишком много геройства. – Я ему помог вылезти.
– Значит, ты его спасал?
Борис промолчал.
– Вообще-то так могло быть, – робко вступился Алексей Палыч. Куликов мальчик довольно решительный.
– Допускаю. Тогда пусть Куликов мне так же решительно объяснит, почему у него костюм крашеный, а у его друга нет.
– Потому что он упал без костюма.
– Случайно упал без костюма? Сначала разделся, а потом упал... Зачем он раздевался? Знал, что упадет?
Борис молчал. Феликс видел, что Борису отвечать трудно. Он знал, что должен молчать, но все же бросился на выручку:
– Я разделся, чтобы перейти на другой берег.
– Зачем?
– За земляникой.
– Ясно. Дальше.
– Боря говорит правду. Я упал, а он прыгнул и помог мне вылезти.
– Что же, на другом берегу земляника слаще?
– Там не было земляники. Там ромашка, – правдиво сказал Феликс.
– А друг твой честнее тебя, Куликов, – сказал начальник лагеря. Вот уж действительно ирония судьбы: отец спускает в реку краску, а сына за это выгоняют из лагеря.
Начальник лагеря подошел к окну и взглянул вниз.
– Целая толпа стоит, – сказал он. – Ждут, чем кончится. И все знают, чем должно кончиться. Сто раз говорили: полез в речку – пощады не будет. В разное время мы уже выгнали одиннадцать человек. Если сейчас простить этих, то что сказать следующим? Вы же сами педагог, Алексей Палыч, вы должны меня понять.
