Этот вечер Аксель провёл в одиночестве. Он сидел на подоконнике, разглядывал пустой, сиреневый в сумерках патио и думал. Но не о последнем разговоре. Внутреннее чувство говорило ему, что он верно поступил, и что нечего напрасно изводить себя запоздалыми сожалениями. Сейчас ему хватало и других, на удивление «посторонних» мыслей. О том, что больше он у этого фонтана сидеть не сможет. Дженни заметит. Начнёт спрашивать — и не того, кого надо. Дай бог, чтобы Кри и завтра не рассказала ей про Пепу. Дженни тогда совсем. Что «совсем» — Аксель себе не формулировал, но представлял хорошо. Весёлые крики девочек, игравших в бадминтон на заднем дворе, не улучшали настроения. Хорошо, конечно, что они ещё могут веселиться, забыв о том, что ждёт их впереди…Но, может, это они так пытаются отвлечься? А вот у него отвлечься от всех забот не получается. Ладно, ведь и на пляже можно думать о чём хочешь, со вздохом сказал он себе. Если б ещё девчонки ежеминутно не приставали: поиграй в мяч, искупайся с нами, утопи нас (понарошку), утони сам (всерьёз). «Значит, я не рад, что Дженни здесь?» — спросил он себя без обиняков. И так же ответил, что не знает. Нет, он не стал к ней хуже относиться. Она — его лучший друг, просто очень противный в некотором смысле. Она не понимает, что ему, Акселю, нужно. И никогда не понимала, а это ведь так несложно! Нравится он ей — пусть так ему и скажет вместо того, чтоб изводить его без всякой вины. А если нет, пускай оставит его в покое! Раз он герой, значит, он достался ей на свою беду, чтобы его мучить? Придя к этому выводу, он глубоко вздохнул и, заметив, что Кри с Дженни входят во дворик, поспешно отошёл от окна.
«Жаль, что у меня нет настоящего друга в школе», — в тысячный раз за свою единственную жизнь подумал Аксель, растнувшись на постели. Макс Штрезе? Он умней других, но это приятель. (Вообще Аксель уже давно заметил: чем кто-нибудь умней, тем труднее к нему подступиться. Тем меньше ему дела до тебя, с твоей щенячьей преданностью…) А как бы хорошо иметь друга-мальчика, которому можно сказать всё! Не увязая во взаимных соплях и нервах, не чувствуя, что он ревнует тебя к кому попало…и даже к кому-то, кто для тебя действительно много значит.
С этими мыслями он уснул, но главной и очень приятной из них была всё-таки мысль о том, что ему назначено свидание. Даже предаваясь вышеописанным грустным размышлениям, Аксель ни на секунду не забывал о завтрашнем вечере. Он был счастлив и несчастен одновременно! В общем, нужно не терять голову окончательно и поменьше обдумывать всё это…Ведь через несколько дней он уедет. Навсегда! И вряд ли Пепа будет ему писать. Или…будет? А почему бы, собственно, и нет? Она уважает поэтов — пусть даже начинающих! Интересно, плавал Аксель в бессвязных мыслях не то сна, не то полудрёмы — это только Пепа такая, или все испанцы любят поэзию?
Спал он с открытым окном — и потому недолго. Где-то через час в воздухе мелькнул овальный предмет и приземлился на пол его номера, отчего сильно запахло тухлым яйцом. Сев рывком в постели, Аксель увидел скорлупки, тёмную, ползущую по линолеуму жижу…ему послышалось даже, что из патио донёсся злорадный сиплый смех. Метнувшись к окну, мальчик никого не заметил. Впрочем, и так было ясно, чья это работа.
— Любопытно, — задумчиво сказал Аксель тоном Хофа, отодвигая циновку у кровати от краёв пятна (к счастью, ни на неё, ни на кровать почти не попало). — Даже очень…
Он сбегал босиком в ванную и, за неимением тряпки, пустил в ход один из своих носков. Вытер линолеум до блеска, стараясь не вдыхать это, и щедро спрыснул пол освежителем воздуха. Потом выбросил носок в мусорное ведро, завернув его в бумажку (тоже спрыснутую), сел на постель и закрыл глаза. Сейчас он был полицейским.
Уж если Жоан, зная крутой нрав сеньоры Мирамар, всё же пошёл на такое по отношению к почти единственному жильцу — значит, либо он совсем безмозглый, либо уверен: Аксель не станет унижаться и затевать скандал. А может, Пепа для него — как и для самого Акселя — значит столько, что ему уже всё равно, что будет? Пожалуй, тут всего понемножку…Важно другое: Жоан вряд ли может быть тайным противником Реннеров, действующим по указке духов. С тухлым яйцеметанием это никак не вяжется! А ведь где-то рядом такой противник обязательно затаился…И, если он в самом пансионе, то, скорее всего, должен был приехать незадолго перед Реннерами. Как тот же Жоан — с Азорских островов. Аксель сразу насторожился, услыхав об этом от тётушки Аделиты. «Кто же тогда? — в который раз спросил себя мальчик. — С другой стороны, если он есть, то и Смерть со Смертёнком вроде как ни к чему…А с третьей стороны, — они вроде как служат не Штрою, а Франадему! Но — уже с четвёртой! — если они служат Франадему, зачем его „космический трал“ хотел проглотить Смертёнка? Плохо не иметь волшебного образования! Может, знай я о „тралах“ побольше, хоть этот вопрос отпал бы. Хорош Взглянувший В Лицо: Хофу дал читать шворковы книги, а сам ни одной в руки не взял! Нет уж, что бы я там ни обещал Отто, вернусь домой — и прочту всё от корки до корки…»
Так что бедняге Жоану даже в бредовом сне не могло присниться, к каким далеко идущим и, главное, глубоко полезным выводам привело его врага самое обычное тухлое яйцо!
Кончилось тем, что Аксель закрыл окно и вновь свернулся калачиком под одеялом. Затем вдруг опять резко сел и открыл глаза.
— Прислуга! — сказал он, со злостью сжав кулаки. — Прислугу ей подавай, сопле зелёной!
Но ещё через несколько минут, поворочавшись, уснул.
Он встретил утро в чистоте и спокойствии. Завтрак принёс ему облегчение. Со стола убирала Пепа, и Аксель понял, что его верная, чудесная Кри ничего (во всяком случае, ПОКА ничего) не рассказала Дженни — иначе пришлось бы предположить, что у той самообладание почище, чем у комиссара Хофа. Дженни глядела на тонкую, смуглую фигурку, быстро скользящую между гостями, с тем же выражением, с каким только что разглядывала оплетённый виноградной лозою столб. На какую-то долю секунды Пепа скользнула взглядом по лицу Акселя, и он готов был поклясться, что в глубине её тёмных глаз мелькнула радость. Мальчик тут же опустил глаза в тарелку, а когда поднял — Пепа уже исчезла.
На пляже Кри всячески пыталась угодить ему. Она даже осмелилась подойти к бродячему торговцу ананасами, арбузами и кокосами, который иногда забредал сюда с соседнего пляжа, и которого она побаивалась. Этот толстый, наглый тип в пятнистой от пота майке, обтягивавшей дай бог если половину его волосатого брюха, пританцовывал, играл здоровенным, как ятаган, ножом, цокал языком, закатывал глазки, обнимался с пляжными дамами и орал: «Люпи-люпи!» Итак, Кри робко купила у него половинку изумительного ананаса по изумительной цене и притащила её — персонально Акселю. (Он, конечно, скормил лучшие кусочки ей же; предложил и Дженни, но та величаво отказалась и углубилась в журнал).
— Акси, — застенчиво сказала Кри, поджав ноги и усевшись к брату на полотенце, — ты на меня не сердишься?
— Нет, — заверил Аксель и улыбнулся ей.
— Давай больше никогда не ссориться, — промурлыкала Кри, вкладывая ему в рот сочный ананасный брикетик.
— А я с тобой и не ссорился, — из любви к истине уточнил Аксель, давясь сладким соком. — Мы с тобой, если ты заметила, вообще никогда не ссорились по-настоящему.
— И не надо! — с жаром подхватила Кри. — Всегда же можно договориться, правда? Особенно брату и сестре…
— Правда, — кивнул Аксель. И, уже не улыбаясь, принялся ждать. Его ожидание продлилось ровно десять секунд.
— Я хотела рассказать про Дженни… — прошептала она, опустив глаза. — Ты вчера так спешил, и она не успела передать тебе свой разговор с Отто…
— Мм…спасибо, хватит…а с каких это пор Дженни не может поведать всё сама, особенно если она сидит в двух метрах от нас и притворяется, что читает журнал? Согласись, Кри, это очень на неё не похоже!
— Акси, ты…
— Ллюпи-люпи-и!!! — заорал у них над головами фруктовый нахал, подняв над головой кокос, словно чашу с вином, и заставив всех на пляже подскочить. Кри вздрогнула, но быстро оправилась.
— Акси, она стесняется…Дженни вовсе не такая, как ты о ней иногда думаешь. И себя ты…только не обижайся, ладно?…себя ты тоже иногда не видишь со стороны.
— Хорошо, — терпеливо сказал мальчик. — Это она тебя просила всё мне рассказать, или ты сама?
— Я сама…Она очень гордая, Дженни. И неизвестно, когда бы ты всё это услышал. А это стоит знать…
— Ага, выкладывай! — поторопил Аксель, симулируя великий интерес. На самом деле ему уже было, в общем, всё равно, как именно их всех заманили на этот остров. К тому же, если бы это впрямь что-то меняло, Дженни отбросила бы все сантименты. Но чего не сделаешь ради мира?
— У Дженни есть приятельница Эльке, — таинственно зашептала Кри, озираясь. — И вот эта Эльке — дура и кривляка, между нами — принесла ей журнал «Ниво Нуар-007» с большой, красочной статьёй про Сан Антонио, где отдыхали в этом сезоне нидерландская и английская королевы. И про пансион «Мирамар» — самый дешёвый из престижных, где ещё можно как-то найти места…И…
